Праздник Святой Дженис

– Нужно было ее встретить, – с раскаянием проговорил Вольф. – Ее могли убить по дороге домой.

– Ну и что с того, что она умрет месяцем раньше, странник? Это меня абсолютно не волнует. У меня есть свои проблемы.

– Месяц? Мэгги тоже больна?

– Мы все больны, все.... А, да иди ты на хрен. – Синтия сплюнула на пол, повернулась на каблуках и исчезла.

Вольф ощутил витающее в воздухе колдовское заклятие, неотвратимое, как сама судьба.

Группа была на пути в Нью-Йорк. До первого концерта времени оставалось еще достаточно, но Мэгги не показывалась на глаза. Она пила, запершись у себя в купе. Пошли разговоры о том, что певица пристрастилась к наркотикам. Вольфа это очень встревожило. Тем более что в этой компании наркотики были обычным делом.

Ходили также слухи о встрече, на которой побывала Мэгги. Некоторые говорили, что она сразила своих прежних друзей, которые раньше не очень-то хорошо с ней обходились, что она была мила и очаровательна. Большинство, однако, считало, что она встретила холодный отпор и что она до сих пор оставалась смешным уродцем в глазах своих бывших приятелей. Со встречи ей пришлось уйти в одиночестве.

Пошли слухи и об отношениях Вольфа и Синтии. Тот факт, что она избегала его, только подогревал всеобщее любопытство.

Несмотря ни на что, концерты в Нью-Йорке прошли с ошеломляющим успехом. Билеты на все четыре концерта были распроданы немедленно. Спекулянты сколотили на этом состояние, а концерты впервые было разрешено проводить вечером. В некоторых районах города отключили электричество, чтобы обеспечить освещение и музыку. Мэгги пела как никогда. Ее голос сводил публику с ума, а блюзы могли бы покорить и каменное сердце.

Десятого числа они отправились в Хартфорд. Мэгги заперлась в своем купе. Люди бесцельно слонялись из вагона в вагон. Трое взялись за гитары, но так и не смогли сыграть ничего стоящего. Остальные лениво болтали. Хок перебрасывал карты Таро из одной стопки в другую.

– Да вы что тут, на хрен, все передохли? – В вагоне неожиданно появилась Мэгги. В лице странно сочетались задор и раскаяние. – Давайте веселиться, а? Послушаем музыку!

Она плюхнулась Хоку на колени и принялась покусывать его за ухо.

– С возвращением, Мэгги, – прокричал кто-то.

– Дженис! – радостно прокричала она в ответ. – Зовите даму Дженис!

Подобно игрушке, которую наконец-то завели, компания ожила. Загремела музыка. Голоса стали веселее и оживленнее. Появились и пошли по кругу бутылки. Следующие два дня, пока поезд петлял, объезжая опасные районы Нью-Йорка и Коннектикута, праздник не затихал ни на минуту, но в то же время вокруг ощущалось скрытое напряжение. От веселости Мэгги веяло отчаянной безнадежностью. Вольф чувствовал себя загнанным в ловушку, и впервые ему захотелось, чтобы путешествие поскорее закончилось.

Как и многие другие гримерные, гримерная в Хартфорде была маленькой, тесной и плохо освещенной.

– Чеши сюда, Син, – крикнула Мэгги. – Ты должна накрасить меня так, чтобы я была на полном боевом взводе, как Дженис.

Синтия взяла Мэгги за подбородок, повернула ее лицом к свету:

– Мэгги, тебе не нужен грим, чтобы выглядеть, как на взводе.

– Нужен, черт возьми. И кончено. Давай начинай. Я – звезда и не обязана выслушивать всякую хрень.

Синтия поколебалась, припудрила Мэгги лицо и взялась за кисточку, слегка подчеркивая морщины и мешки под глазами.

Мэгги посмотрелась в зеркало:

– Вот это грим! – удовлетворенно произнесла она. – Это настоящий гротеск.

– Это твое настоящее лицо, Мэгги.

– Молчи, сука дешевая. Можно подумать, это я отсыпалась вчера вечером, пока вы трудились. – Вокруг стояла странная тишина. – Эй, Вольф! – Мэгги повернулась к нему. – Ты-то что скажешь?

