Праведники

В конечном итоге они добились того, что им было нужно. Тиша заполнила специальную анкету, в которой указала свое имя и адрес, и отдала в залог удостоверение личности. Заместитель смотрителя удалилась на несколько минут, а когда вернулась, в руках у нее был искомый манускрипт.

— Пожалуйста, — ровным голосом произнесла она, водружая книгу на высокий пюпитр и фиксируя ее там особыми прищепками.

Тиша хищно приблизилась к древней книге, на ходу вынимая из кармана блокнот и ручку, но в последний момент едва не наткнулась на решительно выставленную ладонь.

— Прошу прощения, никаких чернил. Только карандаши.

— Ой, извините. Конечно, конечно… Уилл, дай сюда карандаш. Спасибо вам огромное, мы ее скоро вернем.

— А я не собираюсь никуда идти. Я буду стоять рядом с книгой до тех пор, пока вы не закончите, с ней работать. Потом я ее унесу. Таковы правила.

Тиша торопливо кивнула, уже почти забыв о существовании заместителя смотрителя. Взгляд ее был прикован к книге — настоящему реликту ушедшей эпохи. Это было произведение искусства, вручную созданное книжником из Кракова. На хрупких страницах ее лежала печать столетий. Руки у Тиши дрожали, она все никак не могла заставить себя прикоснуться к святыне.

Уилл, перегнувшись через ее плечо и то и дело бросая настороженные взгляды в сторону заместителя смотрителя, шепнул Тише на ухо:

— Послушай, ты уверена, что тот, кто прислал сообщение, действительно имел в виду, что нам нужно будет поцеловать какую-то страницу? Может, это какой-то религиозный ритуал?

— Евреи действительно иногда целуют свои книги. Например, когда случайно уронят их на пол. Но именно книги, а не отдельные страницы. И не три раза, а один, — не отрывая глаз от раскрытого манускрипта, отозвалась Тиша. Наконец, она решилась и осторожно перевернула страницу.

Уилл тем временем вынул свой блокнот и записал в нем: «3 раза», «трижды», «3 х». Может быть, букву I следует понимать как цифру 1? И что тогда получается? «3x1 = 3». Бессмыслица…

Он вновь окинул внимательным взором то, что написал, и… вздрогнул. Ему вдруг вспомнился мистер Макгрегор, седобородый преподаватель латинского языка в гимназии, который любил придумывать для своих подопечных целые викторины, прививая им умение с ходу читать латинские цифры.

Уилл торопливо вывел на чистом листке «ххх», заменившее слова «три раза». Затем «i», заменившее «я». Затем «х», заменившее, «целую» [24] . Ну конечно! Уилл снова призвал на помощь воспоминания. Когда Бет впервые поставила в конце эсэмэски, адресованной ему, значок «х», он, помнится, целый час прыгал от радости как сумасшедший и покрывал экранчик мобильного исступленными поцелуями…

24

В письменном английском слова «целую», «поцелуй» часто заменяются значком «х».

Затем Уилл записал получившуюся комбинацию: «xxxix».

— Ну-ка открой тридцать девятую страницу, — шепнул он Тише.

Та стала осторожно перелистывать книгу, робко прикасаясь к ней кончиками пальцев. Уилл едва удержался, чтобы не выхватить у нее из рук манускрипт и не раскрыть его сразу на нужной странице. Его остановило лишь присутствие заместителя смотрителя зала.

— И что же мы видим? — негромко и задумчиво произнесла Тиша.

Их взглядам открылся странный рисунок, удивительно похожий на какую-то сложную химическую формулу — десять кружочков, соединенных между собой линиями, образовывали замысловатую геометрическую фигуру.

Внутрь каждого кружка было вписано слово. Шрифт был настолько мелкий, что Уилл, лишь прищурившись, понял, что это иврит.

— Тиша, я весь превратился в слух…

Та неотрывно вглядывалась в рисунок, нежно водя по кружкам подушечкой указательного пальца.

— Подожди, дай мне разобраться…

— Разбирайся быстрее, прошу тебя. Я сейчас лопну!

Она наконец обернулась к нему.

— Ну это… главный рисунок всей каббалы.

