Предание Темных: Вечность не предел

То, что он уже не первый раз теряет суть диалога, говорит о том, что скоро он потеряет и сознание. Да уж, не круто.

– О том, что был обязан узнать, кто с тобой летит.

– Ах, да! – вновь игривая улыбка – ты моя спасительница!

Он вновь подмигивает мне – и теперь это уж точно флирт, благо, к своим двадцати-пяти научилась разбираться в подмигиваниях, после чего добавляет:

– Да.. так вот, навел элементарные справки о вас, поэтому и узнал. Кстати, я ведь тоже ценю красоту искусства. Конечно, может вам, деятелям искусства, и кажется, что мы, люди деловой сферы, не имеем к вам никакого отношения.. Но ведь без хорошей финансовой базы творчеству сложно развиваться, Джен!

Его голос становится какой-то напористо-капризный, точно он пытается мне что-то доказать. Удивительно, потому что я ведь с ним даже не спорю.

– Во все времена – продолжает, опрокинув очередной стакан – именно меценаты, богатые люди с хорошим вкусом двигали искусство вперед. Умные творцы это понимали и благодарно принимали поддержку..

Он тянется к бутылке, когда я жму плечами, делая за все это время лишь пятый глоток колы:

– Да и меня-то нельзя назвать творцом. Я просто восстанавливаю то, что создали другие.

Ратвен выливает остатки жидкости, которые наполняют лишь полстакана, после чего недовольно косится на бутылку, словно она сама себя подначивала, пока он не обращал внимания.

Заметив, что я замолкла, он вновь поднимает на меня взгляд, довольствуясь и тем, что налил:

– Ну это тоже искусство, даже более тонкое.

Он открыто мне льстит.

– И здесь тем более – продолжает, сделав большой глоток и чуть не подавившись – не обойтись без финансирования. Восстановление красоты дорого обходится..

Ничего не понимаю.

Он с одной стороны вроде бы флиртует со мной, очень даже откровенно.. но с другой стороны – какие-то странные темы для флирта. Финансирование? Работа? Кто разговаривает с девушкой на такие темы?

– Ну да.. – неопределенно бормочу я.

Может, он просто уже так напился, что в сознании путается?

– Ты ведь родилась в Лэствилле? – вкрадчиво уточняет, меняя темы так быстро, что я не успеваю сориентироваться – хорошо его знаешь?

– Да, родилась – глоток колы – но потом родители переехали за город, и росли мы с сестрой, которая уже и родилась там, на ранчо. А в Лэствилл вернулась уже после школы. Учиться, потом работать.

Жму плечами:

– Так что город вроде и родной.. но знаю я о нем немного.

– М-м, интересно – он опрокидывает остатки жидкости и, лишившись необходимости что-то держать в руках, слишком уж порывисто подается ко мне вперед – и почему же они переехали?

От такой близости я теряюсь и не сразу понимаю, о чем речь:

– Кто?

Гордон тут же недовольно цокает, откидывается обратно на спинку кресла, а в его голосе слишком явственно сквозит нетерпеливость:

– Родители, Джен. Ты сказали, они переехали. А почему?

– Не знаю, тогда мне было лет пять..

– И что же, совсем ничего не помнишь из того возраста? – его глаза вновь сверкают, и в напряжении он даже чуть закусывает нижнюю губу.

– Да сложно сказать..

Мы решили поговорить о моем детстве?

– А почему тебе интересно?

Локид бы мной гордился. Как избежать ответа на вопрос? Ответь на вопрос вопросом. Ты ответил и одновременно не дал ответа, бинго!

Не охота признаваться, что с памятью у меня все не так гладко и первые мои вспоминания о детстве – это школьная линейка в семь лет.

Ратвен жмет плечами:

– Да так.. просто к слову пришлось.

Не особо-то я заметила, чтобы Лэствилл и мое детство пришлись к слову, пока он сам о них не заговорил.

Наконец, моя банка пустеет.

Ратвен уже не пьет, но видимо, начинает во всей мере действовать ранее выпитое. Его движения становятся совсем развязными (но не в том плане, в котором хотелось бы), раскованными, а взгляд теперь мерцает на меня странным интересом.

И тоже совсем не таким, каким хотелось бы.

А таким, словно я какой-то кубик-рубик, который он никак не может собрать, и теперь хочет, чтобы я собрала себя сама, а после научила это делать его.

– А что ты делала в Румынии? – вновь улыбочка – у вас с сестрой тематические каникулы? Обычно в эту страну за этим и едут. Замок Дракулы, вампиры, воу – смеется – так сильно этим интересуешься?

Больше, чем хотелось бы.

Невольный участник, так сказать.

Но вместо этого лишь натянуто улыбаюсь:

– Больше она, чем я. Из-за нее и поехала.

– А тебя совсем не привлекает образ вампиров? – он складывает какую-то удивленную гримасу – по-моему, что-то в этом есть, а? Внешняя холодность, неприступность.. а внутри.. БАМ!

Он так резко ударяет по столу, что я вздрагиваю. Гордон же этого даже не замечает в своих эмоциях, уже продолжая:

– Бам – внутренняя сила, величие! Да еще какое? – он уже говорит взахлеб, как какой-то фанатик типо Милли – знания и тайны, недоступные обычным людям!

Его лицо растягивается в блаженном удовольствии:

– И почти вечная жизнь..

– Зато ты, смотрю, этим интересуешься – киваю я, уже решая, как бы поскорее слинять от пьяного (не выпившего – а именно в стельку напившегося) человека.

А его рассказов о «великолепии» вампиров, когда я своими глазами видела это чудовище и ничего великолепного там не нашла – мне не надо.

– Не то, чтобы самим этим.. – он недовольно щелкает пальцами, видимо уже не в силах обличить мысли в слова, после чего кладет свою руку на мою, пристально глядя в глаза – но черт, Дженна, неужели тебя не завораживает мысль о Вечной жизни?

Вспоминаю обезображенную морду «Влада».

Когтистые, серую натянутую кожу, огромные клыки, выпирающие из пасти, налитые кровью глаза и уродливые острые крылья за спиной.

Едва удерживаюсь, чтобы не передернуться:

– Знаешь, я думаю, что иногда у вечной жизни может быть слишком большая цена, которую большинство не готовы заплатить.

– Цена! Конечно! – смеется он – она ведь есть у всего и разумеется, большинство – не готовы! Иначе бы мир просто наполнился бессмертными идиотами.