Правитель империи

— Это еще что за явление? — вполголоса промолвил удивленный Картенев. Задремавшая было Аня широко раскрытыми глазами смотрела на мужа. Со стороны хайвея к понтиаку подъехал потрепанный фольксваген. Из него вышел Бенджамин. Трое его спутников остались в машине. «Часы можно проверять, восхищенно подумал Картенев, хотя он и был встревожен неожиданным визитом „копов“.
– наверное, ребята знают, в чем дело?»

— У нас не совсем спокойно, — проговорил Девис, радушно поздоровавшись. Вообще-то ничего особенного, но полиции понаехало порядочно. Почти все въезды перекрыты. Вы следуйте за нами, я знаю, где мы сможем беспрепятственно проехать. теперь так. Мы думаем, что поскольку вы дипломат, ради вашего же спокойствия вряд ли стоит сейчас выступать. Мы и сами не знали, что обстановка так обострится. Однако, если вы не против, мы хотели бы объявить, что вы — по нашему приглашению — находитесь на территории кэмпуса.

Картенев кивнул: «Конечно».

— Тогда в путь, — заключил Девис.

Фольксваген развернулся, рванул с места. Картенев поспешил за ним. На дорожке, по которой они прибыли в кэмпус, могли едва-едва разминуться две машины. Внезапно оборвалась густая роща, сквозь которую, изгибаясь, бежала дорожка. Замер, как вкопанный, фольксваген. Завизжал тормозами, едва не наехав на машину Девиса, понтиак. Аня и Виктор подошли к Бенджамину и его спутникам, которые о чем-то громко спорили.

— Согласен, — расслышал Виктор последние слова Девиса. ты, Реджи, быстро сообщи ребятам, что взрыв будем делать через пятнадцать минут. Потом — похороны.

Только подойдя к Девису и его спутника, Аня и Виктор увидели, что сразу за фольксвагеном начиналась довольно обширная площадь. Она упиралась в большое и, судя по всему, новой постройки светлое здание. Вся площадь была усеяна сидевшими прямо на асфальте довольно плотно друг к другу людьми.

— Сидячая забастовка, — показав рукой на площадь, сказал Бенджамин. Мельком переглянувшись, Аня и Виктор рассматривали бастовавших.

— У вас такого не бывает, — бесстрастно заметил один из спутников Девиса, худенький, лысеющий юноша.

— Против чего забастовка? — спросил наконец Виктор.

— Они, сволочи, нас обманывают! — зло крикнул чернобородый, сидевший у самого колеса фольксвагена. — Военным нас продают. За счет наших мозгов к властям подлизываются.

— На днях нам стало известно, — пояснил Бенджамин, — что администрация нашего колледжа уже несколько лет подряд заключает контракты с Пентагоном. Студенты и преподаватели разрабатывают вроде бы невинные усовершенствования.

— Решают как бы абстрактные технические задачки на практике. И только! — вставил лысый.

— Как бы не так! — продолжал Девис, — эти, на первый взгляд, абстрактные разрозненные задачки на самом деле являются звеньями сложнейшего комплекса. И заказчики — военные ведомства.

На ступенях широкой пологой лестницы, которая вела в здание, стояла группа в штатском и в полицейской форме. Полицейские были видны и вдоль всех сторон площади. Но вот девушка вынесла на лестницу микрофон. рядом с ним на специальной подставке высился национальный флаг. К микрофону подошли двое. Один из них был во фраке, цилиндре, белых перчатках. На груди у него красовалась светлая дощечка. Черной краской на ней было выведено: «Почтенный Ученый». Другой был в военном мундире с генеральскими погонами, в армейской фуражке с высоченной тульей. Они церемонно раскланялись друг с другом, поприветствовали сидевших на площади, затем — стоявших на ступеньках лестницы.

— Ваше превосходительство, — загнусавил Почтенный Ученый. — Как прекрасно, как великолепно я себя чувствую, исполняя ваши поручения.

— Ах, Господин Дарующий Смерть! — пробасил генерал. Как прекрасно, как великолепно я себя чувствую, передавая вам наши поручения. Как вы полагаете — может ли быть что-нибудь чище «чистой бомбы»?

— Чище «чистой бомбы», ваше превосходительство, может быть только моя совесть.

— О-хо-хо! А-ха-ха! — загрохотал генерал. — Пожалуй, лучше всех об этом может судить ваш сын.

— Действительно, — согласился Почтенный Ученый. — Что мне сотни миллионов этих паршивых европейцев! А тут как-никак родной сын.

