Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни

Помимо Луиз у меня есть еще Бон-Бон, ярко-красный полноприводной «олдсмобиль бравадо», на раме «блейзера». Бон-Бон может проехать куда угодно, и мы регулярно там бываем. Всю последнюю неделю у нас случались удивительно зрелищные закаты. Три недели назад небо было лиловым, розовым и темно-фиолетовым. Вчера – стеной из чистого золота. Только увидев эту стену, я схватила дочь Доменику, друга Джеймса Навэ, поэта, и воскликнула: «Поехали прокатимся!»

Таос – город, достаточно современный для видеопроката и нескольких местечек с отменным шоколадным муссом, но построен он был на месте сельскохозяйственных наделов, поэтому выбраться из него получается довольно быстро. Доменика, Навэ и я сели в Бон-Бон и взяли курс строго на запад, к закату, по узкой асфальтированной дороге. Нам тут же повстречался трактор, он тащил домой упаковщик стогов после целого дня в поле. Сразу за трактором мы вдруг полетели влобовую на пикап, несшийся очертя голову по нашей полосе. Резкий разворот руля, почти неизбежная угроза столкновения, и вот машины остались позади, и впереди теперь только закат. Полосы меди, бронзы и олова теперь обрамляли золотое солнце. Это расплавленный свет операторы называют «золотым часом».

В долине Таос больше овец, чем коров. В закатном полумраке они похожи на приземлившиеся светящиеся облака. На темно-зеленом квадратном пастбище белоснежный арабский скакун выглядит высеченным, как талисман из слоновой кости. Его спутник, буланый жеребец, ярко блестит начищенным золотом.

Свернув на север, на Кайе Медио, Бон-Бон зажглась огненно-красным, как вишневая пастила. Священная гора зловеще вздымается прямо перед нами, складки ее склонов позлащены, но темны. Пятнадцать минут на север, закат слева, еще пятнадцать минут на юг, закат справа, и затем я отогнала Бон-Бон домой. Я писатель, я ем глазами, и тот роскошный закат утолил мой голод. Сегодня я жажду писать.

Четыре года назад, еще до того, как стало известно, что мой отец скоро умрет, мы с ним отправились в путешествие через полстраны – из Сарасоты во Флориде, через Техас по длинной диагонали, и домой в Нью-Мексико. Для меня эта поездка знаменовала завершение долгого учебного года. Работая со своим классом над темой «творческих разворотов», я вспомнила и поделилась историей о том, как я только начинала писать рассказы и, как и моя знакомая Ив, бросила это занятие, когда лучшая подруга раскритиковала мои произведения. Из собственного опыта я знала, что докладывать о своих творческих травмах – значит способствовать их исцелению. Оттуда же я знала и о том, что езда на машине наполняет меня творческим топливом, но все же не была готова к тому, что про изошло.

Мы с отцом проехали полпути через Техас в его белоснежном «проубе», в компании его черного шотландского терьера по кличке Синь. Мы наслаждались придорожными кафе, где подавали булочки с жидкой мясной подливой под музыку Пэтси Клайн [54] из музыкальных автоматов. Мы как раз выезжали из одного, когда у меня в голове вдруг отчетливо заговорил голос: «Новая жизнь началась у Карен на десятой миле к западу от реки Пекос, именно там она сказала Джерри: “Съезжай с дороги. Немедленно”».

54

Пэтси Клайн (Вирджиния Пэттерсон Хенсли, 1932–1963) – американская кантри– и поп-певица.

Я схватила записную книжку и погналась за голосом. Отец на нашей маленькой машинке держал курс в глубину северотехасской рукоятки [55] , а я строчила рядом с ним. Зайцы, гремучие змеи, стервятники, койоты – мои герои были увлекательнее их всех. Мы делали восемьдесят миль в час, но рука моя летала со скоростью света. Дорога буквально вела меня по бумаге. Когда мы подъехали к гостинице в тот вечер, я уже успела закончить рассказ. А потом еще двадцать пронеслись сквозь мои пальцы быстрее, чем машина отца заглатывала белую разметку.

55

Специфическое для американского английского обозначение удлиненных (на манер полуостровов, но окруженных не водой, а сушей) частей некоторых американских штатов, в т. ч. Техаса, Аляски, Коннектикута, Айдахо и некоторых других.

Дорога заводит мой творческий двигатель. Дорога позволяет мне писать на полном газу. Дорога ведет меня по странице.

«Почему это, – вопрошал режиссер Стивен Спилберг, – все лучшие идеи ко мне приходят за рулем?»

Художники всех мастей поглощают образы, чтобы творить. Дорога с ее непрерывным потоком образов катализирует творческое мышление.