– Ну, – в замешательстве начал Вольф, – боюсь, что Синтия...

– Вот видишь? Ну давайте начинать концерт.

Мэгги схватила свою заветную бутылку и одним глотком прикончила ее.

– Вряд ли это пойдет тебе на пользу.

Мэгги холодно улыбнулась:

– Ты же ничего не знаешь. Дженис всегда напивалась перед концертом... Чтобы быть в голосе.

Она встала и направилась на сцену. Конферансье неистовствовал:

– Леди и джентльмены... Дженис!

Раздались крики. Мэгги подошла к микрофону, взяла его и рассмеялась:

– Хэ-эй! Рада видеть вас. – Она качнулась, искоса взглянула на толпу и начала:

– Знаете, на прошлой неделе я пошла к доктору. Я сказала ему, что слишком много пью. С двенадцати лет я пью слишком много. Утром, под завтрак, – несколько Кровавых Мери. Бутылку виски – перед обедом, немножко за ужином, а уж вечером разворачиваюсь по-настоящему. Я рассказала ему, как много и как долго я пила. И я сказала ему: «Слушай, док, это совсем не повредило мне, но я все же беспокоюсь, понимаешь? Скажи мне прямо, я не становлюсь алкоголичкой?» А он и говорит: «Какая там, на фиг, алкоголичка, лично я думаю, что ты в полном порядке!»

Зал одобрительно зашумел. Мэгги самодовольно улыбнулась;

– Да, мои дорогие, у всех есть проблемы, и я не исключение.

Заиграла музыка.

– Но когда у меня появляются проблемы, я нахожу ответ, потому что я могу петь старые добрые блюзы. Я могу просто петь, и проблемы уходят.

Она запела «Ядро и цепь», и зал, казалось, сошел с ума. За кулисами Вольф сидел на ступеньках и маленькими глоточками пил из стакана воду. Подошла Синтия и встала у него за спиной. Они молча смотрели, как Мэгги, танцуя и притопывая, извиваясь и воя, двигалась по сцене.

– Я никак не могу привыкнуть к этому контрасту, – заговорил Вольф, не глядя на Синтию. – Весь зал взбудоражен, а здесь тишина и покой. Иногда мне кажется, что мы отсюда видим что-то другое, не то, что видят из зала.

– Иногда бывает трудно увидеть то, что прямо перед тобой, – мрачно улыбнулась Синтия и исчезла.

Вольф уже привык к таким заявлениям и больше над ними не задумывался.

Второй, последний, концерт в Хартфорде прошел хорошо, однако два первых концерта в Провиденсе были ужасны. Казалось, у Мэгги разом пропали и голос, и чувство ритма, и ей пришлось прибегать к трюкам. На втором концерте она даже заставила зал танцевать – раньше в этом никогда не было надобности. Ее рэпы стали резче и непристойнее. Движения ее тоже сделались непристойными, вызывающими, как в стриптизе. Третий концерт был получше, однако неуверенность оставалась.

Их компания завернула в бар. Этот район пользовался дурной славой, и у входа в бронированных будках сидели охранники. Мэгги быстро набралась и закричала, обращаясь ко всем:

– Ребята, я ничего не соображала на сцене. Скажите, я была ничего?

– Конечно, Мэгги, – пробормотал Хок.

Синтия фыркнула.

– Ты была прекрасна, – уверил ее Вольф.

– Я ни хрена не помню, – простонала Мэгги. – Говоришь, я была хороша? Лажа все это. Если бы я была хороша, я заслуживала бы того, чтобы это помнить. Я хочу сказать... Ты понял, а?

Вольф неловко потрепал ее по плечу. Она ухватила его за рубашку и спрятала лицо у него на груди.

– Вольф, Вольф, что со мной будет? – всхлипывала она.

– Не плачь. – Он погладил ее по голове.

В конце концов Вольфу и Хоку пришлось вести Мэгги домой. Остальные не захотели уходить из бара.

Они огибали район, где все здания были разрушены. Уцелело только одно. Оно одиноко стояло, глядя на них зияющими дырами окон и арками ворот, которыми не пользовались уже невесть сколько лет.