— Мы решили наградить вас, — говорил генерал, — медалью конгресса «За спасение недвижимого».

С этими словами генерал поднял со ступенек и вручил Почтенному Ученому полутораметровый плакат. На нем была изображена бомба, которая своим оперением стояла на множестве долларовых ассигнаций. Почтенный Ученый преклонил колено и несколько раз поцеловал плакат. При этом он воскликнул: «Ваше Кровожадное Превосходительство! Я обещаю изобрести и такую бомбу, которая будет уничтожать все живое, но сохранять не только недвижимое, но и движимое».

— Браво! — загремел генерал. — В этом случае мы совершенно категорически обессмертим ваше имя и присвоим вам звание «Почтенного Рыцаря Всех Бомб и Снарядов».

— Да здравствует Пентагон — колыбель добра и цитадель совести! закричал Почтенный Ученый. И да не оскудеет его дающая рука.

— Да здравствует наша наука! — вторил ему генерал. — Она убивает все ненужное и множит все нужное.

Откуда-то сзади раздался колокольный звон. Он нарастал, нарастал и по мере того, как все громче выплескивался на площадь, на ступени лестницы надвигалась процессия. Шедшие в ней были одеты в черное. Шестеро передних несли гроб. Лица у всех были печальные, как и подобало случаю. Вот процессия вышла на площадь и направилась к ее центру. Сидевшие раздвигались, давая ей дорогу. Колокольный звон сменился звуками траурного марша, который звучал тихо, но внятно.

— Кого хоронят? — испуганно спросил Почтенный Ученый.

— Президента, — плачущим голосом произнес генерал.

— За что же его, беднягу? — продолжал Почтенный Ученый.

— За нарушение всех предвыборных обещаний! — плачущим голосом сообщил генерал, и откуда-то из-под его парика на ступеньки брызнули «слезы».

— Какое несчастье! — завопил Почтенный Ученый. — Какое несчастье, Ваше Восхитительное Превосходительство.

— Что еще? — удивленно вопросил плачущий генерал.

_ Если так, сколько же еще предстоит похорон! — вздохнул Почтенный Ученый. — Сколько придется хоронить конгрессменов, сколько сенаторов.

— Губернаторов, — залился слезами пуще прежнего генерал. — А члены Верховного Суда? — То-то будет бум в нашей погребальной индустрии.

Гроб установили в центре площади. Все сидевшие на ней встали, образовав несколько огромных кругов. Двое в черном принесли тонкие сухие поленья, бумажный мешок с углем. Вскоре вокруг гроба занялся костер. Огонь быстро слизнул американский флаг, которым был покрыт гроб. В абсолютной тишине было слышно потрескивание горевшего дерева. Исчезли Почтенный Ученый и генерал. У микрофона теперь стоял Бенджамин Девис, какая-то девушка, несколько церковников.

— Так будет с каждым, кто, в надежде обмануть историю, пытается обманывать собственный народ! — звонко проговорила девушка.

— Ибо мы все знаем и помним слова Авраама Линкольна, — продолжал Бенджамин — «Можно обманывать часть народа какое-то время, и можно обманывать весь народ какое-то время, но нельзя обманывать весь народ все время».

— Долой лжецов! Долой преступных маньяков! — раздались выкрики в толпе. — Долой убийц. Бей их прислужников!

У студентов в руках оказались незаметные до сих пор камни и палки. Вытянувшись в шеренги, демонстранты повернулись лицом к полицейским, которые окружили теперь площадь плотной цепью. раздались слова команды. Камни и палки засвистели в воздухе. В ответ на них полетели гранаты со слезоточивым газом. Разрываясь, они порождали грязно-черные клубы, которые мчались по площади. Крики и стоны неслись со всех сторон. На площадь выскочили четыре полицейских фургона. Демонстрантов пытались затолкнуть в эти машины. Студенты ложились на асфальт. Полицейские тащили их волоком, разбивали в кровь лица, награждали при этом свирепыми пинками. К микрофону подбежали сразу несколько человек в гражданском. Они сбили с ног Бенджамина и его спутницу, подхватили микрофон, понесли его к входу. тут же их окружила дюжина студентов. Драка была короткая, но жестокая. Одному штатскому проломили голову, и он, зажав рану руками, побежал вниз по лестнице и вдоль площади. Кровь заливала ему глаза, его звериный пронзительный крик вырывался из всех других шумов. Девушке сломали ударом кастета ключицу и она, потеряв сознание, повисла на руках Бенджамина. Микрофон был возвращен на свое место и Бенджамин выкрикнул в него срывающимся голосом: