Правильная планета

***

– Остаюсь я! – Семеныч задумчиво рассматривал мыски своих ботинок. – На Земле меня больше ничего не держит. А здесь у меня есть все… и вообще ничего невозможного нет.

– Да вижу я, что ничего невозможного нет. Вид цветущий, комбинезончик на тебе теперь как влитой, – пробурчал себе под нос Бригадир. В отличие от Семеныча он заметно сдал. Похудел, осунулся, глаза ввалились.

– Да и вы всей бригадой оставайтесь, она не против. Уверен, что головной офис с удовольствием эксперимент продолжит.

– Подопытными крысами? Здесь? Ну нет. Лучше назад, где вода и воздух по талонам. Ненастоящее здесь все, чужое. Природа здесь по другим принципам устроена, не по нашим. Не может она так заботиться о человеке, не должна. Здесь ты ребенок, дите. Шаг в сторону – получи по заднице. Мир этот ты не то что сломать… поцарапать не можешь.

– Но на Земле мы разломали уже все.

– Именно, Семеныч, вот именно! Еще лет триста – и от земли останется безжизненный шар. И никакие высосанные досуха планеты Землю уже не спасут. Мы саранча, вид такой. Сожрали всё, до чего смогли дотянуться –перелетели на другую поляну. По-другому мы не можем. Если мы исчезнем как вид, в этом и будет наше наказание… или избавление. Принимай, как тебе больше нравится. Ответственность, понимаешь? Это и отличает взрослого от ребенка. А здесь принципы иные.

– Ты знаешь, а ведь мы тоже не очень-то и… – попытался привести последний аргумент Семеныч.

– Да не важно это. Ощущаю-то я себя из плоти и крови. А как есть на самом деле – знать не хочу.

***

Никто уже не удивлялся тому, что автоматика эвакуационного бота не работала. С трудом нашли пилота, согласного забрать остатки бригады в ручном режиме с дружелюбной, но покидаемой планеты.

Из бригады никто не остался. Не то чтобы Семеныч настаивал, но сложилась такая ситуация, когда никто не виноват, а все чувствуют себя предателями. Хмуро сидели, пристегнутые каждый в своем ложементе. Молчали.

Бот приподнялся над планетой и завис для положенной в таком случае технологической остановки. Изображение с наружных видеокамер автоматически вывелось на экраны мониторов.

– Пилот, стой! – у кого-то первым не выдержали нервы.

– Увеличьте, скорее!

– Пилот, разворачивай. Садимся, быстро!

– Бригадир, возвращаемся! – заорали уже все хором.

Наконец увеличенная картинка вывелась на экран и бригадиру. Под ботом простиралось огромное зеленое море лесного массива с густыми вкраплениями режущих глаз озер, соединенных единым каскадом.

Разрешение камеры позволяло рассмотреть, что на берегу одного из озер, у свежесрубленного, уютного причала покачивается деревянная лодочка. С лодки свисали удочки, небрежно разбросанные в творческом беспорядке. А чуть поодаль, в стороне, дымилась кирпичная труба небольшого сруба, в назначении которого никто не сомневался.

Это была БАНЯ!

Золотая свадьба.

Бам! Дыц! Бздынь…

В который раз уже грубо выдергивают из сна. Визг, крики. Дети! Впрочем, все как обычно. Сам виноват – и некого винить, кроме себя. Легкий укол раскаяния не отменил раздражения, которое мутным потоком слилось с только-что-после-пробужденным туманом. Туда добавилось еще много чего после вчерашнего. Оно-то и сформировало настроение на всё утро… да и, возможно, на целый день.

– Бабка!!! – ответа не последовало.

– Бабка, чрт блжд…!!! – и вновь молчание.

«Примиритель» привычно напомнил о себе только предупреждающим, но вполне ощутимым щекотанием между ключицами и шеей.

– Да помню я, блин. Помню.

«Бабка» – это было единственное, хоть и обидное, обращение к жене, на которое «Примиритель» никак не реагировал. А вот красноречивое «чрт блжд» проклятая железяка пропустить никак не могла.

Вообще-то, «бабкой» Бабка была, по сути, только по критериям далекого 21 века. Омолаживающая «нанохрень», закачанная еще до этого, чистый воздух и натуральное хозяйство – этих причин уже достаточно для того, чтобы Бабка нешуточно и небеспочвенно обижалась. И не зря она попала в программу по линии причинения насилия и травматизма.

За окном к привычным визгам и крикам добавился хруст. Что-то с треском повалилось и зазвенело. Это могло быть уже серьезно, и, хочешь не хочешь, надо было вставать. Ну, еще одна попытка:

– Бабкаааа!!! Черт тебя дери …..

И только легкий разряд тока в ответ.

Причиной внештатного пробуждения стало кормление скота. И загрузка высушенного помета и упаковочного картона в перколятор.

Ну как скота? Только кур и свиней. Ну как кур и свиней? «Курами и свиньями» переселенцы называли инопланетную скотину весьма условно, по привычке. Похожести там и близко не было. Если жрет все, ходит на четырех ногах и жиреет, то свинья. А если жрет все, бегает на двух ногах и несет яйца – курица.

Дети, уверенные, что дома остался один Дед, бушевали не на шутку. Катались верхом, травили свиней курами, пускали курицу к свиньям в качестве гладиатора. Чад угара и дым над куросвинарником.

Это вопрос к «Примирителю»: каким образом вышло так, что дети опасаются Бабку больше, чем Деда? Это касается только его Бабки? Или их детей, или и самого Деда? Хм. Данный вопрос волнует его уже без малого лет пятьдесят. Дед давно подозревал, что Бабкины колкие ругательства остаются для неё безнаказанными, а его, коль провинится, – так по полной программе. Несправедливо! Терзающие мысли не мешали попутно решать проблему поголовного, перемазанного скотским гуано, детского веселья.

Свиньи поели – пинками в загон. Где Бабка?

Куры поели – пинками в загон. Где Бабка?

Конец ознакомительного фрагмента.