Право быть

–  Я видел вас раньше. Видел, как вы поступаете… в разных обстоятельствах. Видел и запоминал. Не нарочно, не думайте! Просто, что бы вы ни делали, ваши поступки врезаются в память.

Он рассеянно кивнул, принимая мои объяснения. Значит, я опять попал в цель: Магайоном восхищались многие. Друзья, враги и просто случайные свидетели деяний его светлости не могли не попадать под властное очарование человека, осознающего свою силу и никогда не злоупотребляющего ей.

–  Что ж, вы спасли меня. Но вы же меня и убили.

–  О чем вы говорите?

–  Я предпочел бы верить, что влюблен в ту женщину, а не околдован. Хотя мне и самому было больно чувствовать давно забытый юношеский пыл, лучше бы все объяснилось стариковским капризом, а не… Посягательством на мою душу.

К сожалению, иллюзии обязательно должны были развеяться вместе с чарами приворота. Могу представить, сколько страданий причинило прозрение, но разве существовал иной путь пресечения злодейства? К тому же…

–  Женщина сама была жертвой.

–  Знаю. По счастью, это убедительно доказали, иначе ее ожидала бы скорая казнь. А вот тот, кто заслуживал наказания, успел убежать в Серые Пределы, сохранив свою тайну.

Он с таким бесстрастным сожалением говорит об этом, что… Не могу не спросить:

–  И вам ни минуты не хотелось узнать, кто и почему замыслил тот приворот? Не хотелось разыскать злодея и покарать его?

–  Меня занимали совсем другие вещи.

Герцог расстегнул пряжку, позволил плащу сползти на траву и отправил следом глухо звякнувший кошель с монетами.

–  Не знаю, поймете ли вы… У меня было двое детей. Еще до прошлой зимы. Два сына, взрослых, сильных, решительных. Между ними было очень трудно сделать выбор, и я… Не выбирал. Предоставил событиям полную свободу. Мне казалось, что мальчики решат между собой, кто из них достойнее наследовать титул. Они и решили.- Тут Магайон то ли хмыкнул, то ли кашлянул.- Младший потерял терпение раньше, за что и поплатился жизнью. Я никого не обвиняю и ни о чем не жалею, все-таки дело прошлое, но то, что случилось сейчас, доказало одну простую вещь… У меня больше нет времени ждать, полагаясь на судьбу.

В чем- то он прав, и споры неуместны. Даже в жизни драко-

нов бывают часы, когда нужно торопиться изо всех сил, пусть и в ущерб самому себе.

–  Вам всего лишь одурманили разум, но теперь все закончилось. И вы наверняка нужны своему сыну как никогда раньше.

–  О, какие верные слова! Вы правы. Я нужен Льюсу. Я, его отец, а не кукла, послушная чужим рукам.

Последние слова резанули слух зазубренным лезвием истины, и все же я повторил свой вопрос:

–  Так почему же вы хотите умереть?

Герцог перевел взгляд на теряющуюся между кустами тропинку.

–  Потому что, как вы и сказали, все закончилось. Время неумолимо истекает. Того и гляди, объявится Борг,

а при нем пооткровенничать уже не удастся.

–  Вашу плоть избавили от яда, как мне сказали.

–  Плоть… Да, меня чистили, едва ли не выворачивая наизнанку, вот только… - Глаза Магайона вновь смотрели на меня, ввалившиеся и болезненно блестящие.- Яд проник гораздо дальше. Туда, откуда его не выгнать. В мою душу.

Это невозможно. Ему всего лишь нужно отдохнуть, провести несколько дней или недель в покое, в обществе сына, где-нибудь в укромном зеленом уголке, слушая бег реки и шепот ветра в кронах. Он устал, только и всего, а усталое сознание способно порождать самые жуткие кошмары наяву.

Наверное.

Хочется верить, но не получается.

–  Вы можете говорить яснее?

Голова герцога качнулась, обозначая кивок.

–  Я все еще люблю ее.

–  Но разве это беда? Любите!

–  Я виделся с ней всего лишь один раз, уже после всех допросов и лечения. Всего один раз, всего пара минут… Она что-то робко произнесла, должно быть, просила прощения, но я даже не расслышал слов. Ее голос. У меня закружилась голова. Я слушал его и не мог в эти мгновения думать ни о чем другом. Словно кровь побежала быстрее и сердце пустилось в пляс… А когда последние звуки стихли, мне стала понятна горькая правда: ради того, чтобы слышать этот голос снова и снова, я пожертвую чем угодно.

Остаточные явления? Но как же так… Неужели в его плоти сохранилась хоть капля ворчанки?

Магайон выровнял сбившееся дыхание и хрипло спросил:

–  Вы когда-нибудь попадали под власть другого человека? Под полную и безграничную власть?

–  Признаться, не помню подобного.

–  Значит, вам не понять… И весь разговор был напрасен. Он повернулся спиной, и я увидел темные пятна влаги на

белом шелке рубашки. Разве сейчас жарко? Ничуть не бывало, мне даже хочется накинуть на плечи что-то потеплее полотняной куртки, потому что кожа чуть ли не звенит от холода. А герцог истекает потом… Он и вправду болен? Когда заговорил о женщине, стал чуть ли не задыхаться. От нахлынувших чувств? Сомневаюсь.

Что- то изменилось. Внутри. В глубине его тела. Но что? Могла ли невзрачная травка вдруг обрести силу менять по своему произволу человеческую плоть? Где найти ответ? Я ведь даже не могу сравнить Кружева, потому что не помню, какими они были прежде.

–  А другие голоса? Они имеют на вас какое-либо влияние? Герцог молча покачал головой.

Угроза, стало быть, исходит всего лишь от одного-единст-венного существа на свете? Так в чем же трудность?

–  Но если все зависит только от этой женщины… Не проще ли покончить с ней, чем отдавать Серой Госпоже вашу жизнь?

Молчание длилось так долго, что меня пробрало нечто вроде лихорадочного озноба, но Магайон все же ответил:

–  Я не стану убивать женщину, повинную лишь в том, что может властвовать надо мной.

Да. Не станете. Точно так же, как я даже не помыслил бы убивать Шеррит. Мы виноваты сами, что поддались, вы - чарам приворота, я - чарам всем известного чувства. Можно ведь было бороться? Можно. Но мы предпочли признать поражение, покориться, сдаться на чужую милость, потому что…

Нам хотелось любить.

И мы полюбили.

–  Но я не могу рисковать. У меня остался всего один сын, и он должен унаследовать все, чем я владею. Унаследовать как можно скорее, пока никто больше не попытался влезть в мою душу.

И это я могу понять. По собственному легкомыслию потерять одного наследника и чуть было не подставить под удар другого - непозволительная роскошь, даже для сиятельнейшего герцога.

Спрашивать больше не о чем. Все разъяснено.

Страх, вот что движет вами, дуве. Страх проиграть партию судьбы. Я мог бы попробовать уговорить вас подождать, мог бы обратиться за помощью к Ксаррону, он хотя бы присмотрел за вашей безопасностью, если не за ясностью разума. Но ведь ничего не изменилось бы, верно? Даже вспоминая, всего лишь вспоминая голос насильно навязанной возлюбленной, мы трясетесь, словно в лихорадке. Яд дал ростки в вашем теле. I [е могу понять, как и почему, но одно ясно совершенно: вы едва держитесь за собственное сознание. Еще немного, и очередная волна чувств столкнет вас с пирса в море безумия, а потерявший контроль над собой герцог равно опасен и для своего сына, и для всего королевства.