Когда я жила на Манхэттене, у меня был старенький побитый золотой «блейзер», который я парковала на Девятой авеню. Иметь машину, живя в центре города, глупо – и дорого, – но для меня это было очень мудрое решение. Я сажала в нее Доменику, тогда еще совсем маленькую, и ее собаку Каллу Лили, белоснежного королевского пуделя, и отправлялась по Вестсайдскому шоссе вдоль Хадсона, пожирая глазами дары пространства и света. Мне как писателю и просто как человеку необходимо смотреть вдаль. (А еще я держала на Манхэттене лошадь породы аппалуза, на которой мы с Доменикой заезжали на верхушку самого высокого холма в Центральном Парке.) Держась севера вдоль сверкающей змеевидной реки, я набрасывала сценарии, «смотрела» пьесы, что разыгрывались у меня в голове. Проезжая сквозь зеленые туннели зеленой автострады Мерритт, мой огороженный, городом обмороженный мозг получал пьянящую дозу творческого кислорода, и я отправлялась домой, напитанная новыми идеями.

Для меня писать – это дзэн. Я сосредоточиваюсь на странице, сосредоточиваясь на жизни. Я сосредоточиваюсь на жизни, когда сосредоточенно слежу за лентой дороги, что по очереди разворачивает у меня на глазах один подарок за другим.

«Долгая, тихая дорога» – так буддистка Натали Голдберг назвала свой писательский мемуар. Джон Николз [56] , подаривший нам книги «Бесплодная кукушка», «Гений одиночества», «Война на бобовом поле Милагро» и другие, утверждает, что лучшие его вещи были написаны на ходу, когда, проезжая по дорогам Нью-Мексико в своем пикапе, одним глазом поглядывая на шоссе, одной рукой придерживая руль, он записывал фразу за фразой на клочок бумаги на джинсовом колене. Поэт Джеймс Навэ, неисправимый автолюбитель, преподает и живет в разных уголках страны и наматывает по сто тысяч миль в год, переезжая с места на место; он даже назвал своего пса Странником. Его фирменное стихотворение – то, что печатают на афишах – называется «Дорога».

56

Джон Тредуэлл Николз (р. 1940) – американский романист и автор документальной прозы.

Когда мы путешествуем, перед глазами у нас проносятся далеко не только мили. Когда уделяем все внимание дороге, насущные вопросы вытесняются придорожными достопримечательностями, и сознание освобождается, когда мы замечаем ярко-красный форд модели «Т» и кривобокую закусочную, в которую стоит заглянуть.

Работая над «Золотой жилой», я переживала медленную смерть отца. Рак легких и эмфизема не позволяли ему наши любимые долгие поездки. Я приехала в гости и свозила его покататься всего на пятьдесят миль. После я потратилась на длинное путешествие домой на запад по живописному железнодорожному маршруту. Расстояния, проделанные на поезде, и виды, что разворачивались за окном, стали мыслями, озарениями и упражнениями «Золотой жилы».

Не все водят машину – но, пожалуй, все писатели должны это делать. И не забывать о том, что если смотреть вдаль, можно далеко пойти.

Способ приобщения

Цель этого упражнения – наполнить ваш творческий кладезь образами. Вы и сами почувствуете, что новые образы дарят ощущение благополучия и изобилия. Быть может, вы заметите к тому же, как сложные повороты сюжета вдруг распутываются, и новые решения предлагают сами себя. Приятного просмотра!

Для тех из вас, у кого есть машина, это водительское задание. Выделите один или два часа и отправляйтесь исследовать небольшие дорожки. Съезжайте с автострад и шоссе и дайте себе прокатиться по полям и поселкам. Замечайте архитектурный стиль и предметы старины. Представляйте себе, как живут люди в этой местности. Отклонитесь от привычного маршрута.

Те, у кого нет машины, могут прокатиться на автобусе, на поезде, отправиться на лодочную прогулку вокруг Манхэттена. Если хотите, езжайте на велосипеде. Наша цель – поглотить глазами поток образов, позволить ему обдать нас с головы до пят. Рассмотрите церкви, кладбища, кафе и поля для гольфа, мимо которых проезжаете. Подумайте о том, как разнообразна повседневная жизнь. Позвольте себе быть пустым ведром, выставленным под ливень. Наполняйтесь бережно.

Глава 37 Корни

Сегодня четвертое июля, почти середина лета. На моем письменном столе – стоптанная подкова, букетик красных вьющихся роз, глиняный цветочный горшок в форме птицы и свеча с мексиканским символом всесильной руки. Неподалеку четыре из пяти домашних собак резвятся в высокой траве. Нужно только высматривать змей, а так здесь все спокойно. Два года назад, после смерти отца, я обустроила этот миниатюрный луг. С помощью местного умельца я соорудила небольшой глинобитный пруд с рыбками в память о любви моего отца к воде. Каждый день, после вечерней прогулки среди полыни собаки ныряют в этот пруд. Сейчас его поверхность рябит от сильного душистого ветра, что звенит в тяжелые колокола и легкие бубенцы, разливая их звук по полям нашего старого испанского поселка. Я окружена умиротворением, но на душе у меня неспокойно. Даже когда я была маленькой, четвертое июля всегда было трудным праздником. Меня как писателя праздники только расстраивают, а не освобождают, потому что нарушают ритм, сбивают время.