Правила игры

Он поднялся по низеньким широким ступенькам на крыльцо и потянул за металлическое кольцо, открывая массивную створку двери.

Талигхилл вошел в зал с высоким потолком и многочисленными украшениями на стенах: шкурами и головами убитых на охоте диких зверей, оружием, гобеленами и многим другим. Здесь горели свечи, а в дальнем углу трещали в камине дрова – как будто и так вокруг не было невыносимо жарко! Широкая, покрытая богатым ковром лестница вела на второй этаж – в комнаты, которые занимал принц. Там же, наверху, иногда останавливался отец или подобные ему высокопоставленные особы, когда наведывались в усадьбу. Была там и комната покойной матери – в ней единственной всегда жила пустота и ничего не менялось с того трагичного дня, когда Пресветлая умерла; только слуги ежедневно чистили ковры и сметали пыль с мебели. А на первом этаже размещались кабинеты отца и самого Талигхилла, хозяйственные помещения, комнаты слуг и, разумеется, столовая, гостиная и музей. Сейчас Пресветлый стоял в гостиной и прикидывал, где следует искать Домаба. Статуэтка, завернутая в шершавую бумагу, оттягивала руку, и принц положил ее на ближайший столик.

В это время дверь справа раскрылась и в комнату вошел низенький лысеющий мужчина преклонного возраста, в аккуратном, но небогатом халате с вышитыми по краям вепрями. Не замечая Талигхилла, он подошел к потрескивающему камину и устало опустился в кресло перед огнем, протянув к пламени ноги в мягких туфлях. Так он сидел некоторое время, изредка вздыхая и подбрасывая щипцами выпадающие угольки обратно в огонь. Талигхилл же стоял на прежнем месте и никак не решался заговорить.

Наконец он все-таки поднял со столика сверток и направился к мужчине в кресле, нарочито шумно ступая по коврам. Ковры, разумеется, не обращали на это никакого внимания и делали то, что им и положено: смягчали шаги до полной беззвучности.

– Домаб… – Талигхилл надеялся, что в его голосе не слышно той нерешительности, что была сейчас в сердце.

Мужчина в халате с вепрями взглянул через плечо и тихо вздохнул, так как резкое движение причинило ему боль.

– Это ты, Талигхилл? Храррип говорил мне, что вы ходили на рынок. Каково там, в столице? Так же прохладно, как здесь?

Принц удивленно развел руками:

– Домаб, там так же жарко, как здесь.

– Разумеется, – кивнул управитель соглашаясь. – Разумеется, вам, молодым, жарко. А я вот, видишь, даже позволил себе маленькое самоволие и растопил камин – мерзну.

– Домаб… – Талигхиллу очень захотелось дернуть себя за ус или потеребить бахромчатый конец пояса, но он сдержался. – Сегодня утром я был резок с тобой – и совершенно не имел на то оснований. Когда умерла мать, ты заменил мне и ее, и отца, воспитывая меня и помогая мне… Демон! Я не умею говорить красиво, я просто хочу сказать, что не должен был срываться сегодня утром! – принц вздохнул: – Ну вот, я снова сорвался. Это все проклятая жара. Знаешь, ведь я даже не помню, по какому поводу, собственно, накричал на тебя.

– Садись. – Домаб указал на кресло рядом с собой. – Я напомню тебе.

– Я не думаю, что…

– Мы говорили о снах, Талигхилл. – Управитель посмотрел прямо в лицо этому тридцатилетнему мужчине, которому рано или поздно предстояло стать правителем страны. Другие трепетали под взглядом Пресветлого, но Домаб уже привык к этим излишне бесстрастным, словно неживым глазам. И он привык говорить принцу ту правду, которой тот не хотел слышать. – Речь шла о снах. Твоих вещих снах. Я спросил, не приснилось ли тебе сегодня ночью что-нибудь подобное – слишком уж мрачным было твое лицо. А ты стал утверждать, что тебе никогда ничего подобного не снится. Ты взрослый мужчина, Талигхилл. Пора посмотреть правде в глаза: Пресветлые – не просто династия правителей. Каждый из… вас обладает теми или иными Божественными способностями, дарованными свыше

– Домаб, подожди. – Принц поднял руку, словно желая оградиться от этих слов. – Я знаю про способности. Это что-то связанное с наследственностью, но – демон! – не нужно говорить о Богах.

