Право первой ночи

Ну и обстановочка у нас в семье! Дом разбуженных медведей. К кому ни обратишься, все рычат или огрызаются. Ника совсем с цепи сорвалась. Конечно, завихрений в башке у нее всегда хватало. Но раньше она хоть иногда могла по-человечески разговаривать. А теперь… Может, поцапалась со своим хахалем, вот и срывается на меня, думала я, ворочаясь с боку на бок. В конце концов сон навалился на меня, и я уснула.

Глава 4

Майор Губарев пришел домой и с раздражением плюхнулся на старый развалившийся диван. Убийство Ольги Буруновой, секретарши президента «Алрота», казалось ему из тех дел, когда беготни будет много, а толку мало. Интересно, кому могла понадобиться секретарша? Может быть, метили в шефа, а попали в нее? Но такая версия имела бы право на существование, если бы, например, они ехали в одной машине. Или шли рядом. А так… Может быть, Ольга обладала какой-то ценной информацией и поэтому ее решили убрать?

Диван под майором жалобно скрипнул. Он поднял голову вверх и посмотрел на стенку. Над диваном висел рекламный постер актера, игравшего Леголаса в фильме «Властелин колец», которого он упрямо называл Легоплясом. И повесила его сюда дочка Дашка. Когда однажды побывала здесь и обвела его берлогу критическим взглядом.

— И ты здесь живешь? — спросила она, наморщив нос.

— Живу.

— Ой, — только и вздохнула она. — Хороша комнатенка.

А что делать? — философски сказал майор. Они с женой вот уже несколько лет жили отдельно друг от друга. И эта комната не являлась его собственной. Просто один друг предоставил ее Губареву во временное пользование, проявив мужскую и человеческую солидарность. И за это Губарев был ему безмерно благодарен. Иначе ночевать бы ему на улице или на вокзале, потому что своих метров у него не было. Прописан он был у родителей, но те ютились в малогабаритной трешке с его сестрой, у которой, в свою очередь, был никчемный муж, любящий поддать, и двое отпрысков.

— Помириться вам надо! Вот что! — выпалила Дашка.

Майор промолчал.

— Нет, пап, ну что вы в самом деле? Подулись друг на друга — и хватит.

Попала в точку, подумал про себя Губарев. Вопрос только в том, кто признает себя неправым и первым протянет руку… А это не так просто, как кажется со стороны. Тут говорят и гордость, и амбиции, и обиды, и много чего другого, что обычно бывает намешано в семейном котле за долгие годы супружества.

— Ты мала еще, чтобы судить родителей.

— Мала! Ха! Мне, между прочим, скоро шестнадцать стукнет. — Дашка встала напротив него, уперев руки в боки. Взъерошенная, сердитая. До боли похожая на него. Маленькой она напоминала Наташку. Но с годами в ней стало больше проявляться отцовского. Характер, решительность, взгляд темных глаз…

— Ладно, не кипятись. Не забегай вперед!

— Я не кипячусь. Между прочим, пока ты раскачиваешься, мама может выйти за другого.

— Это ты о чем?

— А о том! — ехидно сказала Дашка. — У нее на работе новый воздыхатель появился. Звонит чуть ли не каждый день, в театр приглашает.

— Ну и что!

— Ну и то! Сам понимаешь, не маленький!

— Разберемся! — вступать в полемику с дочерью Губареву не хотелось. — Ты лучше расскажи, как у тебя учеба складывается!

— Это неинтересно, — сразу стушевалась Дашка.

— Понятно! Двоек нахватала?

— Когда это у меня двойки были, — возмутилась дочь. — Ты о чем?

— Тогда троек!

— Всего одна. По геометрии. Не дается она мне.

— У меня с ней тоже нелады в школе были, — признался майор.

— Вот видишь! — обрадовалась Дашка. — Это у меня наследственное.

— Это лень твоя и неусидчивость. Наследственность тут ни при чем.

