Правосудие во имя любви

Наконец он смог оторваться от нее и заглянул ей в глаза:

— Я понимаю, что это безумие, но не могу без тебя.

— Знаю… — ее голос дрогнул, и она не стала продолжать. Слова были лишними. Прикосновения говорили красноречивее всяких слов.

Она обвила его руками, уткнувшись лицом в его шею, и всем телом прижалась к нему. Ей нравилось ощущать неудержимость его страсти. Все его тело напрягалось, и в ней пробуждалось ответное желание, такое же неукротимое.

Он отвел назад ее рассыпавшиеся по плечам волосы и прикоснулся языком к ее шее. Кейт потеряла рассудок.

— Боже мой, как я хочу тебя, — хрипло прошептал он.

Кейт не могла говорить. Рука Сойера нащупала узел пояска, и халат соскользнул с ее плеч.

Его глаза подернулись дымкой. Она почувствовала, как его пальцы нежно пробежали по ее груди, а потом, опускаясь все ниже, достигли влажной ложбинки.

Кейт казалось, что земля уходит у нее из-под ног. Сойер опустился перед ней на колени, и его язык оказался там, где только что были пальцы. Она едва устояла на ногах, но ее лоно само собой приняло его горячий, трепетный язык. Она склонилась над ним и закрыла глаза. Мир перестал для нее существовать.

— О, Сойер… я… все… — волна наслаждения захлестнула ее целиком и не дала договорить.

Потом, когда она совершенно обессилела, Сойер поднял ее на руки.

— Куда? — только и спросил он.

— Наверх, — еле слышно ответила она.

Поднявшись в спальню, он уложил ее на кровать и быстро сбросил одежду. Кейт как зачарованная разглядывала его великолепное тело, не в силах отвести взгляда от напряженного, пульсирующего символа его мужественности.

— Я хочу, чтобы ты вошел в мое тело, — шептала она.

— Я тоже этого хочу. Не могу больше ждать, — ответил он сдавленным шепотом.

Они оба охнули, когда их тела соприкоснулись, но Сойер, едва войдя в ее лоно, чуть отстранился, словно желая продлить сладостную муку, а потом проник еще дальше.

— Ты такая мягкая, такая жаркая…

Он перевернулся на спину, не отпуская ее, и, касаясь губами ее уха, попросил:

— Я хочу, чтобы ты была сверху.

Сойер откинул назад волосы Кейт, чтобы видеть ее глаза. В них горело нетерпение.

— Да, да… — она целовала его грудь, потом ахнула, когда почувствовала у себя внутри его неумолимую плоть.

— Да, любимая, да, — вторил ей Сойер, и движения их тел слились в одно. — Не спеши…

Но она уже ничего не могла поделать. У нее в ушах еще долго звенел его негромкий счастливый стон.

XLV

— Ты хотел мне что-то сказать? — сонно произнесла Кейт лежа на руке Сойера.

— Да, конечно, — Сойер умиротворенно улыбался. — Но почему-то все вылетело из головы.

Кейт пронзило острое чувство вины. Они оба только что проснулись и не знали, сколько времени провели в блаженной дремоте. Она только сейчас спохватилась, что не спросила о самом главном.

— Я узнал, кто хотел столкнуть нас под откос.

Кейт окаменела. Она ожидала услышать совсем другое.

— Я-то думал, что это мой сумасшедший клиент, Силвермен, но ошибался, — голос Сойера стал жестким.

— Кто же это был?

Он внимательно посмотрел ей в лицо:

— Один из приспешников Томаса Дженнингса.

Кейт затаила дыхание. Нельзя сказать, чтобы это открытие удивило ее, тем более что у нее давно появились подозрения. Но уверенность Сойера ее почему-то успокоила.

— Как ты узнал?

— Мой помощник, Ральф, прочесал все ремонтные мастерские и докопался до истины. Сначала хозяин помалкивал, но Ральф при помощи своего бумажника развязал ему язык.

— Томас. Паршивый ублюдок.

Сойер отстранился и, не веря своим ушам, уставился на Кейт:

— От вас ли я слышу такие слова, судья Колсон?

— Могу повторить, — сказала она. — Томас так просто не отделается. Придется ему держать ответ.

За все свои грехи, добавила она про себя.

— Будь уверена, — с металлом в голосе подтвердил Сойер.

Они опять лежали молча, наслаждаясь теплом и близостью друг друга.

— Ну, а как то, главное дело? — спросила Кейт. — Я знаю, ты не потому приехал, но все-таки…

— Скоро смогу тебе дать ответ. Нам нужно раскопать записи об усыновлении в монастырских книгах. — Сойер пересказал ей свой разговор с Ральфом.

— Думаешь, эти записи сохранились? — жалобно спросила она.

— Думаю, что да. Скажи, — спросил вдруг Сойер, — ты простила меня за то, что я ворошил твое прошлое?

— Нет.

Он тяжело вздохнул.

— Я так и думал.

Наступило долгое молчание.

— Значит, тебе все известно? — спросила Кейт.

Решимость изменила ей.

Ответом ей было громкое биение его сердца. Потом он опять повернулся так, чтобы видеть ее лицо.

— Да, мне все известно.

Кейт хотела что-то сказать, но ее душили слезы. Ее боль передалась Сойеру. Он осторожно обнял ее и поцеловал в макушку.

— Пойми, я не мог иначе. Мне нужно было знать о тебе все. Я одержимый.

Кейт с трудом заговорила:

— Когда я приезжала к тебе домой и мы повздорили, я почувствовала, что ты недоговариваешь. Это меня так разозлило, что я не выдержала и сорвалась.

— Я получил по заслугам, — нехотя признал Сойер.

Кейт смотрела на него с безграничной грустью.

— Насколько я понимаю… тебе также известно, что Томас — отец этого ребенка.

— Я был в этом уверен, хотя не нашел доказательств.

— Она была… такая крошечная, такая нежная. Я так ее любила. — Слезы покатились по щекам Кейт. — Но ему не нужна была ни она, ни я.

— Не надо. Тебе тяжело говорить об этом.

— Нет, я скажу. — Она не могла остановиться. — Томас требовал, чтобы я сделала аборт.

— Вот сукин сын, — не выдержал Томас.

— Когда я отказалась, он пообещал, что его отец, который тоже был проповедником, найдет для девочки любящую семью, и я ему поверила. — Кейт содрогалась от рыданий.

— Прошу тебя, успокойся.