Правила крови (антология)
Шрифт:
Возможно, он улыбнулся.
— Убей нас! Убей!
— К сожалению, ваша связь с осами еще слишком тесна, — и снова ужасающая мягкость в голосе. Владыка Нави не издевался, а устало объяснял свои мотивы. — Кому-то придется остаться.
Следующим жестом он заставил замолчать и Майлу. И повернулся к отражению площади, внимательно наблюдая за действиями опытных палачей, заливающих старые камни кровью поверженных богов.
— Я ничего не помнила! Я совершенно ничего не помнила! Я шла по зову сердца!
Он не ждал от Майлы этих слов, не ждал оправданий. Он просто гладил
— Проклятые навы лишили меня памяти!
Майла заплакала. Майранк поймал на палец соленую каплю, поднес к губам, слизнул. Горький вкус ее слезы показался ему сладким, любимым.
— Я не хочу быть игрушкой в их руках! — Майла ткнулась лицом в грудь мужчины. На мгновение замерла. Отпрянула, посмотрела в его глаза. — Я не хочу быть послушной воле князя. Если бы я знала… я бы не стала сопротивляться тем, кто хотел убить меня!
Майранку было больно слышать эти слова. Первая осара желала смерти. Первая осара молила о смерти. Но в запечатанном зале не было никого, кто мог бы помочь Майле. Осара не может лишить себя жизни. Осар не причинит вреда осаре. И даже безжалостный Слепой Волк скорее умрет, чем оцарапает священную кожу осары.
— Навы хитры…
Он едва выдохнув эти слова. Эхом отозвался на щемящую боль в глазах Майлы. Нежно провел ладонью по ее щеке.
— Ты принесла им счастье…
— Я ненавижу себя за это.
— Ты снова дала им жизнь.
— Их жизнь не стоит твоих страданий.
— А чего стоит их жизнь? — Майранк приподнялся, выпрямил спину — единственное доступное ему действие, — нежно прижал к себе Майлу. — Я часто думаю об этом в своих снах. Тысячи лет мы воспитывали себе слуг, рабов. Тысячи лет мы привязывали их к себе, заставляя безропотно служить…
— Не говори так, — жалобно попросила осара.
— Тысячи лет… А теперь мы служим им. Тьма умеет шутить…
— Не говори так!
Он заглянул в ее глаза.
— Я люблю тебя, Майла. Очень сильно люблю. Прости меня. Прости, что не смог одолеть Тьму… Прости, что не смог уберечь тебя от этого унижения…
— Майранк!
Первый осар вновь откинулся на спинку ложа, слабо улыбнулся. Закрыл глаза.
— Майранк! — Первая осара поцеловала своего мужчину в лоб, уронила несколько слез на холодеющую грудь. — Я люблю тебя, Майранк, люблю.
В запечатанном зале становилось холодно. Ледяной Мрак, отступивший под напором искренней страсти Майлы, возвращался в свои владения. Дыхание Майранка было едва различимым. Слепой Волк вновь превратился в неясную тень на каменном полу. Последний из бесчисленных стай черных тварей, сумевший когда-то пробраться в тюрьму и, благодаря тесной связи с хозяином, оставшийся незамеченным навами. Для холодного Мрака они были единым целым: первый осар и его Волк.
Безжизненный огонь факелов отразился в помертвевших глазах Майлы:
— Майранк, Майранк… Душа моя, счастье мое, боль моя…
Первая осара поправила белую ткань на белой коже любимого, присела, потрепала по загривку спящего Волка и не спеша подошла к открывшимся дверям.
— Ваш плащ, Майла.
Тонкая ткань легла на безупречные плечи, прикрыла наготу, отгородила от холода Тьмы. Осы покинули Логово, и пришел ЭТОТ. Теперь
она вспомнила его имя.— Я тебя ненавижу, Сантьяга.
— Да, Майла. — Комиссар Темного Двора склонился в вежливом поклоне. — Прошу вас.
В сумрачном коридоре завертелся вихрь портала.
— Там! — Чуя прижался ухом к животу своей женщины! — Там! Я слышу!
— Рано, — односложно ответила Схана.
— Слышу! — упрямо отрезал Чуя. — Осаннмма дает слышать. Сын!
— Дочь, — улыбнулась Схана. — Пусть ее зовут Майсата — Озаренная Майлой.
— Дочь, — протянул охотник. — Сын.
Он еще сильнее прижался к женщине. За дверью тихо шуршали крысы. Чуя был счастлив.
Майла молчала все время, пока Сантьяга совершал приготовления к аркану. Сидела у камня, сжавшись в маленький комочек, и тоскливо смотрела на сереющее небо. Занималась заря. Еще одна ее заря.
— Будьте вы прокляты!
Комиссар сосредоточенно прислушался к шороху, издаваемому ветвями мертвого дерева. Поднял руку, словно ощупывая густеющий от потока магической энергии воздух.
— Будь проклят ты и твой хозяин!
— Когда-то давно вы выбрали себе неправильных врагов, осара, — с необычайной почтительностью произнес Сантьяга, не отвлекаясь от своего занятия. — Мне очень жаль.
— Неправильных врагов?! — Глаза Майлы вспыхнули. — Тогда почему вы не поступили с нами, как с врагами? Почему не уничтожили всех?
— Потому что осы не виноваты в том, что появились вы, — с холодной любезностью ответил комиссар. — Не виноваты в том, что не сумели побороть вашу силу.
— И во что вы их превратили? В посмешище? В жалких идиотов, ползающих по Лабиринту? — Она замолчала. Резко отвернулась и тихо продолжила: — Почему вы не хотите оставить их в покое? Почему тащите за собой? Почему тратите столько сил, чтобы продолжать их род?
— Вы не сумеете понять мой ответ, — вежливо произнес нав.
— Почему?
— Потому что они имеют право на жизнь.
Майла осеклась. Но сразу же взяла себя в руки. Вскочила.
— Вы просто издеваетесь! Вам нужны рабы, куклы, на фоне которых так хорошо подчеркивается блеск Нави! Вам нужны шуты! А осы… Они ничего не понимают! Они такие же, как тысячи лет назад…
— Осы развиваются, — невозмутимо ответил Сантьяга. — Тысячи лет назад они были способны думать только тогда, когда рядом были осары. Сейчас они научились самостоятельно принимать решения. Пусть — простые решения, но свои собственные. Они учатся владеть магией. У них появилась склонность к творчеству. У них появилась культура, праздники. Свои собственные праздники. Рано или поздно у осов исчезнет последняя нить, связывающая их с прошлым. Рано или поздно они смогут зачать ребенка не только в Ночь Осаннмма, и тогда они окончательно освободятся.
— И от вас? — зло спросила Майла.
— Темный Двор никогда не имел над своими вассалами такой власти, какой обладали вы, осара, — улыбнулся комиссар. — И мы сделаем все, чтобы уничтожить даже малейшие следы вашего правления. Мы порвем нить, и осары окончательно превратятся в фольклорных персонажей.
— Они забудут о нас… — Кажется, это напугало Майлу больше всего. — Они навсегда забудут о нас! — Она посмотрела на бесстрастного нава, скривилась: — Все правильно… теперь у них другие боги.