Правофланговые Комсомола

Сильно рассердившись и потеряв над собой контроль, Мазай ударил кулаком по спинке стоявшего перед ним стула и выкрикнул;

— Нет, не может уйти!

Удар был таким сильным, что стул рассыпался. Дугин еще пуще стал кричать:

— Держать себя не умеешь! Смотри, комсомольский билет отберем…

Макар не стал дослушивать. Схватив шапку и выкрикнув какие-то грубые слова, он выбежал из помещения, где шло заседание.

А очутившись на улице, Макар понял, что совершил непростительную ошибку, и решил: теперь у него один выход — уехать с завода.

«Все кончено», — сказал он себе и поплелся по улицам куда глаза глядят. Так он дошел до «Павильона минеральных вод». Там всегда толкались любители выпить. Макар несколько минут постоял у входа и… вошел внутрь. Сколько он там пробыл, Макар потом и сам не мог вспомнить. Где еще бывал — тоже сказать не мог. Домой он пришел под утро, растерзанный, в рваной рубахе, без пиджака, с большим синяком под глазом.

Пелагея Сидоровна только руками всплеснула:

— Тебе же в ночь на смену надо было.

Но Тихон Сергеевич буркнул:

— Дай ему выспаться, разговор будет потом.

Макар, однако, не стал ложиться, он начал собирать свои вещицы.

Тихон Сергеевич строго спросил его:

— Куда это ты собираешься-то?

— Не вышла моя жизнь, — глухим голосом ответил Макар. — Уеду куда глаза глядят.

Он рассказал Тихону Сергеевичу о собрании и о том, как на него взъелся секретарь комитета комсомола и как он, Макар, в конечном счете не выдержав, выругался и удрал с собрания. А теперь ему больше мартена не видать.

Тихон Сергеевич долго молчал, потом сказал:

— Выходит, не тебе с завода уходить надо, а Гармашу. Дожил человек до седых волос, а плавку упустил. А тебе зачем уходить? Молодой ты, чересчур горячий! Я сам в цех пойду. К Боровлеву пойду. Поговорю с ним. Заодно узнаю, как они до такой жизни дошли.

Камольников и в самом деле собирался в цех. Положение в мартеновском цехе давно беспокоило заводской партийный комитет. Об инциденте, происшедшем на заводском комитете комсомола, стало известно секретарю парткома. Решили создать комиссию, чтобы разобраться в причинах участившихся в цехе аварий. В состав комиссии включили ушедшего на пенсию старого сталевара коммуниста Камольникова. Тихон Сергеевич от души порадовался, когда к нему зашел секретарь заводского партийного комитета и предложил принять участие в комиссии — конечно, если здоровье это ему позволяет.

И на второй день Камольников вместе со своим подопечным отправились в цех. Пришли к началу предсменного собрания.

В помещение красного уголка они вошли в момент, когда председатель только что объявил открытым сменно-встречное собрание. Народу набилось много. Не всем хватило места на скамьях, многие устроились на подоконниках или сидели на корточках прямо на полу. Окна были открыты, но было сильно накурено, и дым плыл над головами. Тихона Сергеевича пригласили занять место за столом.

Заступившие на смену сталевары поочередно докладывали о положении на печах. Оказалось, что к трем часам поспеют плавки сразу на трех печах. Принять сразу три плавки нет возможности — не хватит ковшей. Начальник смены обещал принять меры, чтобы выйти из трудного положения, но всем было ясно, что придется задержать готовые плавки.

— А потом будете спрашивать, с чего под разъедает?! — с места сказал Гармаш.

— На спрос, Никита Иванович, обижаться нельзя, — ответил мастер.

До начала смены еще оставалось минуты три, народ стал расходиться по рабочим местам. В цех направился и мастер; он остановился возле печи, на которой вторым подручным в эту смену стоял Мазай. Из нее вот-вот должны были выпустить плавку.

Макар взял пробу, сталь оказалась мягкой — такой, какая требовалась по заказу. Решили металл выпускать. Камольников тоже подошел к этой печи, посмотрел пробу. Но его интересовала не проба. Хозяйским глазом он окинул площадку возле печи и не обнаружил заправочных материалов.

— После выпуска металла вы разве печь не заправляете? — спросил Тихон Сергеевич.

Если бы такой вопрос задал кто-нибудь другой, то можно было бы подумать, что человек азов сталеварения не знает. Но этот вопрос задал опытнейший сталевар.

— Как же без заправки-то?!

— Я и подумаю. Однако не вижу нигде заправочных материалов.

А тем временем у задней стенки печи собрались мастер, технолог. Первый подручный раз-другой ударил по выпускному отверстию — оно не поддавалось. Пришлось применить кислород, но и с его помощью не скоро удалось прожечь отверстие. И только когда сталь пошла, вспомнили, что печь надо готовить к следующей плавке, а на площадке все еще не было заправочных материалов.

Теперь уже и сталевар взволновался и стал кричать на подручных. Те куда-то побежали, на носилках стали подносить к печи что требовалось.

Печь опорожнилась. Сталевар и его подручные взялись за лопаты, чтобы забросать в печь доломит. Делали они это кое-как, как бы выполняя скучную обязанность. Камольников это почувствовал, он быстро подошел к печи и сказал:

— Это же не заправка! Давайте-ка цепочкой! Расставив людей по цепи, он сам взял в руки лопату.

Он забросил лопату, за ним то же самое сделал сталевар, затем первый, второй подручные. Камольников следил за тем, чтобы материал ложился в печь ровно, без бугров, чтобы он быстро и хорошо приваривался. Те самые люди, которые еще несколько минут назад вяло, едва передвигая ноги, тащились к печи, теперь ритмически, словно они делали гимнастические упражнения, забрасывали материалы в печь.

Тихон Сергеевич работал в цепочке. Дело подходило к концу, когда у печи снова появился мастер Боровлев. Увидев среди шедших в цепочке Камольникова, он его почти силой потянул к себе и строго стал выговаривать:

— Разве вам можно такое делать, Тихон Сергеевич?! Кладите лопату!

Но Камольников не хотел отдавать лопату. И только закончив заправку, Камольников пошел к следующей печи. Он давал советы, сам брался то за лопату, то за штангу, смотрел пробы стали.

Кончилась смена, и вместе со сталеварами он пошел на рапорт к начальнику цеха. Он не умолчал о всем том, чего навидался за эту ночь, хотя первоначально решил, Что будет только смотреть, накапливать материал для парткома.

— Как вы дошли до жизни такой, — горячо говорил Камольников на рапорте, — что в течение получаса не могли открыть выпускное отверстие? Лишних полчаса в печи держали сталь, а ведь в это время металл ест подину.

Больше недели день за днем ходил Камольников в цех. Боровлев пытался убедить его, что дела в цехе не так уж плохи.

— Мы же теперь выдаем гораздо больше металла, чем при бельгийцах, — доказывал Боровлев. — Факт это или не факт? Факт! Зачем же народ зря ругать?

— А кто же его ругает? Но ты же сам говоришь, что то было при капиталистах! Как же сравнивать можно? Советское государство о народе как заботится! Чем вы отплачиваете? Металл в под выпускаете?