Управитель тяжело вздохнул и покачал головой.

– Ты столь же упрям, как и раньше. Боюсь, даже мне тебя не переубедить. Жаль. Жаль, потому что лучше бы переубедил я, чем жизнь. А уж она-то рано или поздно примется за тебя.

– С жизнью я как-нибудь разберусь, – натянуто улыбнулся Талигхилл.

– Дай-то Боги, – снова покачал головой Домаб. – А что это у тебя в руке?

– Это? – переспросил принц. – Подарок. Я решил, что одних извинений будет недостаточно, и выбрал вот это.

Он стал разворачивать сверток. Домаб наблюдал, и по мере того, как статуэтка освобождалась от бумаги, на губах его все явственнее проступала легкая ироничная улыбка.

– Как ты думаешь, кто это? – поинтересовался управитель

– Мудрец, наверное. – Талигхилл повертел в руках свой подарок. – А что?

– Да нет, ничего особенного, – улыбнулся Домаб. – Просто это изваяние Бога Мудрости Оаль-Зиира. Удивительное совпадение, не правда ли?

Принц не нашел что ответить.

Так вот почему она казалась знакомой!

– Кстати, – заметил он, – чуть было не забыл. Сегодня на рынке мне удалось купить удивительную игру, которая называется махтас. Представь… – И он стал пересказывать все, что произошло с ним сегодня в городе.

– Интересно будет взглянуть, – согласился Домаб. – Ну что же, – сказал он, поднимаясь, – большое спасибо за подарок; и за слова добрые – тоже спасибо. Пойду поставлю его куда-нибудь, где он будет чувствовать себя хорошо. – Управитель улыбнулся, но улыбка тотчас покинула его лицо. – Но мне все-таки кажется, что сегодня у тебя был вещий сон. Не знаю… – Он постоял, опустив взор книзу и рассеянно двигая губами. – Не знаю почему, но мне хочется предостеречь тебя от чего-то – одни Боги ведают от чего. Наверное, обитая бок о бок с вами, Пресветлыми, поневоле получаешь частицу вашего Божественного дара. И холод этот опять же… Пойду, – вымолвил он наконец. – Но если захочешь поговорить со мной – буди даже посреди ночи, буди, когда пожелаешь.

– Хорошо, Домаб, – пообещал Талигхилл. – Обязательно.

Управитель ушел, унося с собой фигурку Оаль-Зиира, а принц отодвинулся от огня и задумчиво посмотрел на листы оберточной бумаги, разбросанные по полу. Я уже взрослый человек, а этот мужчина заставляет меня почувствовать себя несмышленым мальчишкой. Пожалуй, стоит пересмотреть свое отношение к нему.

Он думал так уже много раз, но все оставалось по-прежнему. И останется, наверное, еще на очень долгий срок.

Принц поднялся с кресла – он только сейчас почувствовал, что очень голоден. Ведь он даже еще не обедал!

Талигхилл вызвал слуг и велел накрывать на стол, а сам вышел на веранду и, облокотясь на ограждение, слушал нарастающий стрекот цикад. В парке похолодало, пускай и не сильно. Принц поплотнее запахнул халат и с досадой подумал, что все равно станет ворочаться ночью с боку на бок, изнывая от духоты. Вспомнил было о наложнице, но тут же поморщился: слишком жарко, да и сонный он сегодня какой-то – не стоит. На самом-то деле ты боишься, что она услышит твое бормотание и перескажет Домабу. Что ты станешь шептать во сне на сей раз? Вероятно, что-нибудь о черных лепестках, прилипших к твоим туфлям.

– Все готово, господин, – сообщили за его спиной. – Извольте ужинать.

– Изволю. Уже иду.

Принц с аппетитом принялся за еду и был искренне рад, что та хоть ненадолго отвлекла его от тягостных мыслей. Но рано или поздно все заканчивается, и Пресветлый направился в спальню, уже заранее предчувствуя то, что ожидало его в снах.

Фигурка Оаль-Зиира стояла на небольшом мраморном постаменте перед той лестницей, что вела на второй этаж, в покои Талигхилла. Принц не сомневался, что местоположение для статуэтки выбрано Домабом намеренно. И ведь не потребуешь, чтобы переставил, – обидится.