Праздник перепутий
Шрифт:
Корнилов улыбнулся:
— Подкинут, Сеня, не волнуйся. С минуты на минуту один человек подъедет...
12
Корнилов пришел к начальнику Управления уголовного розыска пораньше, перекинуться парой слов о текущих делах. В кабинете у Михаила Ивановича сидел Еленевский, руководитель одной из групп управления. Вид у него был взъерошенный, сердитое лицо покрыто красными пятнами. «Тут пахнет крупной выволочкой, — подумал Игорь Васильевич. — Наверное, по делу об ограблении пьяных». И не ошибся.
—
— Михаил Иванович, мы же ведем поиски! — обиженно сказал Еленевский. — Люди которую ночь не спят. Но принимать заявление от каждого алкоголика... это же смешно! Накушался до свинства, а мы должны ноги мозолить, его часики, видите ли, разыскивать...
— Товарищ майор! — перебил его полковник. — У вас в распоряжении два дня. Не тратьте время на разговоры. Не найдете воров — поставлю вопрос о вашей профессиональной пригодности.
Еленевский поднялся с кресла и, хмурясь, вышел из кабинета.
— Неплохой мужик, но увалень! — Михаил Иванович покачал головой. — Днем с огнем такого другого не сыщешь. Все сделает в конце концов, но уж очень долго раскачивается.
— Его ребята самокатчиком зовут.
— Самокатчиком?
— Ну да. Он же на службу на велосипеде ездит.
— Да брось ты! — отмахнулся полковник. — Придумаешь тоже!
— Правда, Михаил Иваныч. Обрати внимание: в раздевалке желтый с синим велосипед стоит. Его велосипед, Еленевского. И говорят, быстро ездит.
— Но уж про желтый с синим ты присочинил! — Начальник управления смотрел на Корнилова недоверчиво.
Корнилов засмеялся.
— Правда, правда. Его велик все в управлении знают. Гаишники честь отдают. Да, Михаил Иваныч, — перестав смеяться, сказал подполковник. — Надо бы Семена Бугаева на майора представить. Сроки уже вышли, человек он, сам знаешь, энергичный, оперативный, не в пример самокатчику.
— Не возражаю, — согласился Михаил Иванович. — Он, кстати, дело с кражами на Заневском до конца так и не довел?
— Сейчас занимается. Ты же знаешь, я его на три дня отвлекал. И сам проваландался... История, я тебе скажу, неприятная.
— Ну тебя хлебом не корми, только дай отвлечься. С самоубийством Шарымова все чисто? Никаких неуклюжих действий не допустили? Не поторопились за него взяться?
— Мы за него и взяться не успели. Бугаев приехал к Шарымову домой выяснить, что он делал на даче старпома. А там скандал...
— Ну-ну, Бугаев, значит. Может, не торопиться со званием?
— Да что ты, Михаил Иваныч! Семен здесь ни при чем. Не успей он — могло бы и хуже обернуться. Обстановка на теплоходе не сахар. Нервозность, подозрительность! Все взвинчены до предела. И все один человек закрутил...
— Ладно, с Бугаевым договорились, — полковник взглянул на
часы. — Сейчас Кондрашов придет, доложишь все подробно. От новгородцев телекс получили. Предупреждают нас: неделю назад вернулся из колонии Николай Борисович Лящ, Слышал, наверное? Специалист по аферам.— Помню, — кивнул Корнилов. — Он ведь и у нас динамо крутил.
— В Новгороде Лящ уже успел причаститься. Двоих нагрел. Судя по некоторым данным, теперь подался к нам. Вот тут весь его послужной список, фотографии, — полковник подвинул Игорю Васильевичу папку. — Все что нужно. Надо встретить.
Секретарша предупредила, что пришел Кондрашов.
— Ну что, Василий Сергеевич, послушаем подполковника? — спросил начальник управления, когда они уселись за большой стол. — Он как, не затянул с поручением прокуратуры? Управился в срок?
— Управился, товарищ полковник, — сказал Кондрашов. — Мы и рассчитывали на него. Звезда розыскной службы! — следователь улыбнулся и подмигнул Корнилову. Игорь Васильевич отвел глаза. Он не любил таких разговоров в служебной обстановке. Да и без. Кондрашова себе знал цену. Подумал: «Чего это Вася? Не замечал я раньше в нем такой развязности».
— Перед нами был поставлен прокуратурой вопрос, — начал он сухо и официально, — проверить оперативным путем, не имел ли кто-нибудь из членов экипажа теплохода «Иван Сусанин» отношения к аварии на сорок девятом километре...
Корнилов подробно рассказал о том, что было сделано за эти дни. Временами посматривал на Кондрашова. Тот хмурил брови, записывал что-то очень быстро в блокноте, одобрительно кивал головой.
— Сегодня можно твердо сказать, что авария автомашины и смерть Горина — несчастный случай.
Сомнения, конечно, были... Серьезные сомнения. Никто не мог объяснить — откуда взялся в машине камень. Большой, почти круглый булыжник. Но час назад я беседовал с одним свидетелем, — заметив, что Кондрашов хочет что-то сказать, Игорь Васильевич положил руку на папку: — Письменные показания имеются...
Михаил Иванович хитро улыбнулся. Он знал пристрастие Кондрашова к правильно оформленным документам.
— Это свидетель, Данилов Петр Сергеевич, инженер конструкторского бюро, увидев, что дверцы заклинило, разбил камнем стекло. Струя воздуха раздула пламя, Данилов отскочил, а булыжник уронил в салон...
Когда Игорь Васильевич кончил докладывать, Михаил Иванович спросил:
— А причина самоубийства Шарымова так и не выяснена? — Чувствовалось, что это беспокоило его.
Корнилов пожал плечами.
— Мы провели дознание, поскольку наш сотрудник оказался на месте. А заниматься этим делом нам не поручали, — он посмотрел на Василия Сергеевича.
— Люди, близко знавшие штурмана, показали, что человек он нервный, впечатлительный, — сказал Кондрашов. — Шарымов, может быть, и хотел этого Горина застрелить, когда узнал, что тот его жену соблазнил. Кто знает? Дачу-то взломал! И когда милиция к нему домой нагрянула — испугался. Подумал, наверное, что все шишки на него. И дача, и смерть старпома...