Право на одиночество
Шрифт:
Девочка находилась сейчас в том пограничном состоянии, когда ребёнок становится подростком. Фигура её уже немного вытянулась, появилась угловатость, но при этом в Алисе пока было больше от маленькой девочки, нежели от подростка.
– Сколько тебе лет? – с интересом спросила она, глядя на мои косички.
– Уже шесть годков как восемнадцать, – засмеялась я. Громов хмыкнул.
– Ладно, пойдёмте, девочки мои, – и мы направились к выходу.
Я уже давно не была в Царицыно. И с изумлением оглядывалась, не узнавая и половины пейзажей после реконструкции.
Максим Петрович остановился
Странно, но воспоминания о родителях не причинили мне привычной боли.
– Ты работаешь с моим папой, да? – услышала я голос Алисы. – Он о тебе рассказывал. Но я не ожидала, что ты настолько красивая.
Я посмотрела на девочку. Алиса рассматривала меня с непосредственным восхищением во взгляде.
– Разве я красивая? – улыбнулась я.
– Очень! Жаль, что я не вырасту такой же.
– Поверь мне, ты вырастешь ещё лучше. Смотри, какой у тебя папа, хоть сейчас на конкурс красоты. А ты вся в него!
Алиса зарделась.
– О чём болтаете, девочки? – спросил Громов, вручая нам стаканчики с мороженым.
– О красоте, – тут же доложила Алиса. – Наташа считает, что тебя хоть сейчас на конкурс красоты можно отправлять.
Я чуть не поперхнулась мороженым. Сдала как стеклотару! Максим Петрович бросил на меня ироничный взгляд, но, слава Богу, ничего не сказал.
В этот день я почти вспомнила, что значит – быть счастливой. Алиса заражала своим оптимизмом и непосредственностью, бьющей через край энергией. Счастливый ребёнок – это было видно сразу. И я даже немного завидовала ей…
Рядом с Алисой я чувствовала себя моложе. Словно возвращалась в прошлое, когда у меня не было никаких забот, кроме подготовки домашнего задания по нелюбимым школьным предметам. А когда она встала между мной и Максимом Петровичем и взяла наши руки в свои, я почувствовала что-то странное…
На миг мне показалось, что мы – семья. И я иду рядом со своей дочерью и мужем.
Это было так восхитительно нелепо, что я чуть не расхохоталась. Но к этому смеху можно было прибавить толику сожаления. Потому что они мне действительно очень нравились…
Весь день прошёл под весёлый щебет Алисы, и когда я вернулась домой, то всё ещё слышала её голос.
– Твоя тёзка оказалась удивительной, – прошептала я, обнимая свою кошку. – И это ужасно. Потому что теперь каждый раз, когда Максим Петрович будет брать меня за руку, я буду чувствовать себя виноватой.
А ещё, кажется, эта девочка навсегда расположилась в моём сердце, свив там надёжное гнездо.
20
За майские праздники я встречалась с Алисой и Громовым ещё дважды. И когда мы возвращались после грандиозных народных гуляний на девятое мая, Максим Петрович сказал мне:
– Знаешь, Наташа, кажется, моя дочь тебя очень полюбила.
Я посмотрела на спящую Алису. Девочка уснула, как только мы сели в машину. Ещё бы! Всё-таки гулять весь день – дело нелёгкое.
–
А я – её, – тихо ответила я, сжимая ладошку девочки, которую она так и не отняла у меня даже после того, как уснула. – У вас прекрасная дочь, Максим Петрович.Помолчав, я добавила:
– Интересно было бы посмотреть на её мать.
Выражение лица Громова меня поразило. Глаза из ласковых вдруг стали колючими, на губах появилась насмешливая улыбка.
– Когда-нибудь ты непременно её увидишь. В ноябре будет корпоративная вечеринка, посвящённая 15-летию издательства, Лена наверняка захочет туда прийти.
Я промолчала. Да, я хотела бы увидеть его жену… но не уверена, что это мне будет очень приятно.
– Наташ, – Алиса вдруг подняла голову и посмотрела на меня сонными глазами.
– Что?
– Мне в июле будет двенадцать. Придёшь на день рождения?
Я от изумления раскрыла рот.
– Конечно, Лисёнок! – в конце концов выдавила из себя я, улыбнувшись девочке. – Обязательно приду.
Успокоившись, Алиса опять закрыла глаза. А я смотрела на этого темноволосого лисёнка и думала, размышляла, анализировала…
Я ведь могу к ней привязаться. И как тогда будет больно, когда она забудет обо мне. А она забудет – дети всё забывают со временем.
Ну и пусть. Хотя бы ненадолго вновь почувствую себя той живой девочкой, которой я когда-то была.
Майские праздники пролетели, будто их и не было. А потом я заболела.
Болезнь, как это всегда бывает со мной, подкралась неожиданно. Вечером я ложилась в постель совершенно здоровой и бодрой, только пару раз чихнула. А утром…
Я еле открыла глаза. Мне было жарко и холодно одновременно. В горле будто кто-то лезвием ножа водил по нёбу, нестерпимо хотелось пить. А ещё – в туалет. Но встать я была не в силах. Как только я приподнялась, началось сильное головокружение, в глазах замелькали белые и чёрные искры. И я легла обратно, слыша, как с хрипом входит воздух в лёгкие.
Как просто и легко болеть, когда рядом родные и близкие люди! Которые могут сказать тебе: «Лежи, я сейчас тебе чай сделаю и лекарства принесу». Которые могут поправить сбившееся одеяло, помочь дойти до туалета, да и просто пожалеть.
Но я потеряла этих людей. У меня не было надежды ни на кого, кроме себя. Я понимала, что нужно предупредить Максима Петровича, что я не приду на работу, но… я не могла толком встать, не говоря уже о том, чтобы искать мобильный телефон. Я совершенно не помнила, где он может быть… Зря я вчера звонок выключила…
Собрав в кулак остатки сил, я всё-таки поднялась. Под оглушительное мяуканье Алисы по стеночке добрела до туалета, где долго сидела, просто набираясь сил. И отправилась в путь на кухню.
Лекарства? Где они? Что мне выпить, чтобы сбить температуру? Алиса, не мешайся под ногами, я же могу упасть… Ах, я ведь не кормила тебя. Где твоя еда, девочка моя?
Не в силах искать контейнер с нарезанной курицей, я сыпанула Алисе большую горсть сухого корма. До вечера должно хватить…
Всё плыло перед глазами. В аптечке я нашла аспирин и таблетки от горла. Согрела себе чай, выпила его и отправилась в очередное путешествие. Только теперь я должна была дойти до кровати.