Предатель. Ты не узнаешь о дочери
Шрифт:
– А знаешь, Лиз, – смотрит на меня задумчиво Сергей. – Я вдруг сам только что понял, почему тогда я сделал такой выбор. Я просто до коликов в животе боялся, что я для тебя стану обычным. Ты на меня всегда смотрела, как на бога, и мне нравилось этим богом быть. Я хотел дать лучшее тебе, мне нравилось быть для тебя всесильным. А если бы я признался, что проиграл? Что кто-то загнал меня в угол, что я не могу защитить тебя? Кем бы я стал в твоих глазах? Слабаком? Неудачником? – усмехается он невесело. – Понимаешь?
Смотрю на него внимательно.
– Ты
В нём действительно что-то поменялось. Спеси поубавилось, уверенности. Никогда мы не разговаривали раньше так, и таким открытым я своего мужа никогда не видела.
– Потому что я и говорю искренне, Лиз. Вот я весь перед тобой, – разводит руками. – Такой, какой есть. Без прикрас. Признаюсь, что я всего лишь человек, со своими недостатками, которые так хотел от тебя скрыть. И что? Такой я тебе не нужен? Получается, твоя любовь тоже была не совсем настоящей? Ты любила только того сильного, идеального Сергея?
– Такого Сергея я не знала, ты прятал его от меня, но, наверное, я его хотела бы узнать, – смотрю на него задумчиво. – Возможно, это что-то и поменяет между нами.
– Ты даёшь мне надежду? – ловит он мою руку, утыкается в неё лицом. – Пожалуйста, – срывается его голос.
– Я всего лишь сказала, что готова узнать тебя, если ты не закроешься снова и не начнёшь включать свой эгоизм.
– Я постараюсь, Лиз, – покаянно качает головой.
– Тебе пора, – дрожит мой голос.
– Скажи, можно я останусь здесь? Вот хоть на этом коврике на кухне. Не выгоняй меня, пожалуйста, – смотрит на меня побитым псом.
– Серёжа, – вздыхаю, – если честно, у меня нет сил тебя выгонять. Я очень устала. Но я не хочу, чтобы ты расценил это неправильно.
– Я очень тихо посплю и утром уйду. Обещаю.
– Спокойной ночи. Диван в твоём распоряжении, – сдаюсь я.
Ухожу в ванную, из последних сил принимаю душ, переодеваюсь, проскакиваю в спальню. Сергея не видно. Плотно закрываю дверь, забираюсь в кровать, укрываюсь и почти сразу проваливаюсь в тревожный сон.
Где-то далеко слышу тонкий писк, но никак не могу проснуться. Мне плохо, то жарко, то холодно, то знобит.
Воспалённым сознанием понимаю, что это Соня плачет. Боже, а где она? Почему я слышу её так плохо?
Вскакиваю. Голова кружится, во рту сухо, как в пустыне, и горло горит огнём. Чёрт! Не хватало ещё заболеть!
Бросаю тревожный взгляд на кроватку, внутри всё замирает. Сони нет. Встаю, всё плывёт, по стенке ползу в гостиную. Голова просто раскалывается.
В дверях соседней комнаты останавливаюсь удивлённо.
Соню на руках качает Сергей, он без рубашки, прижимает малышку, завёрнутую в плед, что-то тихо приговаривает ей, она морщится недовольно, нервно сосёт соску.
– Сереж, – зову его хрипло. – Зачем ты её забрал?
Поднимает на меня глаза, хмурится.
– Она плакала, а ты очень крепко спала.
– Дай её мне.
Подходит, прикладывает ладонь к моему лбу.
– Охренеть, – поджимает раздражённо губы. – Да ты просто огненная.
– Да? –
растерянно моргаю, прижимаю руку к своему лбу, но не чувствую жара.– Так, ложись назад в кровать, – командует он. – Аптечка у тебя есть? И градусник?
– Есть. На кухне. Соню мне давай, – тяну руки к малышке.
– Ага, чтобы ты её уронила? – не уступает Сергей. – Иди, ложись, мы все сами сделаем, – заявляет уверенно.
Спорить сил нет. Иду в кровать, состояние и правда ужасное. Как я так умудрилась, и как не вовремя.
Сергей приносит мне градусник, пытается уложить Соню в кроватку, но она протестует.
– Она кушать просит. Давай, я покормлю, – и тут до меня доходит, что при температуре нельзя.
Достаю градусник. Тридцать восемь и пять. Приплыли.
– И? – смотрит хмуро Сергей. – Жаропонижающие есть?
– Только детские, – хриплю я. – И Соню кормить грудью нельзя. Ей смесь нужно навести.
– Как?
– Я сама встану, – пытаюсь подняться, но Сергей укладывает меня обратно.
– Нет, лежи. Просто объясни, что нужно делать.
Я рассказываю сбивчиво, где взять бутылочку, воду, смесь. Соня начинает плакать.
– Иди ко мне, доча, – подхватывает её Сергей снова на руки. – Пойдём, раздобудем тебе еды.
Вижу, как он уже почти уверенно с ней обращается. Идёт на кухню, гремит там посудой, что-то приговаривает Сонечке.
– Сколько ложек смеси? – кричит он из кухни. – Пять?
– Да.
Невольно улыбаюсь. Это сейчас так по-домашнему, так просто и правильно. Как здорово могло бы всё быть, если бы не…
Нет-нет-нет. Я не хочу прощать его. Нет. Вспоминаю, то видео и внутри снова всё сковывает льдом.
“Я не хотел ту женщину, она мне была бесконечно противна”.
Это что-то меняет? Я не знаю. Я подумаю об этом позже. А сейчас…
– Лиза, вот сироп, – входит Сергей в спальню со стаканом. – Он детский, поэтому я налил тебе всё, что оставалось в пузырьке. Пей. А утром я схожу в аптеку.
– Утром ты обещал уйти, – тихо напоминаю.
– И бросить тебя больную? – возмущённо выгибает он бровь.
– Похоже, ты рад, что я заболела?
– Не мели ерунду, Лиз.
Уходит, возвращается с Соней на руках, она сосёт бутылочку. Присаживается на кровать. Я выпиваю сироп, прикрываю глаза. Состояние и правда ужасное.
– Можно мне чаю, – прошу жалобно. – Горло болит.
– Одну минуту, моя королева, – усмехается Сергей. – Вот, только уложу принцессу и займусь тобой.
Соня засыпает в кроватке, я пью горячий чай с мёдом. Сергей смотрит на меня тепло.
– Спасибо тебе, – шепчу я. – Но это по-прежнему ничего не меняет. Сейчас у меня спадёт температура, и я хочу, чтобы ты ушёл, – не сдаюсь я.
– Упрямая ты, Лиза, – улыбается он грустно. – Но пусть будет так. Я люблю тебя и подожду, когда ты перестанешь слушать свою гордость, а послушаешь сердце…
Глава 24.
Просыпаюсь я поздно. Понимаю это, когда уже встаю, выглядываю в окно. Сонечки нет в комнате, и в квартире подозрительно тихо.