Правила Дома сидра (Правила виноделов)

— Да, — кивнула Кенди. — Но обещание еще ничего не значит. Разве с тобой так не было — дал обещание и нарушил?

При этих словах Кенди Гомер невольно поежился, как если бы Кенди вдруг назвала его «Солнышком».

За рождественским столом Реймонд Кендел, стараясь поддержать разговор, сказал:

— А я бы пошел служить на подводную лодку.

— Ну и попали бы на обед омарам, — возразил Уолли.

— Ничего страшного, — отпарировал Рей. — Омары ведь частенько попадают мне на обед.

— В самолете больше шансов уцелеть, — не сдавался Уолли.

— Больше шансов, — жестко проговорила Кенди. — Скажи, почему тебя так тянет туда, где твоя жизнь зависит от случая?

— Хороший вопрос, — сказала Олив. Явно нервничая, она с такой силой бросила на дубовый поднос серебряную вилку, что рождественский гусь, как всем показалось, попытался вспорхнуть.

— Случай — это не так и мало, — проговорил Гомер и не узнал своего голоса. — Случай управляет всем. В воздухе, под водой, здесь за столом, с первой минуты рождения все и везде решает случай. («Или нерождения», — мысленно добавил он и понял, что говорит голосом д-ра Кедра.)

— Довольно мрачная философия, — сказала Олив.

— Я думал, что ты изучаешь анатомию. А ты, оказывается, философ, — сказал Уолли Гомеру.

Гомер взглянул на Кенди — та с вызовом отвернулась.

На январь Уолли отправили в Форт-Мид, что в штате Мэриленд. Он часто писал Олив, Гомеру, Кенди и даже Рею. Но письма были какие-то пустые. Его наверняка учили по какой-то программе, но он или не знал ее, или не мог о ней писать. Просто предавал бумаге скучные подробности курсантского быта. Так, описал карман, который сам сшил и привесил в ногах койки, чтобы гуталин не прикасался к зубной пасте. Поведал о конкурсе на лучшее название самолета, чем несколько дней занималось все подразделение. Писал с восторгом о поваре-сержанте, который знал кучу неприличных стишков, раз в сто больше, чем Сениор помнил в последние годы. В каждом письме Уолли присылал очередной стишок. Рею они нравились, Гомеру тоже, Кенди сердилась, а Олив, получив очередной стишок, приходила в ужас; Кенди и Гомер показывали их друг другу, но Гомер скоро понял, что это сердило ее еще больше, хотя ей Уолли посылал сравнительно безобидные вирши.

Вот, например, такие:

Красотка Делила С ума всех сводила. И один дуралей Помахал перед ней Своим членом, ей-ей.

Гомер стал обладателем такого опуса:

У Брент, молодой девицы, Меж ног была пасть как у львицы: Широка и гулка. Счастливчик, добравшись до дна, Слышал рычание льва.

А вот что пришло Рею:

Странная девчонка живет в Торонто, Стоит большого труда Залезть к ней туда, Но коль сквозь чащобу прорвешься, Обратно не скоро вернешься.

Одному Богу известно, что получала Олив. Знает ли этот сержант хоть один приемлемый для нее? — гадал Гомер, лежа вечерами в комнате Уолли после его и Кенди отъезда и прислушиваясь к биению сердца. Что все-таки с его сердцем неладно?

Вскоре Уолли перевели в Сент-Луис, казармы Джефферсона, 17-й отряд, учебная эскадрилья. Тщательно продуманная структура ВВС, пришло в голову Гомера, построена по образцу «Анатомии» Грея — все разложено по полочкам и всем дано свое имя. В этом было что-то успокаивающее, четкая организация, казалось, гарантировала безопасность. Но Кенди он убедить в этом не мог.

— Сейчас он в безопасности, а завтра? — говорила она, пожимая плечами.

«Береги Гомера, береги его сердце», — наставлял ее в письмах Уолли.

«А кто подумает о моем сердце? Да, я все еще сержусь», — отвечала ему Кенди, хотя Уолли не спрашивал о ее чувствах.

Сердилась на Уолли, но была ему верна, ждала и надеялась.

Целовала Гомера при встречах и расставаниях, но никаких других вольностей.

— Мы просто друзья, — объясняла она отцу, хотя Рей ни о чем не спрашивал.

— Вижу, — отвечал Рей.

Работа в саду этой зимой была самая простая — главным образом, обрезка крон. Все по очереди учили Гомера этому нехитрому искусству.

— Самые большие ветви отпиливают, когда температура падает ниже нуля, — объяснял Злюка Хайд.

— Дерево, если его обрезать в холод, не так кровит, — по-своему объяснял то же самое Вернон Линч, отсекая очередную ветку.

— Когда холодно, нет той опасности заразить дерево, — подытожил наставления Эрб Фаулер, который в зимние месяцы меньше забавлялся с презервативами, скорее всего, потому, что не хотелось снимать перчатки и лезть в карман.

Правда и то, что после вопроса Гомера о дырках в профилактических средствах прыть его заметно поубавилась.

— А разве в них есть дырки? — наигранно удивился он. — Значит, производственный брак! — Потом подошел к Гомеру вплотную и шепнул на ухо:

— Дырки-то не во всех.

— А отличить можно, какие с дырками, какие нет? — спросил Гомер.

— Нельзя, — пожал плечами Эрб. — Просто одни целые, а другие с дырками. Производственный брак.

— Точно, — кивнул Гомер. Но заметил, что пестрые пакетики в рекламной упаковке стали редко летать в его сторону.

Жена Злюки Хайда Флоренс была опять беременна. И всю зиму Толстуха Дот с Айрин Титком подшучивали над счастливыми супругами.

— Сделай милость, держись от меня подальше, — начинала Толстуха Дот, обращаясь к Злюке. — И смотри не пей кофе из моей кружки. Тебе ведь стоит дохнуть на женщину, и она брюхата.

— Это самое он со мной и сделал! — подхватывала шутку сама Флоренс.

— Смотри, Злюка, не вздумай наших мужиков учить своим Фокусам! — смеялась Айрин.

— Он меня всего только чмокнул в ушко, — гордо поглаживая живот, говорила Флоренс, — и вот пожалуйста.

— Одолжите, ради Бога, ушные затычки, — подхватила Лиз-Пиз. — Или лыжную шапочку!

— А мне дюжину резинок Эрба! — смеялась Айрин Титком.

«Упаси тебя Бог от этих резинок», — подумал Гомер. Так наверное, Флоренс и забеременела. Он смотрел на сияющую жену Злюки Хайда: странно видеть женщину, радующуюся беременности.

— Ты что, Гомер, — спросила Толстуха Дот, — ни разу не видел бабу на сносях?

— Точно, не видел, — сказал Гомер и отвернулся. Грейс Линч таращила на него глаза, он отвернулся и от нее.

— Будь я твоих лет, — сказал Гомеру Вернон Линч, когда они формировали кроны в саду Петушиный Гребень, — я бы пошел воевать. Как Уолли. Не сидел дома.

— Я не могу.

— Что, сирот в армию не берут?

— Дело не в этом, — ответил Гомер. — У меня порок сердца. Врожденный.

Вернон Линч сплетником не был, но с тех пор больше никто ни о чем Гомера не спрашивал. Ему не только простили, что он не в армии, но стали трогательно заботиться. Обращались с ним, как мечтал д-р Кедр.