— Каббалы? Это про которую пела Мадонна?

Тиша презрительно фыркнула.

— Мадонна — это Мадонна. Ее песни имеют такое же отношение к каббале, как утренник в детском саду к «Метрополитен-опера». Каббала — тайное мистическое учение в иудаизме о мироздании и проявлениях Всевышнего. Древняя форма знания, закрытая от многих людей, включая самих евреев. К изучению каббалы допускаются только мужчины в возрасте не моложе сорока лет.

— А что означает вот эта картинка?

— Это основа основ. Древо Жизни.

— Господи…

— Ты прав. Иудеи полагают, что Древо Жизни изображает самого Всевышнего. Рисунок поделен на десять частей, каждая из которых являет собой «сфироту», атрибут Божественной Души. — Она ткнула пальцем в самый нижний кружок: — Смотри, все начинается с «мальхута». Это означает «царство», и его следует понимать как власть земную. Теперь поднимемся на второй уровень: «йесод» — «основание», «ход» — «слава» и «незах» — «вечность». Дальше идут сефиры «тиферет» — «красота», «гевурах» — «суждение» и «гесед» — «милосердие». А на самом верху кроны Древа мы видим «бина» — «понимание», «хохма» — «мудрость» и «кетер» — «венец», под которым подразумевается нечто вроде божественной сущности.

— Другими словами, мы узрели сейчас лик Божий?

— Именно.

Уиллом овладело странное чувство благоговения. Неужели этим кружочкам, выведенным от руки много столетий назад, действительно придавался столь сакральный смысл?..

— Кстати… — Тиша вдруг усмехнулась. — Многие знатоки каббалы полагают, что Господь создал наш мир исключительно с целью узреть самого себя.

— Не понял…

— Все началось с того, что на свете был один только Бог. И не было ничего, кроме Бога. И Бог не мог себя увидеть. Он не мог посмотреть на себя со стороны, потому что никаких сторон не было. Он не мог нигде увидеть своего отражения, потому что у него не было зеркала. Он был един, вечен и бесконечен. В какой-то момент желание узреть самого себя настолько овладело им, что он решил пойти на жертву и сделаться меньше, чем остальной мир, чтобы освободить место под что-то другое. А до этого момента, как говорят знатоки, «у лица не было лица».

Уилл завороженно молчал и все смотрел на Древо Жизни. Как глубоко им с Тишей придется копнуть, прежде чем они увидят путь к спасению Бет… Охваченный внезапным раздражением, он достал из кармана мобильный, быстро набрал ответ их таинственному отправителю: «Мы в библиотеке. Смотрим на рисунок. Что дальше?» Он машинально глянул на встроенные в мобильный часы. Полчетвертого. В Бангкоке ночь. Если Бишоп что-то раскопал, значит, он уже должен был написать. Уилл включил карманный компьютер и открыл свою почту. От Энди ничего.

— Слушай, — шепнул он Тише, — я отлучусь на улицу позвонить. Вернусь минут через пять — десять.

— Купи мне чего-нибудь попить.

Выбравшись из библиотеки, Уилл тут же набрал номер Энди.

— О, Уилл, легок на помине! Только что про тебя вспомнил. Извини, дружище, ты ведь просил сразу отправить тебе то, что придет от Бишопа, а я замотался…

— Он прислал что-то новое? Энди, черт, я же тебя как человека просил!

— Ну что мне теперь, прыгать с двадцатого этажа? Я же извинился! Сейчас, сейчас… Куда я, черт, задевал эту заметку…

Уилл нетерпеливо расхаживал взад-вперед вдоль крыльца.

— О, нашел. Слушай, только я буду опускать эти их местные имена и названия, а то мы тут до ночи с тобой проговорим! Итак…

«Джон Бишоп, Бангкок.

Самак Сангсук был оплакан и похоронен накануне теми немногими, кто знал его лично, и тысячами тех, кто никогда не видел в глаза… Напомним, что погибший расстался с жизнью при весьма запутанных обстоятельствах и эхо его убийства докатилось даже до Нью-Йорка… Он принадлежал к местной финансовой элите… Заработал гигантское состояние на торговле недвижимостью и туристическом бизнесе…»