Правильное решение

– Я, - отчеканил он холодно, с нажимом. На его лице заиграли желваки.

А Тиввус продолжал смотреть ему в глаза все так же твердо, со смесью неодобрения и отеческой заботы.

– И как, удалось тебе защитить Габриэллу?
– Арманд и сам не знал, как ему удалось не вздрогнуть - имя жены хлестнуло не хуже кнута.
– Если противник слишком силен, бьют по тому, что ему дорого - это ты, как практик, получше меня знаешь. Так что береги свою дочурку, Арманд. Один раз по твоей семье уже ударили. Неужели ты всерьез думаешь, что второго не будет?

"Не будет, если я смогу этому помешать".

– После чрезвычайной сессии у них появятся заботы посерьезнее, - сказал он вслух.

– Не переоценивай мою значимость, Бертрам.

Старик снова зашелся смехом, переходящим в надсадный кашель. Веселья в нем не было ни капли, зато тревоги - хоть отбавляй.

– И это мне говорит человек, чьи руки смыкаются вокруг каждой мало-мальски значимой шеи? Чьи глаза и уши - повсюду, где можно увидеть или услышать хоть что-нибудь интересное? У которого в подчинении войска, тянущие на армию небольшой планеты, а негласно - и добрая половина полиции? Э, нет, друг мой, не прибедняйся... если бы я был твоим врагом, то сделал бы все, чтобы твоя жизнь стала невыносимой.

* * *

Когда Энакин вернулся домой, Падме уже спала. Ее дыхание было ровным и тихим; лицо, казалось, светилось мягким, едва уловимым светом - прекрасное и безмятежное, как у... ангела. Все-таки поразительно, как подходило ей это глупое, по-детски наивное прозвище, которое Энакин дал ей много лет назад.

Ангел и есть. Чистый, благородный, самоотверженный - и оттого совершенно неприспособленный к выживанию в этой галактике. Чем и пользуются все, кому не лень - от Органы до Айсарда.

Несмотря на то, что с того злополучного разговора прошло уже больше часа, Энакин все никак не мог выбросить сказанное Айсардом из головы. Он ведь во многом был прав, этот мерзавец. Пускай осознание этого приводило Энакина в ярость и вызывало почти непреодолимое желание отделить голову господина директора от тела - истина от этого не менялась. Без Палпатина раскол Республики неминуем, и жизней эта мясорубка унесет не меньше, а то и больше, чем Война Клонов.

Когда это начнется, Падме окажется совершенно беззащитна. Как перед ужасами войны, так и перед местью Айсарда - или любой другой амбициозной твари, что встанет у руля построенной Палпатином машины. Кто это будет, совершенно не важно: попавшим под каток до личности водителя обычно нет никакого дела. А Падме бросается ему наперерез с энтузиазмом самоубийцы...

Как Энакин сумеет защитить ее? Как - когда на него самого будет объявлена охота? Как - когда сейчас Ордену нужен каждый меч, и сильнейшему из рыцарей наверняка найдется применение получше, чем охрана одного сенатора?

Он не сможет находиться рядом с ней и малышом постоянно. Будет вынужден доверить их кому-то еще - кому-то, кто бросит их, не задумываясь, если поступит соответствующий приказ. Кому-то, кто может оказаться предателем и шпионом. Слабаком, в конце концов, не способным защитить тех, кого должен!

Подавив мученический стон, Энакин сгорбился на постели и обхватил голову руками. Кровь стучала в висках набатом, словно отсчитывая оставшиеся ему до "часа X" минуты. А их было мало, катастрофически мало...

"Ты же чувствуешь это. С каждой минутой становится только хуже. События и не думают замедлять ход, пока ты сидишь здесь. И каждое из них - звено цепи, что туго обвивается вокруг шеи Падме. Довольно прятать голову в песок, Энакин. Решай. Делай выбор. Ты ведь не хочешь стоять в стороне и наблюдать, как все, что ты любишь, обращается в прах?"

