Правек и другие времена

— И у меня в феврале.

Пани Шенберт начала раскладывать на прилавке куски серого мыла.

— Вы не задумывались, зачем мы, глупые, рожаем, когда тут война кругом?

— Бог, наверное…

— Бог, Бог… Он — хороший бухгалтер и следит за колонками «дебит» и «кредит». Необходим баланс. Сколько уйдет, столько и прибудет… А вы, наверно, к сыну такая ладная.

Геновефа подняла корзинку.

— Мне дочка нужна, муж-то на войне, а мальчику без отца расти плохо.

Шенберт вышла из-за прилавка и проводила Геновефу до дверей.

— Да нам вообще дочки нужны. Если бы все вдруг начали рожать дочек, в мире стало бы спокойно.

Они обе рассмеялись.

Время ангела Миси

Ангел видел рождение Миси совершенно иначе, чем акушерка Куцмерка. Ангелы вообще видят все иначе. Ангелы воспринимают окружающее не через физические формы, в которых мир постоянно себя воспроизводит и которые сам же уничтожает, но через их смысл, их душу.

Ангел, приставленный Богом к Мисе, видел разбитое страданием скорченное тело, колышущееся в бытии, словно лоскуток, — это было тело Геновефы, рожающей Мисю. А саму Мисю ангел видел как свежее пространство, пустое и светлое, в котором через мгновение появится ошарашенная, едва проснувшаяся душа. Когда ребенок открыл глаза, ангел-хранитель поблагодарил Всевышнего. Потом взгляд ангела и взгляд человека впервые встретились, и ангел затрепетал, как только может трепетать ангел, не имеющий тела.

Ангел принял Мисю в этот мир за спиной акушерки: он очищал ей пространство для жизни, показывал ее другим ангелам и Всевышнему, а его бестелесные губы шептали: «Смотрите, смотрите, вот она, моя душа-душенька». Его переполняла необыкновенная, ангельская нежность, любовное сопереживание — то единственное переживание, которое питают ангелы. Ведь Творец не дал им инстинктов, эмоций и потребностей. Если бы они все это получили, то не были бы существами духовными. Единственный инстинкт, который имеют ангелы, это инстинкт сопереживания. Единственное переживание ангелов — бесконечное, тяжелое, точно небосвод, сопереживание.

Ангел видел теперь Куцмерку, которая обмывала ребенка теплой водой и вытирала мягкой фланелью. Потом он посмотрел в покрасневшие от напряжения глаза Геновефы.

Он наблюдал за событиями, словно за текущей водой. Они не интересовали его сами по себе, не вызывали любопытства, потому что он знал, откуда и куда они текут, знал их начало и конец. Он видел течение событий: похожих и непохожих, близких во времени и отдаленных, вытекающих одно из другого и совершенно независимых. Но и это не имело для него значения.

События для ангелов являются чем-то вроде сна или фильма без начала и конца. Ангелы не способны принимать в них участие и не могут извлекать из них пользу. Человек учится у мира, учится у событий, учится знанию о мире и о себе, отражается в событиях, определяет свои границы и возможности, дает себе названия. Ангел не должен ничего черпать извне, он познает все через самого себя, все знание о мире и о себе он сам в себе заключает — таким создал его Бог.

У ангела нет такого разума, как у человека, он не делает выводов и предположений. Он не мыслит логически. Некоторым людям ангел показался бы глупым. Но ангел изначально носит в себе плод с древа познания, чистое знание, которое можно обогатить только простой интуицией. Его разум — без предубеждений, берущихся от неправильного восприятия; это сознание, освобожденное от мышления, а вместе с ним — от промахов и следующего за ними страха. Но, как и все, созданное Богом, ангелы изменчивы. Этим объясняется, почему так часто ангела Миси не было, когда она в нем нуждалась.

