Право учить. Повторение пройденного

Ирм напряжённо хмурится, обдумывая мои слова, потом светлеет лицом и победно заявляет:

— Такого не бывает! Ты никого не обижаешь.

— Не будь так уверена, малышка. Впрочем, об обиде речь, и в самом деле, не идёт. А попрошу я у тебя вот что...

Я поманил девушку пальцем и раскрыл лежащий на столе альбом.

— Ой! Картинки! Красивые!

— Это не просто картинки. И не слишком-то красивые, — искренне сожалею, разглядывая вместе с Ирм результат своих трудов. — Эти картинки — то, что находится внутри.

— Внутри чего?

— Не чего, а кого. Внутри Шани.

Девушка удивлённо посмотрела на кошку, расположившуюся на подушке и величаво вылизывающую заднюю левую лапу.

— Внутри? И как они там помещаются?

— Помещаются, — беспомощно пожимаю плечами. — Но не это главное. Каждая из картинок кое-что означает. Вот эта — мягкая кошачья шёрстка. А эта — клыки и когти. Здесь спрятаны ловкость и быстрота, а здесь — острое зрение и чуткий слух. Я везде всё подписал, и Лайн’а прочитает, если ты её попросишь. Но для меня важно, чтобы ты запомнила эти рисунки и то, чем они являются. Я хочу, чтобы ты не расставалась с Шани ни на день: гуляй вместе с ней, спи вместе с ней, смотри, как она охотится и как кушает, как ластится и как нападает. Смотри и представляй, что она — это ты. Сможешь?

— Я буду стараться, — торжественно обещает Ирм. — Но почему мне нужно так делать?

— Я всё объясню. Когда вернусь в следующий раз.

— И ты не будешь больше грустить?

— Если мои ожидания оправдаются? Не буду.

— О-жи-да-ния? — Задумчивое повторение. — А кто они такие?

— О, жуткие обманщики, которые вечно не хотят приходить, хотя их зовут изо всех сил!.. Не буду грустить, малышка. Времени на это не найдётся.

— Не будешь?

Она и верит, и хочет казаться взрослой, ведь известно, что взрослые — большие любители переспрашивать одно и то же помногу раз.

— Не буду. Только для тебя.

— А для меня?

Ирм смущённо опускает глаза и бочком выбирается из комнаты, оставляя меня наедине с сестрой.

Магрит смотрит на меня без улыбки, но и без недовольства. Грустно-грустно. И я не могу не попытаться прогнать тоскливую пелену из синего взгляда:

— Для вас всё, что пожелаете, драгоценная! Хоть луну с неба! А может, все три луны?

Она качает головой, кутаясь в невесомо-кружевное покрывало:

— Не буди беды, пока их сон ещё может длиться, Джерон.

— Вы верите в народные приметы?

— Я знаю, что они исполняются. Не каждый раз и не всегда в точности, но от этого их значимость не уменьшается.

— Как пожелаете, — отвешиваю поклон.

Сестра не разговаривала со мной с того самого дня, как я упросил тётушку показать фокус с иглами. Сменила гнев на милость? Пришла отчитать перед расставанием? Неважно. Я вижу её глаза, слышу колокольчики голоса — чего ещё можно просить? Только прощения:

— Я не мог иначе.

— Знаю.

Спокойное и всеобъемлющее. Действительно, знает. Не одобряет, не осуждает. Просто имеет в виду.

— Я ничем не рисковал.

— Ты не рисковал, это верно. А остальные?

— Какое им дело до меня?

— Никакого. И все дела сразу, — Магрит подошла ближе, окутав меня шлейфом еле уловимого аромата, напомнившего о цветущем жасмине. — Я не хотела ограничивать твою свободу. Когда ты ушёл, я не стремилась тебя вернуть. Надеялась, что пройдёт очень много времени прежде, чем твоё участие станет необходимым.

— Участие в чём?

— В нашей жизни. Тебе было одиноко там, среди чужих, но вернувшись, ты погрузился в ещё большее одиночество. Я приняла бы твой Уход. Скорбела бы о напрасно потраченных годах, но приняла бы. В тот миг, но не теперь!

Последние слова сестра почти выкрикнула, но крик почему-то получился свистящим и похожим на шипение.

— Я не Уйду.

— Ты не можешь это обещать, — грустное замечание.

— Не могу. Но хочу, а значит, обещанное сбудется!

— Я хочу верить. А ты... веришь своим словам?

— Я верю тому, что стоит за ними.

В синем взгляде тихо мерцают искорки безнадёжности.

— И что же прячется за стенами слов?

Вспоминаю разговор с отцом:

— Полагаю, дела. Рано или поздно обещаний становится так много, что они исполняются независимо от нашего желания.

Магрит опускает глаза и улыбается, но от этой улыбки хочется зябко передёрнуть плечами: словно зима вернулась наперекор законам природы. И кажется, что губы сестры стали бледнее, потому что покрылись инеем.

— Да, независимо от желания. Особенно, если обещаешь самому себе. С собой шутки плохи: любая случайная мысль вплетается в путь, по которому предстоит идти.

— Значит, лучше вообще не давать обещаний?

— Лучше? Нет, безопаснее.

— Вы огорчены тем, что я взял на себя заботу о дочери шадд’а-рафа?

— Я удивлена, Джерон. И обеспокоена. Ты осознаёшь, что она — плод преступления против законов мира? Девочка не должна была появиться на свет.

— Но появилась.

— Ненадолго.

— Да, и потому я...

— Пожалев, стремишься помочь? Или тебя гложет чувство вины?

Синева глаз становится темнее и глубже, и я признаю:

— В какой-то мере.

— В какой-то? — Сестра устало качает головой. — Ты всё это придумал. И вину, и ответственность. Но скажи, для чего? Не находишь другого объяснения своим переживаниям? Тогда не торопись: наступит время, и всё встанет на свои места.

— А если времени нет?

— У тебя?

— У неё.

Магрит сжимает губы.

— Почему ты уцепился за эту бедняжку? Её нельзя исцелить. Чудес не бывает, Джерон.

— И я знаю это лучше всех, драгоценная. Но позволь мне верить, что невозможное тоже иногда случается! Не со мной, с другими: я ничего не прошу для себя. Хотел бы, но все просьбы будут бессмысленны и бесполезны. Если бы я мог что-то изменить в себе или в мире... Сделать что-то, искупающее хоть часть той боли, которую причиняю своим существованием...

— Ты понял, да? — Синие глаза смотрят непривычно испуганно.