Энакин до боли вцепился пальцами в волосы, стиснул зубы. На миг показалось, что он почувствовал постороннее присутствие, цепкое щупальце, тянущееся к его разуму - и тут же "рубанул" по нему изо всех сил, закрывая сознание самым мощным ментальным щитом, на который только был способен. От напряжения в голову ударила кровь и зазвенело в ушах. Стоило ему неосторожно пошевелиться, как комната слегка покачнулась перед глазами: слабость навалилась чудовищная.

Но голос умолк. Прислушавшись к Силе, Энакин с облегчением убедился, что не чувствует в квартире никого, кроме Падме и малыша. Смутное ощущение чужого присутствия исчезло, не оставив после себя даже слабейшего отголоска.

Будто и не было ничего. Как знать - может, и впрямь не было. Энакин уже ничего не мог сказать наверняка.

Возможно, он сходил с ума. Возможно, Палпатин и впрямь обладал способностью влиять на его разум. А может быть, то, что он ощутил - всего-навсего случайная эманация Темной Стороны, которой Сила буквально сочилась в последнее время.

В конце концов, какая разница? Положение действительно аховое - и даже если те слова действительно принадлежали Палпатину, спорить с ним стал бы только конченный идиот.

Все еще тяжело дыша, Энакин поднялся с постели. Глянул на Падме - она все так же сладко спала, с головой укутавшись в одеяло.

Вот и хорошо. Ему нужно было многое обдумать. Желательно - в одиночестве. Навести хоть какой-то порядок в мыслях, скачущих с одного на другое и бестолково мечущихся в голове, как стайка перепуганных вомп-крыс.

"Пора выбирать".

Действительно, пора. Да вот варианты, какой ни возьми, не сулили ничего хорошего. Ему тошно было даже подумать о том, чтобы пойти на сделку с Айсардом. Предать Орден. Измарать руки в крови тех, с кем совсем недавно делил кров и пищу, а кого-то даже искренне звал другом. Но отказать ему? Встать на сторону джедаев и Делегации? Сила уже не раз показывала, чем это закончится для Падме и для галактики. Что не охватили видения, то со смаком расписал Айсард.

Конечно, верить этому человеку - все равно что играть в саббак с хаттом и надеяться на честную партию. Но... причин не верить тоже не было. Энакин не чувствовал неискренности в его словах, да и резона лгать у директора не было. Айсарду, с его-то возможностями, ничего не стоит выполнить обещание. Абсолютно выгодная сделка - получить все, не потеряв ничего...

Для него. Для Палпатина. Только вот для Энакина расклад выглядел не столь радужно.

Он хорошо понимал, к чему приведет эта "помощь". Его вновь ждет рабство - и от того, что на ошейник навесят золота и орденов, он не перестанет давить на горло и чувствительно биться током. Снова его жизнь и смерть окажутся в руках хозяина... и ладно бы только его! Энакину к неволе не привыкать - всю жизнь в ней провел, как-никак. Но попросив Сидиуса о помощи, встав под его знамена, он отдаст в руки ситха не только себя, но и семью. Падме и малыш будут расплачиваться за каждую его ошибку и попытку неповиновения, а Энакину не останется ничего иного, кроме как стиснуть зубы и подчиняться - потому что пути назад не будет.

Пережив рабство однажды, повторить опыт не захочешь никогда. И уж тем более не пожелаешь такой судьбы близким.

Значит, нужен третий путь. Такой, что не заставит его выбирать из двух хомутов более комфортный.

Энакин, до этого беспокойно меривший шагами гостиную (сам толком не помнил, как там оказался - ноги сами принесли, что называется), застыл как вкопанный. Мысль, неожиданно пришедшая ему в голову, показалась до того ясной и очевидной, что оставалось только диву даваться: и как он только раньше об этом не подумал?