Право на рок

Тотальная невозможность того, что в дзэн называют «отбором и выбором»!

Прослушавши всего Майка, руководствуясь хронологией, ясно видно, как этот внешний чужой мир обступает его, не дает прохода. Майк был самым плохим дзэн-буддистом в пространстве андеграунд-культуры. Его песенки - это сплошные и безнадежные попытки освободиться от привязанностей («Дрянь»), выжить с открытой душой в мире острых углов и обступающих лиц, ускользнуть от этого подступающего к горлу не - Я, впрыскивающего в кровь адреналин (им самим все это описано в лучшем виде).

Слушая его, понимаешь: отказываясь бороться с поверхностью вещей, мы попадаем под их власть - власть гиперреалистического кошмара. Отказываясь от того, что брезжит, мы все больше влипаем в вещи, придвигаемся к ним, привязываемся.

И с каждым криком души: «Оставьте меня в покое!» - этот мир все ближе и ближе к нам подступает.

«Но только это еще не все» (БГ).

Майк был самым плохим дзэн-буддистом, но дзэн-буддистом.

Недаром же он написал едкую сатиру на новоявленных гуру-учителей дзэнской мудрости - и на их штучки.

Попробую это осмыслить: в его песнях нет ничего, кроме вещей и фактов жизни - и полное отсутствие «отбора и выбора», то есть авторской воли внутри него, равно как и неспособность к метафизическим спекуляциям.

Но ведь это как раз и есть то, что кует на своих скрижалях дзэн: «устраните отбор и выбор», и «дайте вещи сказать за себя».

«У художника нет права выбора», - размышлял Рильке над стихом Бодлера «Падаль».

«Сосна зеленая, а снег белый; заяц прыгает, а ворона летает», говорит дзэн-монах, а во рту дымится сигарета, и кто-то проповедует дзэн и денег на такси не хватит все равно, и как бы я хотел, чтобы ты была здесь, и зад торчит из порванной штанины и хочется курить, но не осталось папирос…

Такое вот уносящее в дальние дали, к херам собачьим, в чистые области Ничто, прочь летящее попурри питерских заморочек. Не так ли дзэн-буддист расчищает дорогу к Свету?

«Отбор? Выбор?
– Взгляни на матерчатый барабан, висящий на стене» Попробуем-ка переадресовать Майку вопрос дзэнского неофита: «Учитель, какое явление можно назвать самым удивительным? »

Я сижу в сортире и читаю «Роллинг Стоун». Для тех, кто не знает: «Роллинг Стоун» - это американский журнал про рокеров с цветными картинками.

Открой бутылку - треснем зелье,

Необходимо ликвидировать похмелье,

Иначе будет тяжело прожить этот день.

Кто не чувствует здесь холод научной фактичности дзэн, аналитическую сухость дзэн-буддиста? Так я понимаю то, что называю Отстраненностью Майка.

Наталья Науменко ОТЕЛЬ ПОД НАЗВАНИЕМ «БРАК»

Год назад я бы не поверила, что меня можно уговорить писать о Майке воспоминания. Дурацкое слово - «воспоминание». Я о нем и не забывала никогда.

Недавно смогла перечитать письма, свой скудный архив… Решилась. Сразу предупреждаю: мой рассказ необъективен. Но в нем нет ни слова неправды, просто здесь НЕ ВСЕ. Конечно, Майк не ангел, и наша семейная жизнь - не красивая идиллия, но плохого было гораздо меньше, и забывается оно, к счастью, быстрее.

Надеюсь, Майк простит меня за публикацию отрывков из писем, некоторые интимные подробности и нестройность изложения. С Богом!

– Это Майк,- сказал мой двоюродный брат Вячеслав, когда я открыла дверь в старой коммуналке на Васильевском.
– Он играет в «Аквариуме».

Про «Аквариум» я, конечно же, была наслышана. Дело в том, что почти все мои друзья и знакомые так или иначе были связаны со славным факультетом ПМ-ПУ университета, который БГ в свое время закончил, а потом обосновался там со своей группой. «Симпатичный этот Майк,- подумала я, - и очень веселый». Они приехали обсудить со мной и моими одноклассниками перспективы поездки в Вологодскую область на предмет концертов (если повезет) или просто поиграть на танцах. Обсудили. После официальной части был скромный ужин, разговоры и, кажется, песни. Помню, что Майк умничал, рассказывал про модные выставки. Я не придала значения этому знакомству, но число почему-то запомнила: 23 июня 1979 года.

Второй раз мы встретились через месяц на свадьбе того же Вячеслава. Майк сидел рядом со мной, смешил разными историями, был очень мил. Вечером ему пришлось уехать (он тогда работал радистом в Большом Театре Кукол), а потом он вернулся. Все удивились, а я еще и обрадовалась.

«Приезжай завтра к нам на репетицию», - попросил Майк, прощаясь.

Странные были свидания. Я смотрела кукольные спектакли то из зала, то из-за кулис, знакомилась с радистами, монтировщиками и другими хорошими людьми. А потом мы шли гулять. Майк водил меня по своим любимым улицам старого города и, похоже, вообще не уставал. Я же проклинала себя за то, что опять надела туфли на высоких каблуках.

Однажды Майк рассказал о новой пластинке Дэвида Боуи, и я пожелала немедленно ее послушать. Не потому, что жить не могла без новой пластинки Боуи - просто устала очень, а мой кавалер не решался пригласить меня в какой-нибудь дом с креслом. Майк слегка удивился такой прыти, но пригласил к себе. Казалось, роман должен благополучно развиваться. Но не тут-то было.

Поездка в Вологодскую область «Капитальный ремонт + Майк» все-таки состоялась. Об этом подробно написал В.Зорин в книжке «Незамкнутый круг». Я уволилась с очень секретного ПО «Алмаз», где работала оператором разнообразных счетных машин. Причин было несколько, но главная - не давали отпуск в нужное время, чтобы ребята не оказались в чужом месте одни.

Но толку от меня им было мало, как выяснилось. Да еще Майк себя вел как-то странно: сделался чужим, словно не было никаких театров, индийских музык, анекдотов до утра.

Вернулись в Питер. Я тщетно пыталась устроиться на какую-нибудь работу. Майк же в сентябре со своим театром уехал на гастроли в Вильнюс. Когда возвратился, зашел в гости и долго рассказывал о только что прочитанной книге Р.Баха «Иллюзии». А потом пропал.

Я еще поболталась в городе без работы, но пришлось-таки на время уехать к родителям, дабы иметь в паспорте хоть какую-то прописку. Про Майка старалась забыть, и однажды это почти удалось.

Но в мае он встречал меня, как ни в чем не бывало, все в той же комнате на Васильевском.

Через несколько лет Майк объяснил свое бегство тем, что он меня просто боялся. А еще опасался испортить жизнь хорошей девочки. В Печорина играл…

Лето 80-го. Жара. Олимпиада в Москве. Снова длинные прогулки. Но Майк изменился: расслабился, начал активно водить меня в гости к одноклассникам, однокурсникам и другим друзьям-приятелям. Представлял так: «А это Наталья, большая любительница помидоров». Гостеприимные хозяева все бросали и принимались немедленно кормить меня помидорами. Да и сам Майк приносил вместо тривиальных шоколадок томаты в разных видах.