Право на семью
Шрифт:
«Мама!
– поднимаю глаза к свинцовому небу. – Мамочка моя дорогая! Где бы ты не была, знай, что мы тебя очень любим!»
Я давно уже не плачу, но боль, въевшаяся в сердце дает о себе знать. Словно края застарелой раны опять расходятся. Они кровоточат, а душа болит. Ежедневно, ежечасно заставляя тревожится о родном человеке. И хуже нет безнадежной неизвестности. Когда ты не знаешь, где твой самый близкий человек? Что с ним? Живой ли? А если живой, почему никак не найти?
Папе, конечно, в разы тяжелее пришлось, чем нам с братом. Своей детской непосредственностью мы немного отодвигаем трагедию.
Тяжело. Нам всем тяжело. Нельзя надолго расставаться с любимыми.
«Месяц. Всего лишь месяц», – говорит мой брат. Но это дни и ночи вычеркнутые из нашей со Степаном жизни. Вырванные годы.
– Ты бы поспала, - поворачивается с переднего сидения хмурый Борька. Наседка моя личная. Весь вечер вопил, что никуда не пустит. А утром вызвал Иконникова с машиной и лично повез меня в Коношу. Не смог отпустить одну.
– Надо охрану проверить, - пробурчал утром.
А что там проверять? Спереди и сзади мчат машины Сохнова, прут на всех скоростях, будто это правительственный кортеж.
– Что-то спать не хочется, - пожимаю плечами. Но подложив подушку под голову, засыпаю как маленькая. И просыпаюсь, когда машины под вечер въезжают в тихий уютный городок. Тихо скользят по темным улицам и останавливаются напротив вокзала.
– Ладно, Ромыч, давай. Пока, - пожимает руку напарнику. – Мы дальше к родне. Спасибо, что помог. Я после вчерашнего за руль сесть побоялся.
– Может, навестишь нашего подопечного? – усмехается тот, доставая из наплечной сумки билеты на поезд.
– Да ну нафиг! – негодующе фыркает брат. – Климов проверял его в конце февраля. Сидит придурок. Вроде не сбегал. Да и я по нему не соскучился.
– Маякни, когда обратно и я вас заберу, - пыхтит, выходя из Крузака Иконников.
– Хорошо, - пересаживается на место водителя брат.
Улыбаюсь, вспоминая как мы тут встретились со Степой. Быстро фотографирую здание вокзала и часть перрона. Отправляю Криницкому, а вслед пишу.
«Помнишь?»
«Я все помню, девочка! И жду тебя. А на вокзале в Коноше мы потом установим мемориальную доску».
«Нам нельзя», - смеюсь в ответ.
«А мы зашифруем. Напишем, что именно здесь встретились Бред Питт и Анжелина Джоли».
«Плохая ассоциация», - отправляю сообщение.
«Ладно, буду думать», - присылает красные смайлики Криницкий.
Брат выезжает с парковки, пристраивается за машинами Сохнова и мы снова куда-то едем.
– Я не поняла, Боря, - шиплю недовольно.
– Что ты не поняла? – рычит он, хмуро оглядывая меня в зеркало заднего вида. – Так я тебя и оставлю среди посторонних мужиков. Терпи, систер. Завтра пойдешь к своему каторжнику.
– А ты? Ты же ничего с собой не взял.
– А мне много и не надо. Я привык, Ирочка, - подмигивает мне Борька и вслед
за черными мерсами тормозит около коттеджа, обнесенного высоким забором.– Не доверяешь, Борис Николаевич, - выходит Петр Васильевич из машины.
– Не-а, я никому не доверяю, - с ленивой грацией хищника, ухмыляется брат. Вот же заноза на заднице! – Дополнительная защита моей сестре не помешает.
– Мои тоже остаются? – уточняет Сохнов. – Степа ничего не говорил.
– Сюрприз будет, - добродушно огрызается Борька. И честно говоря, я даже рада, что Борька со мной. Видимо, вчерашние папины разговоры так на него подействовали.
А еще. Жить в чужом доме среди чужих людей мне не хочется. Еще неясно, как часто я смогу встречаться с Криницким. Но ясное дело, поселиться вместе с ним в больнице мне никто не разрешит. Все же официально!
«Спокойной ночи» - приходит сообщение от Степана, когда я наконец остаюсь одна в большой светлой спальне.
«До завтра», - пишу и улыбаюсь как дурочка.
«Я тебя жду, Ирочка», - тутже приходит ответ. – «К восьми утра подходи».
«Как скажете, Степан Александрович», - отправляю кучу смайликов и счастливая укладываюсь в постель.
«На новом месте приснись жених невесте», - отчитываю, засыпая. И всю ночь во сне гуляю со Степаном по Питеру.
А утром выйдя к завтраку, застаю на кухне военный совет.
– Ира поедет со мной, - постановляет мой брат. – Сегодня после дождя дорога скользкая. Мало ли…
– Да мы вроде тоже водим аккуратно, - замечает Сергей, один из парней Петра Васильевича.
– Хорошо, - кивает тот. – За рулем твоей тачки, Боря, поедет Серега. Я с вами. Сяду впереди. А ты с сестрой сзади. Два мерса пойдут отдельно. Разными путями, чтобы никто не догадался… - осекается он, заметив меня.
– Доброе утро, - лепечу, проходя к столу. И в очередной раз радуюсь Борькиному присутствию. Что бы я без него делала!
– Давай, Ира, быстро завтракай и поедем. Все тебя ждут, - командует мой невыносимый брат. И в этот момент мне его треснуть хочется.
Наскоро пью чай с бутербродами. И уже из машины отправляю эсэмэску Криницкому.
«Еду тебя реанимировать».
«Жду», - приходит ответ.
Кошусь в окно на проезжающую мимо старенькую Тойоту. И в ужасе замечаю, как медленно опускается стекло, а в черном проеме мелькает ствол и мерзкий оскал какого-то налысо бритого парня. Как завороженная смотрю на черное дуло и даже двинуться не могу с места. Хорошо хоть окна затемненные и меня не видно.
– Пригнись! – орет Борька, накрывая меня собой.
Но убийцы проезжают чуть дальше и, поравнявшись с черным мерсом из нашего кортежа, открывают огонь.
– Твою мать! – кричит Сохнов, доставая из кобуры пистолет. Открыв окно, стреляет по колесам. И кажется попадает в Тойоту. Она теряет управление и въезжает в столб.
– Ты как? – встряхивает меня брат.
– Н-нормально, - лязгаю зубами от страха.
Глава 38
– Из машины не выходить! – холодно велит брат, а сам кидается к перевернутой Тойоте
Киваю ему глупым болванчиком. Сердце бьется как ненормальное. Если бы не Борька, я бы сейчас ехала в черном мерсе и в меня бы стреляли.