Правила Дома сидра (Правила виноделов)
Шрифт:
— Мне надо в Сент-Облако, — сказал он водителю. — Я заблудился, не знаю, куда идти.
В 193… году каждый лесозаготовитель знал, где находится Сент-Облако. Но мальчик шел в противоположную сторону.
— Ты идешь не туда, малыш, — сказал он Гомеру. — Поверни и поймай машину, которая едет в обратном направлении. А ты правда из Сент-Облака? — спросил водитель. Он, как и многие, полагал, что дети обычно бегут из приюта, а не возвращаются в него.
— Я просто там живу, — попытался объяснить Гомер, но водитель махнул ему рукой и уехал.
По мнению д-ра Кедра, этот бессердечный водитель, оставивший ребенка одного на дороге в такой снегопад, наверняка работал на компанию «Рамзес». Следующий грузовик был также с лесоповала, шел порожняком за новой партией бревен, и Сент-Облако был ему по пути.
— Ты сирота? — спросил водитель, узнав, куда держит путь Гомер.
—
В 193… году по заснеженным дорогам штата Мэн ездили медленно. Сильно смеркалось, когда Гомер добрался наконец до родного дома. Было так же темно, как и тогда на рассвете, когда он впервые увидел мам, оставивших в приюте детей. Какое-то время Гомер стоял у дверей больницы, наблюдая, как падает снег. Затем повернулся, подошел к отделению мальчиков, постоял там. И опять вернулся к дверям больницы, где было больше света.
Он все еще думал, что сказать д-ру Кедру, когда у входа в больницу остановился почтовый фургон со станции — тот самый вагон на полозьях, привозящий и отвозящий невеселых пациенток Сент-Облака. На сей раз из него вышла всего одна женщина. У нее был такой огромный живот, что возница хотел было проводить ее, боясь, что она поскользнется, но, вспомнив, зачем она здесь, подумал, наверное, что богопротивное это дело — помогать таким женщинам. Развернул свой вагон и покатил обратно на станцию. Женщина осторожно брела по колено в снегу, приближаясь к Гомеру. Вид у нее был такой потерянный, что он сам позвонил в дверь. И подумал: ей, наверное, тоже нужно собраться с духом, приготовиться к разговору с д-ром Кедром.
Если бы кто увидел их сейчас, принял бы за мать и сына. Во взгляде, которым они обменялись, было именно это родственное взаимопонимание, как будто они читали мысли друг друга. Гомера беспокоил предстоящий разговор с д-ром Кедром, но он понимал, что женщине труднее — она ведь не знакома с доктором и ничего не знает о Сент-Облаке.
Внутри вспыхнул яркий свет, и Гомер различил величественный силуэт сестры Анджелы, спешащей к дверям. Непонятно, что толкнуло его взять за руку беременную женщину. Может, он заметил у нее на щеке замерзшую слезу, а может, самому захотелось опереться на чью-то руку. Но, увидев, как сестра Анджела вглядывается в снежную мглу, отпирая замерзший замок, Гомер успокоился и сказал женщине, беременной никому не нужным ребенком:
— Не волнуйтесь. Здесь все очень хорошие люди.
Женщина в ответ с такой силой сжала Гомеру руку, что ему стало больно. И с его губ чуть не сорвалось самое, казалось бы, не подходящее сейчас слово «мама!». Но в этот миг сестра Анджела совладала наконец с замком и заключила Гомера в объятия.
— О-о! — воскликнула она. — Гомер! Мой, наш Гомер! Я так и знала, что ты вернешься! И поскольку рука беременной женщины все еще крепко сжимала руку Гомера — у обоих не хватало духу их разнять, — сестра Анджела повернулась к ней и тоже обняла. В эту минуту ей почудилось, что эта женщина — такая же сирота, как Гомер, и так же, как он, вернулась к себе домой.
Д-ру Кедру Гомер сказал, что в Уотервилле от него не было никакой пользы. Но тут позвонили Дрейперы, сообщили, что Гомер убежал, и объяснили причину. Так что Гомеру пришлось-таки рассказать историю с содомией. Пьянство профессора немало удивило д-ра Кедра (пьяниц, как правило, он распознавал безошибочно); а услыхав о молитве, только развел руками. В результате записка, посланная д-ром Кедром Дрейперам, отличалась несвойственной ему лаконичностью.
«Покайтесь», — гласила она. На этом можно было поставить точку, но Кедр не удержался и приписал: «Вы грешны, вы должны быть сами себе омерзительны».
Уилбур Кедр понимал, что найти четвертую семью для Гомера будет не так-то просто. Поиски заняли три года — к этому времени Гомеру было уже двенадцать лет — почти тринадцать. Кедр знал, в чем беда — нужны годы, чтобы Гомер, где бы то ни было почувствовал себя покойно и защищенно, как в Сент-Облаке.
