Право выбора
Шрифт:
Так вот, как сказал мне Татищев, государь «простил» Августу альтранштадтскую измену и сразу же после Полтавы приказал русскому отряду прогнать вон из Польши шведские полки, ополовиненные политикой Карла, изможденные и лишенные нормального снабжения, шведы сразу же покинули пределы польских территорий, как только весть о русском отряде, увеличившемся в два раза по сравнению с прошлым годом дошла до них. Ну а польские магнаты сразу же поспешили провозгласить Станислава Лещинского низложенным и восстановили Августа на престоле.
– Истинную же цену польско-саксонскому союзнику наш государь знал очень хорошо,– сказал Василий
– Вот ведь пёсий выкормыш!– выругался я, не сдержавшись.– Как отреагировал на ложь «союзничка» его величество?
– Как говорил нам государь, предательское поведение Августа, он раскусил еще в прошлом году, когда из-за него наша армия в Польше испытывала огромные трудности, находясь в отчаянном положении. И это не могло не быть оценено по достоинству его величеством. Однако из-за того, что сам Август нужен нам, государь решил сделать вид, что быль молодцу не в укор. Поэтому встреча трепетавшего Августа с царем оказалась любезной со стороны нашего царя-батюшки, и разговоры тоже велись самые учтивые.
Однако эта неприятная сцена не помешала Августу подослать к царю своего министра Флеминга, который пытался выпросить у Петра кое-что в пользу Польши из последних русских завоеваний в Прибалтике. Но из этого ровно ничего не вышло. Не для того наши солдаты выдержали такую долгую и тяжкую борьбу, чтобы, вытеснив шведов, допустить саксонских немцев или поляков к только что приобретенному морскому берегу. Как сказал сам государь «все мои союзники меня покинули в затруднении и предоставили меня моим собственным силам. Так вот теперь я хочу также оставить за собой и выгоды и хочу завоевать Лифляндию, чтобы соединить ее с Россией, а не за тем, чтобы уступить ее вашему королю или польской республике».
– Получается, что все-таки ни Саксонии, ни Польше ничего не перепадет из добытого от шведов русской кровью?– с облегчением спрашиваю посланца государя.
– Да, все остается у нас и никому завоеванных территорий наш царь не отдаст,– без улыбки ответил Василий.
– Ну а дальше что же? Как на счет наступательного договора, ведь не мог этот… не согласиться на новый договор?– спрашиваю его, уже зная ответ.
– Ха, польский король уже через три дня по прибытии государя нашего Петра Алексеевича согласился подписать новый наступательный и оборонительный договор Польши и Саксонии с Россией против Швеции.
Кроме того выяснилось, что помимо Августа к моему отцу со всех сторон съезжались разные поздравители. 7 октября в Торунь прибыл чрезвычайный посланник от датского короля – барон фон Ранцов с поздравлениями и желанием вступить в новый наступательный и оборонительный союз против Швеции. На следующий же день между фон Ранцем и министрами, бывшими в свите царя, были улажены статьи договора против шведов, почти сразу же ратифицированные
в Копенгагене.Так же навстречу государю, отплывшему по реке Висле из Торуня, поспешил самолично король прусский, который явился на царское судно недалеко от Мариенвердера. Там им удалось заключить между Россией и Пруссией оборонительный союз против Швеции. На наступательный союз Фридрих Вильгельм не решился.
– Спасибо тебе Василий, действительно интересную и важную весть мне привез, так что ежели у тебя нет дел больше, то прошу быть моим гостем,– с улыбкой сказал я царскому посланнику.
– Увы, ваше высочество, но я и так задержался, в этом чудесном граде, а ведь еще надо дела свои и государевы сделать, да к середине декабря обернуться,– поблагодарил меня Татищев.– И еще, государь наш батюшка повелел мне передать, чтобы вы прибыли вместе с полком «Русских витязей» к войскам, перед тем как будут проедены по улицам Москвы пленные шведы. Царь собирается включить их в общую колонну, отметить наравне с гвардейскими полками!
– Что ж спасибо еще раз, приказ батюшка закон…
Василий, попрощавшись еще раз, сразу же отправился к стойлу, где стоял привязанный жеребец, возле которого мельтешил юный конюх, сноровисто проверяющий подпругу и само седло. Постояв пару секунд, я развернулся и пошел к заждавшимся друзьям, мысленно прикидывая, чем заняться в первую очередь. Почему-то у меня сложилось такое впечатление, что проблем в губернии стало больше, чем до моего отъезда. Да и чего говорить, своя рубашка всегда ближе к телу, нежели служебная.
Тарелки давно уже опустели, и сейчас четверо друзей слушали рассказ Алехандро, дошедшего до того момента как мы начали отплывать из Валенсии.
– Не плохо вы там повеселились, ваше высочество!– присвистнул Артур, с интересом поглядывая на графа.
– Не сказать, чтобы очень мы там веселились, но разговор сейчас будет не о том. Лучше расскажите мне о своих делах, а после я и доклады ваши за месяцы работ прочитаю, всяко лучше, чем в праздности время проводить,– как бы, между прочим, говорю собравшимся.
– И когда нужны будут вашему высочеству доклады?– спокойно спросил барон Либерас.
– Завтра до обеда я хочу ознакомиться со сметой и докладами каждого из вас, друзья. Все же время прошло, а бюджет наш не бездонный, да и предупреждал я вас, что по приезду проверю вас. Дружба дружбой, а спрос в случае нужды будет строгий,– нахмурившись, сказал я им.
– Конечно, мы все это прекрасно понимаем,– кивнул Михаил, боярский сын.
– Я могу прямо сейчас отчитаться за свою вотчину,– насупился Кузьма, видимо моя подозрительность задела его. Но ничего, я уже не тот мальчик, каким был два с половиной года назад, и многие глупости из головы постепенно выветриваются.
К примеру, о том, что у руля власти есть бескорыстные люди, увы, но это не так, кушать всем хочется, да и мошна у каждого своя, до коммунизма в этом времени далековато, как впрочем, и в моем прошлом времени.
– Сейчас не к спеху, но завтра я обязательно выслушаю тебя Кузя. Теперь же рассказывайте, какие тут у вас без моего ведома истории приключались. Может странности, какие глаз зацепил?– постепенно напряженность в зале спала, неторопливая беседа, как обычно переросла в возбужденное обсуждение, в которой активно участвовал и Алехандро, несколько по-другому глядящий на обыденные для нас вещи и события.