Право на риск
Шрифт:
— И вместе с тем не просто! А по какому прибору надо вести самолет, чтобы выдержать этот курс?
— Да по любому из имеющихся на самолете.
— Нет, это не так. Ты убедился сам, магнитные компаса здесь скорее покажут цену на дрова, чем правильный курс. Солнечный компас наш рассчитан для полетов только вдоль меридианов, а не под углом к ним!
Мы оба замолчали. Сквозь тихое гудение примуса было слышно, как где-то вдали гулко гремела канонада. Лопались и трескались трехметровые толщи льда. Мы мало обращали внимания на эту титаническую борьбу. Уже сутки льдины вздымались на дыбы
— А солнечный компас разве не даст угла отхода? — спросил Мазурук.
— Да, но, к сожалению, на земле не нарисованы меридианы, чтобы практически проверить угол отхода.
— Нет меридианов? Есть нужный тебе меридиан! Теперь вместо твоего из флажков мы рисуем его на льду! Что? Смело? — улыбнулся Мазурук. — Ты лишил Землю географических полюсов, за открытие которых человечество понесло столько жертв, и я не удивляюсь! У нас есть запас краски льды малевать, чтобы следить за их дрейфом. Вот этой краской и нарисуем тебе меридиан!
— Я думаю, вначале необходимо закончить взлетную полосу. А меридиан… Ну, если только как наглядное пособие… Пожалуй, можно… Можно!
— Не только как наглядное пособие, — Мазурук пристально взглянул на меня и тихо добавил: — Экипаж опять запутался в определении направления. Скажем, что нарисованный меридиан — линия пути в лагерь папанинцев. Это подействует успокоительно!
— Они не верят! А ты?
— Твоим астрономическим расчетам верю. Но, когда гляжу на карту с этой паутиной меридианов, мне кажется, что мы, как мухи, попались в тенета. Смотри, какое сходство этой сетки с паутиной!
— Видишь ли, вся эта система со схождением меридианов в точке географического полюса пока устраивала всех навигаторов и геодезистов, так как в полярных районах никто не плавал. Карты строились для широт, доступных морякам.
— Ну и что же?
— А то, что до сих пор и не было создано карт, удобных для навигации в высоких широтах!
— Но то, что ты рассказал о ложных меридианах и выносе полюса с Земли в бесконечность, ведь можно использовать везде?
— Конечно! Это здорово упростит все навигационные расчеты по кораблевождению, воздушному и морскому. Но, знаешь, откровенно говоря, мне самому еще не все ясно.
— В чем дело?
— Не за что уцепиться! Нужен такой прибор, чтобы можно было на всем пути от нас до лагеря держать постоянный курс.
— Отдыхай. И думай.
Проснулся я от странной тишины. Приподнявшись в спальном мешке, я долго ничего не мог понять. Место Ильи Павловича было пусто. На спальном мешке лежала записка:
«Отдыхай спокойно. Главное — выбраться из этого ледяного плена. Ломай голову и думай. В свободное время приготовь обед. Дорожку доделаем одни — это проще, чем выйти к лагерю. Если что надо, дай дымовую ракету оранжевого цвета».
Читая, я чувствовал, как волна необычайного тепла наполняла сердце. Милые, дорогие товарищи, они взяли на себя весь физический нечеловеческий труд, чтобы освободить меня для решения задачи, которую я обязан выполнить по долгу.
Обязан? Да она уже выполнена! Мне уже все
ясно, я уже представлял себе, как в космос уходят земные меридианы к полюсу, лежащему в бесконечности, как по этим невидимым долготам я поведу наш четырехмоторный гигант! Все-таки солнечный пеленгатор надо использовать. Финикийцы были не дураки.Я взглянул на часы. Сколько же я проспал? Стрелки показывали одиннадцать, но, может быть, это двадцать три часа, ведь солнце стояло так же высоко, как и в полдень! Скорее определиться! Взял высоту светила и, рассчитав координаты, нанес их на карту. Расчеты показали, что уже ночь. Значит, я проспал шестнадцать часов! Вот почему я ощущал легкость и бодрость! Скорее готовить обед, ведь вот-вот вернутся с работы товарищи, усталые и голодные. В хлопотах по подготовке обеда я не заметил, как они пришли. Ели с аппетитом и весело. И не было той настороженности, которая царила до сегодняшнего дня. Я с благодарностью взглянул на Илью Павловича. Он хитро подмигнул мне и невинным голосом проговорил:
— Завтра после работы проведем краской черту на лагерь. Как ты думаешь, Валентин, дрейф не исказит ее направления?
— Исказить может, — в тон ему ответил я, — но не более, чем на плюс-минус два-три градуса.
Я видел, как остальные быстро переглянулись между собой, а второй пилот Козлов, шумно вздохнув, крикнул:
— Я же говорил, что большой ошибки быть не может! А два-три градуса — это же радиус видимости лагеря с высоты полета!
— Ну да, ты говорил! Ты, Матвей, говорил, что лагерь-то в противоположной стороне от той, куда указывал штурман!
— Солнышко подвело. Болтается на одной высоте, как тут не запутаться? А у штурмана инструменты и расчет! — виновато отпарировал второй пилот, с аппетитом уничтожая сочные сосиски, которые гирляндой тянулись из его дымящей паром миски.
— Завтра конец работы. Аэродром готов. Вылет назначен на десять ноль-ноль московского времени. Так, Валентин?
— Так. Это будет по местному два часа пятьдесят четыре минуты, по времени лагеря пять часов двадцать восемь минут. А сейчас пора связываться с лагерем. Прошу двоих покрутить динамо. Узнаем их координаты.
Связь долго не удавалась. В эфире было плохое прохождение радиоволн. Наконец часа через три нас услышал далекий остров Диксон, который своим мощным передатчиком вызвал лагерь и соединил с нами. К микрофону подошел Отто Юльевич Шмидт. Я доложил ему, что самолет готов к вылету на завтра, и если погода будет солнечной, то старт рассчитываем на десять ноль-ноль московского времени.
Внимательно выслушав нас, Отто Юльевич спросил:
— А как решили вести навигацию? Расскажите методику.
Я рассказал:
— Выход и отход от нашего меридиана с постоянным курсом по солнечному указателю азимута. Сетку меридианов между лагерем Папанина и местом нашей посадки исключаем. Считаем, что полюс не существует, мысленно перенесли его в бесконечность…
— Все понял, — ответил Шмидт. — Вы исключаете сближение меридианов. Теоретически задача решена блестяще. Но выдержите ли постоянство курса? Желаю удачи. И будьте осторожны!
Условившись, что перед вылетом лагерь свяжется с нами и сообщит погоду, мы попрощались.