Праздничный костер Макеры

И вот день торжества. Накануне, ночью, Бахаго и Мать Макеры в последний раз чистили и полировали превосходного бронзового всадника. Они делали это при свете факела, и, несмотря на то что скульптура была всего лишь в один локоть, всадник казался им таким величавым – настоящим божеством. Мать Макеры не переставала восхищаться красотой коня. Божественного обба она боялась. И если она решилась очень тщательно, до блеска, отполировать коня, то к всаднику она не прикоснулась. Это сделал сам Бахаго, произнося при этом какие-то одному ему известные заклинания.

Однако они не решились взять с собой эту скульптуру. Перед самым уходом Бахаго поставил ее посреди хижины и решил позвать слугу обба, чтобы тот забрал этот дар и вручил его самому правителю Эдо, передав ему просьбу кузнеца вернуть Макеру домой.

Они отправились на площадь в темноте и заняли места поблизости от алтарей.

А в это время резчик по дереву в последний раз проверял, насколько хорошо и незаметно приоткрываются задние створки в божественных изображениях предков обба, которые должны были на этот раз помочь сыновьям кузнеца Бахаго получить свободу. Старый резчик никогда не видел Бахаго и сыновей его тоже не видел. Он знал только Макеру и знал, какие несчастья постигли эту семью. Но ему очень захотелось помочь безвестному кузнецу из людей хауса. Ведь он тоже был из людей хауса, хотя никогда не бывал в саванне.

Деревянные статуи были сделаны очень искусно. Хорошо, что с самого начала они были задуманы такими большими, намного больше человеческого роста. Иначе не осуществилось бы желание Макеры.

Но вот люди, живущие за воротами ремесленников, подняли статуи и понесли их. У ворот они остановились. И тут к ним подошли трое из охраны божественного обба. Макера узнал своих братьев. Со слезами радости смотрел он, как старый резчик помогал им забраться в деревянные статуи.

– Не бойся, Макера, – сказал старый резчик, – твои братья не задохнутся, я обо всем позаботился. Я думаю, что им трудно будет стоять неподвижно, но ведь они привыкли, да и недолго им придется ждать в деревянных темницах.

– Да, нам не привыкать, – согласился Мафи.

В полутьме сверкнули его ровные белые зубы. Но Макера не услышал раскатистого смеха своего старшего брата. Мафи уже разучился смеяться весело и заразительно, как он делал это в саванне, помогая отцу плавить бронзу для наконечников стрел.

– Когда настанет утро и ты уже будешь свободным, – сказал старый резчик, обращаясь к Мафи, – пойди к базару и вблизи южных ворот найди маленький домик с крышей из резного дерева. Такой крыши нет больше нигде. Под этой крышей жила моя семья. Всем, кто еще жив, передай мое благословение, скажи, что я здесь, а душа моя с ними. Руки мои трудятся для обба, а мысли мои – под крышей моего дома. Передашь?

– Передам, добрый человек. Почему же тебя никто не смог посадить в такую статую? Почему не помогли тебе бежать отсюда?

– Таких больших статуй прежде не делали. Да и воспользоваться ими можно лишь в день такого торжества. А торжество бывает раз в году, и нужно, чтобы духи предков во всем покровительствовали тебе. Если через год наступит такой же день и если обба велит сделать такие же большие статуи из дерева, то кто знает, может быть, еще кому-нибудь посчастливится вырваться отсюда.

Люди потащили статуи, а Макера, позабыв осторожность, побежал за ними. Он выскочил бы за ворота, если бы старый резчик не отшвырнул его.

– Наберись терпения, Макера, – прошептал старик, показывая ему крепко сжатый кулак. – Своей торопливостью ты всех нас погубишь. Дождись утра, глупая голова. Ведь хранитель сокровищ обещал выпустить тебя за ворота на торжество. Так терпи же…

Всю ночь на площади у дворца суетились люди. У алтарей стояли жрецы в передниках, с бронзовыми браслетами на предплечьях, с ожерельями на шее, с глубокими рубцами на лбу и на груди.