Ангел Миси, когда его не было, отводил взгляд от земного мира и смотрел на других ангелов и другие миры, высшие и низшие, назначенные каждой вещи на свете, каждому зверю и растению. Он видел огромную иерархию всего сущего, необыкновенную конструкцию, с заключенными в ней Восемью Мирами, он видел Творца, погруженного в процесс творения. Но ошибся бы тот, кто решил бы, что ангел Миси мог разглядывать лики Господа. Ангел видел больше чем человек, но не все.

Уносясь мыслями к другим мирам, ангел с трудом концентрировал внимание на мире Миси, который был похож на мир других людей и животных, он был темен и полон страдания, словно мутный, заросший ряской пруд.

Время Колоски

Той босой девушкой, которая получила от Геновефы копейку, была Колоска.

Колоска объявилась в Правеке в июле или августе. Люди дали ей это имя, потому что она собирала с полей оставшиеся после жатвы колосья и жарила их себе на огне. Потом, осенью, она воровала картошку, а когда в ноябре поля пустели, отсиживалась в трактире на постоялом дворе. Часом кто-нибудь угостит ее водкой, часом перепадет ей краюшка хлеба с салом. Но люди не больно охочи давать что-то за так, задарма, особенно на постоялом дворе, вот Колоска и начала шалавиться. Слегка пьяная, разогретая водкой, она выходила с мужчинами во двор и отдавалась им за кусок колбасы. А поскольку была она единственной на всю округу столь доступной молодой женщиной, мужчины крутились вокруг нее, как псы.

Колоска была большая и дородная. У нее были светлые волосы и светлая кожа, которую не брало солнце. Она всегда бесстыдно смотрела прямо в лицо, даже Ксендзу. Глаза у нее были зеленые, и один из них слегка косил. Мужчинам, которые брали Колоску по кустам, всегда потом бывало не по себе. Они застегивали портки и возвращались в духоту кабака с краской на лице. Колоска никогда не желала лечь по-божески. Она говорила:

— Почему я должна лежать под тобой? Я тебе ровня.

Она предпочитала опереться о дерево или деревянную стену шинка и закидывала себе юбку на плечи. Ее зад светился в темноте, словно луна.

Вот как Колоска познавала мир.

Есть два вида науки. Снаружи и изнутри. Первый из них считается лучшим, а может, и единственным. Поэтому люди учатся через дальние путешествия, разглядывание, чтение, университеты, лекции — учатся с помощью того, что происходит вне их самих. Человек — существо глупое, которому необходимо учиться. Вот он и приклеивает к себе знание, собирает его, словно пчела, имея все больше и больше, потом перерабатывает его и использует. Но то, что внутри, то самое, что было «глупым» и требовало учебы, оно не меняется.

Колоска училась через усваивание внешнего вовнутрь.

Знание, которым человек обрастает, ничего не меняет в нем или меняет лишь с виду, снаружи: одна одежка вместо другой. Ну а тот, кто учится через вбирание в себя, проходит постоянные трансформации, поскольку воплощает в своем существе то, чему учится.

Таким образом, Колоска, принимая в себя грязных вонючих крестьян из Правека и окрестностей, сама становилась ими. Она бывала пьяна точно так же, как они, так же, как они, напугана войной, так же, как они, возбуждена. Мало того, принимая их в себя в кустах за трактиром, Колоска брала в себя их жен и детей, их душные и провонявшие деревянные лачуги вокруг Жучиной Горки. В некотором смысле она брала в себя целую деревню, каждую деревенскую боль и каждую надежду.

Вот какие были у Колоски университеты. Ее дипломом стал растущий живот.

О судьбе Колоски узнала Помещица Попельская и велела привести ее во дворец. Посмотрела на этот большой живот.

— Тебе вот-вот рожать. Как ты собираешься потом со всем этим справляться? Я научу тебя шить и готовить. Ты даже получишь возможность работать в прачечной. Кто знает, если все хорошо сложится — сможешь оставить себе ребенка.

Но когда Помещица увидела чужой, бесстыдный взгляд девушки, смело блуждающий по картинам, мебели и обивкам, она заколебалась. Когда же этот взгляд соскользнул на невинные лица ее сыновей и дочки, она изменила тон.