— Очень даже при чем. Сам говоришь, что я похожа на тебя. Вот и геометрия у меня из-за тебя не ладится.

— Не надо, не надо на меня все сваливать…

Но Дашка по-женски дипломатично перевела тему разговора.

— Чай можно у тебя попить?

— Конечно, можно. Пойдем на кухню.

Увидев Дашку, соседка по коммуналке, Марья Васильевна, окинула ее ехидным взглядом с головы до ног. Потом перевела взгляд на майора и осуждающе покачала головой.

— Это моя дочь, — пояснил Губарев.

Но во взгляде соседки явно читалось: «ты мне не заливай» и «кому сказки рассказываешь». Губарев почувствовал себя Гумбертом Гумбертом, соблазняющим малолетнюю Лолиту. Дашка мгновенно все усекла.

— Это она про нас? Ну, пап, я бы в кавалеры помоложе кого-нибудь выбрала, — сказала она громко, в расчете на Марью Васильевну. Но та уже скрылась в своей комнате.

— Она у тебя всегда такая?

— Почти.

— Как зовут твою мымру?

— Не знаю.

— Как так?

— А так. Вначале она представилась Марьей Васильевной, а с некоторых пор поправляет меня и называет себя Марьей Степановной. Склероз. Рассеянный. — И Губарев выразительно постучал пальцем по виску.

— Да, тебе не позавидуешь!

— А ты думала, что у меня жизнь — сахар? Но Дашка ничего не ответила.

— Чай в комнате попьем. Я конфеты принесла. А то твой Белый Клобук выползет из своей норы и весь аппетит испортит.

— Какой клобук?

— Помнишь в книге про Маугли главу, когда он попал в заброшенный город. Там сокровища раджей стерегла старая кобра. Которая уже вся высохла и все время шипела. Вот и у тебя соседка такая же.

— Я ее не выбирал.

— Соседей, как и родителей, не выбирают, совершенно точно, — весело сказала Дашка.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, просто так ляпнула.

— Думай, что говоришь, а то я и обидеться могу.

— Не-а, — затрясла головой Дашка. — Ты у нас не обидчивый.

— А какой?

— Мягкий и плюшевый. Как медвежонок.

Губарев поднял вверх руки и, шутливо раскачиваясь, стал подступать к ней, изображая вставшего на дыбы медведя.

— Я страшный и свирепый медведь, выползший из берлоги. Если ты меня сейчас не напоишь чаем с конфетами, я тебя съем. — И кинулся к Дашке, хватая ее в объятья.

— Ой, пап, пусти, задушишь, — захохотала она. — Напою, напою. С ложечки и конфетку в рот суну.

Когда чай был выпит, а полкоробки конфет съедено на одном дыхании, дочь пересела к нему на диван и задумчиво сказала:

— Надо как-то облагородить твою халупу.

— Облагораживай!

— Постой! Я сейчас соображу. У меня журнал «Все звезды» есть.

— И что из этого?

— Сейчас увидишь!

Дашка достала из своей ярко-красной сумки журнал и, перелистав его, ткнула куда-то пальцем.

— Вот, смотри. Как раз подойдет!

— Куда подойдет?

— На стенку. Вместо картины. Постер. Губарев промолчал.

— Кнопки есть? — поинтересовалась дочь.

— Где-то были.

— Ищи.

Один рекламный портрет Дашка приколола над диваном, другой — над столом. Отойдя, она удовлетворенно прищелкнула пальцами.

— Теперь то, что надо!

— Ничего, — пробормотал Губарев. — Сойдет. На одной стене висел длинноволосый патлатый юнец в средневековом одеянии и с колчаном стрел за плечами. На другой — мрачный худощавый мужчина во всем черном. Взгляд карих глаз буквально пронзал Губарева. Тот, кто в черном, был смутно знаком и напоминал какого-то криминального авторитета.