Право на поединок
Шрифт:
Недаром для полковника Булатова, благородного и честного офицера, но еще накануне весьма далекого от революционности, слухи о рылеевских дуэлях стали веским аргументом за вступление в ряды заговорщиков: «Слышал о его дуэлях, и, следовательно, имеет дух». За лидером, который бестрепетно выходит на поединок, причем на поединок не пустячный (а Булатов мог слышать о поводах дуэлей), не зазорно пойти боевому офицеру…
Человек дворянского авангарда в канун восстания доказывал свою решимость встать с оружием в руках против «тиранов, нас угнесть готовых».
Недаром в письме Дибича, полученном Николаем 12 декабря 1825 года, суммирующем доносы на декабристов, Рылеев фигурировал именно как секундант поручика Чернова.
Черновская
Поединок с Уваровым на фоне друзей
На Пушкина смотреть нечего: он сорвиголова!
Теперь, после всех колебаний царя, после нервных рывков в сторону реформ и обратно к ложной стабильности, после стольких надежд, стало ясно, что все это были родовые конвульсии — рождалась новая, страшная, чужая Пушкину эпоха. Элегантный Сергий Семенович, наследник Лукулла, оказался умелым родовспомогателем.
Он победил всех — свое прошлое, своих бывших единомышленников, своих нынешних противников, и даже Бенкендорфа.
Он, разумеется, не занял его место при императоре. Но с тридцать седьмого года Александра Христофоровича начал вытеснять Алексей Орлов, красавец, говорун и абсолютно безликий политик и равнодушный лентяй.
Уваров победил не потому, что идея его объясняла жизнь и указывала реальные пути, но потому, что уводила от реальной жизни и давала императору возможность заменить в своем сознании картину истинную, вполне угрожающую, картиной ложной, но величественной и похожей на правду.
Журнал министерства народного просвещения провозгласил на девятом году десятилетия: «Россия стоит на высокой череде славы и величия; имеет внутреннее сознание своего достоинства, и видит на троне… царя — хранителя и веры ее и народности. Отжив период безусловного подражания, она, лучше своих иноземных наставников, умеет применять плоды образования к собственным потребностям; ясно различает в остальной Европе добро от зла: пользуется первым и не страшится последнего: ибо носит в сердце сии два священные залога своего благоденствия, с коими неразрывно соединен третий — самодержавие…
Россия имеет счастие верить Промыслу, который проявляет себя в великих царях ее. Тогда как другие народы не ведают покоя и слабеют от разномыслия, она крепка единодушием беспримерным. Здесь царь любит отечество в лице народа и правит им, как отец, руководствуясь законом; и народ не умеет отделять отечество от царя…»
Идею абсолютного социального мира и единения Уваров проповедовал со страстью почти фанатической, и как же отвратительны ему были копания Пушкина в мятежном прошлом и разговоры о мятежах будущих.
По истечении десятилетия Сергий Семенович ощутил себя победителем не только в борьбе за благосклонность монарха, но и в главном своем деле, в своем историческом назначении: «С благословением всевышнего и под державною рукою вашего величества новый как будто дух поселился в возрастающих поколениях; ни одно уважительное событие не тревожило в течение пяти лет спокойствия многочисленных и всегда умножающихся учебных заведений, министерству народного просвещения подведомственных… Исполинскими, смею сказать, шагами растут постепенно и любовь к народности, и сознание народного быта; важнейшие учебные предприятия довершены к лучшему познанию Отечества; с одной стороны, в собранных по всей России списках летописей и в неизвестных дотоле документах блеснул новый луч на нашу историю; с другой, наблюдения высшего достоинства, сопровождаемые всеми условиями,
наукою определенными, довершили решение разных вопросов, занимающих внимание Европы: все в публичных заведениях кипит новою жизнию; все течет к цели высшего, правильнейшего образования».Так он отчитывался перед Николаем в тридцать седьмом году.
Ненавистная фигура Пушкина уже не мелькала на блистающем фоне всеобщего кипения и течения. Уже не было этой ложки арапского дегтя в победительном потоке «правильнейшего образования» России…
А в январе тридцать шестого года, когда разыгралась драма «Лукулла» и судьба Пушкина была не ясна, журнал министерства народного просвещения опубликовал речь перед выпускниками Главного педагогического института ординарного профессора Петра Александровича Плетнева.
«В сем великом преобразовании учения мы, русские, без сомнения, никому столько не обязаны, как нашему верховному наставнику и самодержцу, которого уроками Провидение позволило нам пользоваться в это блистательное и благотворное десятилетие… Он спас нашу деятельность от усилий бесплодных и суетных. Из праха и забвения он извлек те неоценимые сокровища, с которыми гордо явиться можем мы на суд просвещенных умов Европы. Он привлек нас к тому источнику духовной деятельности, из которого мы почерпаем новую, истинную славу… Когда зыбкое любочестие наше, обольщаемое умственными успехами чужеземных народов, волновалось и двигалось по направлению то одной, то другой державы, довольствуясь слабыми во всем подражаниями, он указал нам на сердце России и утвердил достоинство всего, что только носит на себе русское имя.
Вот в какую эпоху, счастливые юноши, принимаете вы на себя обязанности наставников!»
Это был апофеоз уваровщины, с поклоном в сторону Николая.
Петр Александрович Плетнев, человек благородной наружности, честной души и некоторых способностей, служил в министерстве народного просвещения. Пушкин был его другом. Уваров — его патроном.
Он сказал после гибели Пушкина: «Я был для него всем, — и родственником, и другом, и издателем, и кассиром». Все так, — но он не был для него соратником.
Он был соратником Уварова.
В тридцать четвертом году, когда Уваров начал активные действия против Пушкина, Петр Александрович опубликовал в Журнале министерства народного просвещения статью «О народности в литературе», которую заключил так: «В то время, как по высочайшей воле прозорливого монарха, путеводителем и судиею нашим в деле народного просвещения явился Муж столь же высоко образованный, как и ревностный патриот, его первое слово к нам было: народность. В этих звуках мы прочитали самые священные свои обязанности. Мы поняли, что успехи отечественной истории, отечественного законодательства, отечественной литературы, одним словом: всего, что прямо ведет человека к его гражданскому назначению, должны быть у нас всегда на сердце. Действовать в этом духе так легко, так отрадно, так естественно, что, без сомнения, в летописях ученых обществ не было еще ни одного указания, по которому бы с таким единодушием и с таким самоотвержением соединились все, как соединяемся мы по слову нашего Вождя в обетованную землю истинной образованности».
Статья Плетнева была программной статьей, она открывала первый номер журнала, личного органа Сергия Семеновича.
Впервые печатно Уваров назван был Вождем российского просвещения.
Впервые понятие «народность», о котором писали и спорили немало, и Пушкин в том числе, теоретически обосновывалось известным литератором — в уваровском смысле.
«Друг, родственник, издатель» Пушкина первым провозгласил близкую победу уваровщины.
Через три года после смерти своего друга он станет ректором Петербургского университета. А после смерти Сергия Семеновича именно Петр Александрович сочинил и издал историю деятельности Уварова как президента Академии наук. Что свидетельствует об искренней преданности и почтении…