ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ
Шрифт:
— Ножевая рана, — сказал он. — Встретил кое-кого в Уиндмилл-гарденс, когда мне было пятнадцать лет и я слишком много о себе воображал. Мне повезло.
— А тому, кого ты встретил?
Констебль провел пальцем по шраму, будто пытаясь вспомнить.
— Это зависит от того, что понимать под везением.
Ясмин насмешливо фыркнула и вернулась к своему чемоданчику с косметикой. Она сортировала тени по цвету, выкручивала тюбики помады и тоже расставляла их по тонам, раскрывала пудреницы и коробочки с румянами, проверяла, сколько крема в какой банке осталось. С важным видом она
— Я был в банде, он — в другой, — пояснил Нката. — После той драки я ушел из банды. В основном из-за мамы. Она только взглянула на меня в травме, куда ее вызвали, и рухнула на пол. Получила сотрясение мозга и попала в больницу. И я завязал.
— Значит, ты любишь свою мамочку.
Какая чушь, подумала она.
— Попробовал бы я только ее не любить! — ответил он.
Она бросила на него непонимающий взгляд и увидела, что он улыбается, и улыбка эта направлена внутрь его, а не на Ясмин. Потом он снова заговорил:
— Симпатичный у вас парень растет.
— Держись подальше от Дэниела!
Охватившая Ясмин паника удивила даже ее саму.
— Он скучает по отцу?
— Я сказала, держись от него подальше!
Тогда Нката подошел к рабочему столику и положил руки на столешницу. Возможно, этим жестом он хотел показать, что безоружен, но Ясмин знала, что это не так. Копы всегда при оружии, и они умеют им пользоваться. У Нкаты действительно было оружие, хотя и не огнестрельное, и он применил его.
— Два дня назад в Хэмпстеде погибла женщина, миссис Эдвардс. У нее тоже был сын.
— А я-то тут при чем?
— Ее сбили машиной. А потом трижды переехали.
— У меня нет знакомых в Хэмпстеде. Я туда никогда не езжу. Я даже ни разу не была там. Там я буду торчать как кактус в Сибири.
— Это точно.
Она метнула в него подозрительный взгляд, ожидая поймать на его лице сарказм, которого не услышала в голосе, но увидела только ласковость в глазах, а что означала эта ласковость, Ясмин отлично понимала. Эта ласковость, возникающая во взгляде, говорила, что он взял бы ее прямо в салоне, если сможет уломать, взял бы ее, если бы это сошло ему с рук, взял бы ее, даже если бы ему пришлось запугивать ее — потому что так он доказал бы, что имеет над ней власть. Просто потому, что сам факт ее нахождения рядом с ним является для него вызовом, как высокая горная вершина для альпиниста. И чем труднее подъем на вершину, тем больше почета покорившему ее.
— Я думала, что копы работают по-другому, — сказала она.
— Что? — спросил констебль, довольно правдоподобно изображая озадаченность.
— Сам знаешь что. Неужели тебя ничему не научили в полицейской академии? Легавые ищут бывших зеков, которые выходят и берутся за старое, за то, что умеют делать лучше всего. Зачем искать кого-то еще? Лишняя трата времени.
— Ну, я времени напрасно не теряю. И мне кажется, вы тоже так думаете, миссис Эдвардс.
— Я убила Роджера Эдвардса. Зарезала ножом. Я не переезжала его на машине. Тогда у нас и машины-то не было, у нас с Роджером. Мы продали
ее, когда кончились деньги, а его привычки долго ждать не могли.— Мне жаль слышать это, — сказал констебль. — Вам пришлось нелегко.
— Хочешь узнать, что такое нелегко, — попробуй отсиди пять лет за решеткой.
Она отвернулась от него и вновь занялась переучетом косметики.
— Миссис Эдвардс, вы догадываетесь, что я здесь не из-за вас, — сказал настойчивый полицейский.
— Ни о чем таком я не догадываюсь, мистер констебль. Но раз я тебе не нужна, то дорогу на улицу ты сможешь найти, надеюсь. Здесь только я, и больше никого не ожидается до прихода моей следующей клиентки. Конечно, у тебя могут быть и к ней вопросы. У нее рак яичников, но она милая дама, она с удовольствием расскажет тебе, когда последний раз ездила в Хэмпстед. Ты ж поэтому приперся в наш район? В Хэмпстеде видели какую-то чернокожую даму за рулем, и теперь там дым коромыслом, а тебя послали разыскать ее?
— Вы знаете сами, что это не так.
Он говорил с бесконечным терпением в голосе, и Ясмин стало интересно, как далеко она может зайти, прежде чем он не выдержит.
Она повернулась к нему спиной. У нее нет ни малейшего желания предлагать ему что бы то ни было, а тем более то, чего ему так хочется, уж ее-то не проведешь.
— Где был ваш сын, пока вы находились в тюрьме, миссис Эдвардс? — спросил полицейский.
Ясмин молниеносно обернулась, и кончики косичек хлестнули ее по щеке.
— Не смей говорить о нем! Не пытайся вывести меня из себя этими разговорами! Я ничего никому не сделала, и ты прекрасно это знаешь!
— Думаю, это абсолютная правда, миссис Эдвардс. А еще правда то, что Катя Вольф знала ту женщину. Ту, которую раздавили в Хэмпстеде. Это было два дня назад, миссис Эдвардс, а Катя Вольф раньше работала у нее. Двадцать лет назад, когда та жила на Кенсингтон-сквер. Катя Вольф была няней ее ребенка. Вы знаете, о какой женщине я говорю?
Роем пчел обожгла ее лицо паника. Она крикнула:
— Ты же видел машину! Вчера сам видел ее. По ней видно, что ею никого не сбивали!
— Я увидел только, что одна из фар разбита, но ни вы, ни мисс Вольф не могут объяснить, как это случилось.
— Катя никого не сбивала! Никого, слышишь? Или ты хочешь сказать, что Катя переехала человека и при этом разбила только одну фару?
Он не ответил, и в тишине продолжал звенеть вопрос Ясмин и то, что из него следовало. Она поняла свою ошибку. Коп не говорил прямо, что ищет именно Катю. К этому его подвела сама Ясмин.
Кипя от гнева на себя за то, что поддалась панике, она с удвоенной энергией вернулась к чемоданчику с косметикой, стала с грохотом рассовывать флаконы и тюбики по металлическим отделениям.
Нката сказал:
— У меня такое впечатление, миссис Эдвардс, что ее не было дома в тот вечер, когда сбили ту женщину. Случилось это примерно между десятью часами вечера и полуночью. Я думаю, в это время Кати Вольф не было в вашей квартире. Может, ее не было два-три часа, может, четыре. Может, весь вечер. Так или иначе, но с вами ее не было, верно, миссис Эдвардс? И она брала машину.