В громадных клетках метались леопарды и львы, оглашая площадь страшным рычанием. Крепкие клетки, сколоченные искусными мастерами, были надежны. Звери, доставленные охотниками из дремучих тропических лесов, бесновались. Неподалеку от рычащих зверей лежал в гигантской корзине живой питон, священная змея, которой должны были отдать на съедение пантеру и рысь. Питон был самым большим из всех, какие встретились отважным охотникам за змеями в течение целого года. Однако он был намного меньше того бронзового питона, который свесил свою раскрытую пасть над главными воротами дворца великого правителя Эдо.

Вокруг алтарей горели костры, собирались жители из дальних и близких селений, жаждущие увидеть великого обба в священном облачении, расшитом красными кораллами.

Пока еще тихо и безмолвно стояли барабанщики. Но все знали, что, когда начнется торжество, гром и рокот барабанов заглушат вопли ликующей толпы, восторженно встречающей божественного обба. Рядом стояли деревянные и кожаные барабаны, а возле них – черные полуголые люди с телами, смазанными жиром, умеющие извлекать из барабанов то громкие и тревожные, то приглушенные, мягкие, рокочущие звуки. Барабанщикам предстояло много потрудиться, пока будет длиться церемония жертвоприношений. Никто не знал, чего пожелает великий правитель Эдо. Может быть, он принесет в жертву диких животных, а может быть, обречет на священную гибель людей. Во всей стране не было более великого и более грозного человека. Обба был равен земному богу. Но если будут принесены в жертву грозному богу люди, то барабаны должны заглушить предсмертные крики несчастных.

Деревянные статуи, поставленные рядом с алтарями, хранили тайну трех беглецов. Братья Макеры могли выйти на волю только тогда, когда у алтарей не будет жрецов. Люди, принесшие статуи, ждали, когда же можно будет приподнять створки деревянных божеств. Чтобы отвлечь внимание жрецов, старый резчик подбежал к корзине со священным питоном и закричал:

– Люди, священная змея покинула свой дом? Беда случилась, люди!

Жрецы бросились на этот крик. А в это время открылись деревянные створки на священных статуях, и сыновья Бахаго скрылись в ночной темноте. На пустынных уличках они бежали изо всех сил, а когда до них доносились голоса людей, которые спешили к месту торжества, Мафи и его братья прятались в темных проемах глиняных оград или прижимались к стволу тенистого дерева. Люди шли с факелами, весело переговариваясь. Одни тащили на головах корзинки с провизией, другие были увешаны связками бананов. Все знали, что священнодействие может затянуться на несколько дней. Надо было позаботиться о еде и питье для детей, да и себя не забыть.

– Посмотрите, – сказал Мафи братьям, когда увидел четверых мальчишек с калебасами на головах. – Они в том возрасте, в каком мы были, когда покинули саванну и пошли в Кано. Посмотрите, как они веселы. Отец освещает им путь высоко поднятым факелом. А мать то и дело повторяет: «Не уходите в темноту, вас могут увести злые люди…»

У Мафи защемило сердце. Он вспомнил саванну и путешествие в Кано, когда мать точно так же просила их не уходить в темноту.

– Как давно это было! – прошептал Мафи. – Как долго мы бродили в темной чаще жизни, более страшной, чем чаща тропического леса. Нас лишили родителей, нас превратили в рабов. Теперь я понял это.

– Мы даже ни разу не видели этого торжества на площади перед дворцом, – ответил брат. – Мы мало отличались от тех бронзовых статуй, которые стояли вокруг трона. Нам нельзя было выйти за ворота. И так могла пройти вся жизнь. А для чего? Чтобы угодить обба? Как ты думаешь, Мафи, он в самом деле богаче всех людей на земле?

– Может быть, он и богаче, а мы будем счастливей в своей саванне.

Сыновья Бахаго были спасены. Старый резчик выполнил свой замысел. Но что сделает с ним главный жрец? Вот он уже приближается к дому священной змеи. Сейчас жрец увидит питона и тогда… За жрецом следуют его помощники. В руках у них факелы. Они могут выжечь глаза. Они могут зажарить на костре. Они могут бросить его, старого резчика, в клетку с питоном. Ах, почему он, глупый человек, не догадался открыть клетку и выпустить питона! Надо было открыть клетку, выпустить змею, а потом уже крикнуть. Но желание скорее отпустить юношей затмило ему разум. Он поспешил, и теперь его ждет страшная расправа. Вот уже близок свет факелов. Видны злые и гневные глаза главного жреца. А питон, словно назло, сотрясает клетку своим сильным и мощным телом…