Правильная жизнь, или Жизнь по всем правилам

Папаша поставил ребенка на землю и пошел на меня с поднятым кулаком. Я и сообразить ничего не успела, как он ударил меня. Я схватилась за глаз.

Я ничего не видела. Только слышала голоса вокруг: негодующие, сочувственные, поощрительные,- и среди этого гомона отчетливо выделялось ржание хама из автобуса, но у меня не было сил разглядеть, на самом ли деле смеется он, или мне опять чудится.

Закончилась сцена в милиции. Рослый милиционер с провинциальным выговором объяснял мне, что не мое это дело - искоренять пьянство. То есть это дело, конечно, общее. Но мне, девушке, лучше бы в него не соваться. А то вот - сунулась, руки распустила - ну и наказана.

Мне было жалко себя, но я все-таки не забывала, из-за чего вляпалась в эту историю.

– Да как вы можете!
– убеждала я милиционера.- Как вы допускаете такое! Да таких папаш в тюрьму надо сажать! Сам дрянь и алкоголик и ребенка своего таким сделает!..

– Да посодют его, посодют. Не в тюрьму, так на пятнадцать суток, как пить дать. И штраф возьмут. Но вы-то... Одежу-то ему зачем залили?.. Рукам-то зачем?.. Сказала бы ему...

– А он бы послушался,- грустно ответила я, в глубине души пугаясь того, что и меня тоже "посодют" как зачинщика.

Но меня отпустили.

Потом, дома уже, я тихонько пробралась в комнату сына, закрылась там, за неимением задвижки, на стул.

И бурно и жалко выплакала в подушку всю свою растерянность перед жизнью, такой порой грубой, такой ужасной.

Приснилась я себе в милицейской форме на перекрестке. Я знала, что мне надо регулировать движение.

Машины вокруг яростно гудели. Мне было наплевать.

Жезл валялся под ногами, а я левой рукой прижимала к себе стеклянную банку с зернистой икрой и правой рукой, вооруженной алюминиевой ложкой, лихорадочно черпала икру и отправляла ее в пасть чудовища, желтые глаза которого источали слезу.

Частьпятая. И СНОВА ИНСТИТУТ

Утром я проспала. Голова трещала. Но это бы еще ничего. Хуже было другое: под правым глазом у меня выплыл небольшой, но отчетливый синяк. Вспомнилось вдруг, что на поле, когда меня охватил страх, самопроизвольно подмигнула я именно правым глазом. Сомнений нет: подмигивание мое хаму не понравилось. И вот расплата. Я с отвращением посмотрелась в зеркало.

На кухонном столе лежала записка: "Будь вечером дома. Все уладится. Целую. Павел". Меня зазнобило при виде этой записки. Нет, ничего у нас не уладится.

А если уладится, я перестану себя уважать. Припомнилось, как на курсовой вечеринке Павел оглаживал голые ляжки Катьки Батман... Простила же я тогда.

Даже посмеивались потом вместе с ним. Противно.

Записку я порвала.

Только я собралась налить чаю, как услышала, что из своей комнаты выходит Алексей Палыч. Очень не хотелось попадаться ему на глаза с синяком, я юркнула в туалет, дождалась, пока он прошлепает в кухню, и быстро проскользнула в нашу с Павлом комнату. Тут я первым делом разыскала солнцезащитные очки, нацепила их и только после этого стала одеваться. Потом взглянула на часы, присвистнула и ринулась из дома.

Такси поймала сразу же.

Радоваться бы подобному везению. Но мне было не до радости. Я прокручивала в памяти вчерашний день и мучилась ощущением незавершенности. Во-первых, я недоделала свою работу, во-вторых, так и не написала заявления по поводу лаборантов: грозишься - выполняй; и, в-третьих, мне не нравилось, как у меня складываются эти странные отношения с хамом: он управляет событиями, а я до сих пор не понимаю, что это за события. Сегодня я бы приперла его к стенке!..

Сегодня он ответил бы мне, что ему от меня нужно!..

К институту мы подъехали за восемь минут до начала рабочего дня. Но я чуть было не опоздала, потому что сцепилась с таксистом. На счетчике было два рубля шестьдесят шесть копеек. Я дала таксисту трешку, он положил ее в карман и сдачи давать явно не собирался.

Коротко, но аргументированно я объяснила этому молодому человеку, что не собираюсь подавать ему "на бедность", потому что его бедность - это никогда не виданное мною богатство. Он с удивлением выслушал меня и вывалил мне на колени целую пригоршню мелочи:

– Бери,- сказал он,- я и не думал, что ты такая бедная.

Тоже мне, оскорбление!.. Я спокойно отсчитала тридцать четыре копейки, остальное стряхнула небрежным жестом на пол - пусть ползает, собирает - и вышла из машины, хлопнув дверцей.

Рвачи несчастные!.. Сколько их развелось!.. А виноваты сами поощряем!.. Следовательно, сами и разводим!..

Как-то неотчетливо подумалось, что в последнее время я просто шагу не могу ступить, чтобы не ввязаться в конфликт, но я отогнала от себя тревожную мысль: стечение обстоятельств не в мою пользу, не в пользу человека, у которого наступил момент взросления и прозрения. Вот и все.

Отогнать-то отогнала, но раздражение от собственной слабости и несобранности - невозможности собраться с мыслями, если быть точнее,раздражение это начинало во мне укореняться.

На рабочем месте я оказалась вовремя. Обратила внимание на то, что Лидия Мартыновна в новом платье, но не услышала с ходу рассказа, за что платье подарено ей мужем. Это меня удивило. Еще больше удивило то, что при моем появлении смолк гомон, который я слышала в коридоре. Говорили, наверное, обо мне.

Догадку подтвердила та же Лидия Мартыновна.

Бабка глупая и небезвредная, она не удержалась и бросила:

– Слава богу! Хоть сегодня не опоздала!.. А то там из-за тебя внеочередное мероприятие: опоздавших записывают.

– Да ну?..

– А ты будто не видела?.. Конечно, за такими роскошными очками крутая фирма!
– разве увидишь чего-нибудь...

Я посмотрела на открытую дверь комнаты, где явно не было еще нашего шефа, и решение возникло само собой.

– Записывают опоздавших, говорите?..

– Ну да.

Я взяла ручку, блокнот, спустилась по черной лестнице, вышла во двор к решетчатым воротам и села на шаткую скамеечку: вход в институт был передо мной как на ладони.

В течение получаса я записывала ВСЕХ опоздавших. Среди них были и сотрудники нашего отдела, и мой начальник, и Ленка. Последним записала заместителя директора института товарища Горлова.

Вот он-то меня и увидел. Он уже взялся за дверную ручку, но в институт не пошел, а подошел к решетке и грозно окрикнул:

– Что вы там делаете?

– Записываю опоздавших,- ответила я.

Горлов надулся и запыхтел.

– Вот как,- сказал он.- Ну посмотрим.
– И ушел.

Тут же выскочили профорг нашего отдела, начальница отдела кадров и заместитель директора по АХЧ, которые проводили в вестибюле института официальную проверку.