«Здесь, в Сент-Облаке, — писал Кедр в своих хрониках, — у нас есть только одна проблема. То, что на свете были и будут сироты, нас не заботит; ситуация в принципе неразрешима, наше дело — как можно лучше заботиться о них. Не проблема и вечная нехватка денег, приюты финансируются в последнюю очередь, и с этим ничего не поделаешь. Нас не касается и то, что женщина, забеременев, иногда не хочет ребенка. Наверное, придет когда-то просвещенное время, и закон даст ей право избавляться от нежеланного ребенка. Но
и тогда останутся женщины необразованные, запутавшиеся, испуганные. Так что и в самые просвещенные времена никому не нужные дети все равно будут рождаться на свет.И конечно, всегда будут дети-сироты, чье рождение ожидалось, как манна небесная, но которых обездолил несчастный случай или злонамеренное насилие. Но это тоже не наша проблема. Здесь, в Сент-Облаке, мы не можем впустую тратить духовные и физические силы, коих и так немного, на борьбу с темными сторонами жизни. Здесь, в Сент-Облаке, есть только одна проблема. Имя ей — Гомер Бур. С этим мальчиком мы добились особых успехов. Сиротский приют стал для него отчим домом. Это-то и есть проблема. Государственное учреждение не может и не должно вызывать в детях любовь, какая уместна только в семье. А тем более приют для сирот. Ведь это всего лишь пересадочный пункт на пути к лучшей жизни. И нельзя превращать его в монстра — начальную и конечную станцию, представляющуюся сироте единственным надежным на земле пристанищем.
Ничто не может оправдать жестокость, но здесь, в сиротском приюте, нам, возможно, вопреки себе, надо сдерживать свою любовь; если это не удастся, мы создадим приют, который ни один сирота не захочет покинуть по доброй воле. И мы породим новый человеческий подвиг — вечного сироту, ибо его отчим домом будет сиротский приют. Да простит меня Господь (или кто там вместо него), я своими руками вырастил вечного сироту: имя его — Гомер Бур, и похоже, что он останется в Сент-Облаке навсегда».
К двенадцати годам Гомер знал Сент-Облако как свои пять пальцев. Досконально изучил газовые плиты и дровяные сараи, плавкие предохранители, бельевые шкафы, прачечную, кухню; все укромные уголки, где ночевали кошки; знал всех поименно, кто в какую смену работает; когда привозят почту; кто получает письма; где поступившим матерям бреют лобки; сколько времени они остаются в приюте, когда уезжают и в какой нуждаются помощи. Он знал расписание всех звонков, вообще-то он сам их и давал; знал всех преподавателей, опознавал их по походке с расстояния двухсот ярдов, когда они шли со станции. Знал в приюте всех девочек, но те немногие, что были старше, почему-то его пугали; он редко заглядывал к ним в отделение и то только по поручению д-ра Кедра, разнося его послания и прописанные им лекарства. Заведующая отделением девочек не имела медицинского образования, и д-р Кедр лечил девочек сам — либо приходил в отделение, либо они шли к нему. Заведующей была ирландка из Бостона, работавшая какое-то время в Новоанглийском приюте для малолетних бродяжек. Звали ее миссис Гроган, хотя она никогда не поминала мистера Грогана, да и увидев ее, вряд ли кто заподозрил бы, что у нее был когда-нибудь спутник жизни; наверное, слово «миссис» нравилось ей больше, чем «мисс». Миссис Гроган принадлежала к обществу «Маленькие служители Господни». Д-ра Кедра это вначале насторожило, но миссис Гроган не делала попыток превратить Сент-Облако в филиал общества, и факт этот сам собой забылся. Скорее всего, ей было не до общества; она не только заведовала отделением девочек, на ней лежал весь учебный процесс, каким бы хилым он в Сент-Облаке ни был.
Для сирот, которые кончали в приюте шестой класс, образование на этом завершалось. Но таких было немного. Школа-шестилетка находилась в Порогах-на-третьей миле — всего одна остановка на поезде. Но в 193… году поезда часто опаздывали, да и машинист, работавший по четвергам, обычно в Сент-Облаке не останавливался. Видно, принимал его за вымерший город — столько в нем было заколоченных домов, а может, не одобрял женщин, сходивших на этой станции.
В школе была всего одна комната, и ученики презрительно относились к сиротам, которые изредка появлялись на уроках. Особенно заносились дети из семей, где их самих унижали (одно с другим, как известно, связано). Так что Гомер шесть лет обучался скорее бойцовским качествам, чем наукам. Он часто пропускал уроки — три четверга из каждых четырех, еще раз в неделю из-за опоздания поезда, да зимой несколько дней по болезни. А в сильные снегопады поезда вообще переставали ходить.
Уроки были и в самом приюте, из Порогов приезжали сюда две учительницы и учитель, которые тоже страдали от капризов тогдашних железных дорог. Одна учила сирот математике, вообще-то она была счетовод на текстильной фабрике — «настоящий живой бухгалтер», говорила о ней сестра Эдна; только почему-то этот «живой бухгалтер» категорически отказывался учить детей алгебре и геометрии, явно предпочитая умножению и делению сложение и вычитание (Гомер был уже великовозрастным юнцом, когда д-р Кедр обнаружил, что он не знает таблицы умножения).