Предатель. Ты променял меня на бывшую
Шрифт:
Заботу, внимание, теплоту, улыбки, поддержку. И только потеряв, осознаем, что именно потеряли.
И вот сейчас только я начинаю понимать, какой же счастливой я была все эти годы. Именно это и было счастье. Тихое, спокойное, теплое, родное.
Тема вдруг кладет на пол недоделанный прицеп, встает и одной рукой обнимает меня за шею, а второй Юру. И просто стоит, прижимая нас обоих к себе.
У меня из груди рвутся рыдания, и не знаю, как их остановить. Юра вдруг вскакивает, крепко прижимает к себе Тему, целует его в макушку, а потом резко выходит из комнаты, отводя глаза в сторону.
А
— Зайчик, может, посмотришь мультики минут десять? — спрашиваю я придушенным голосом, понимая, что не могу сейчас продолжать игру с ребенком, мне нужна пауза.
— Хорошо, — послушно кивает он и идет к телевизору.
Мое сердце сжимается от нежности и любви к нему.
А я направляюсь в сторону кухни. Захожу, плотно закрываю дверь.
Там Юра стоит у окна, отвернувшись. Он не поворачивается при моем появлении.
— Я надеюсь, оно того стоило, Юр, — шепчу я, отрывая от рулона бумажное полотенце, чтобы вытереть глаза.
Он прерывисто выдыхает.
— Я не видел другого выхода. Я не мог тебе врать, Мила, — его голос хриплый и сдавленный.
Ну да. Я тоже его не видела. Да и сейчас не вижу. Нет его, этого выхода.
— Я не хотел всего этого, ты же понимаешь. Не хотел.
Понимаю. Конечно, он не хотел. Он же не садист.
— Если бы я мог сделать себе лоботомию… если бы мог вырвать с корнем… если бы мог просто забыть… если бы мог не думать… Я бы это сделал.
— Если бы… если бы… Ты не можешь. Ты любишь другую. Все понятно, — пожимаю я плечами, пока внутри все корячится от боли.
— Вас я тоже люблю. Ничего не изменилось. Но понимаю, что все это неправильно. Не думай, что я этого не понимаю.
— Ну, зато теперь ты счастлив со своей первой любовью. Я очень на это надеюсь, Юр. Потому что иначе — все это было напрасно.
Он молчит, ничего не отвечает. Смотрю на его профиль. Руки в карманах, плечи напряжены, на лице играют желваки, лицо мрачное, челюсти стиснуты, брови нахмурены.
Что-то как-то не похож он на счастливого влюбленного.
— У мамы день рождения на следующей неделе, — говорит он.
— Я помню. Поздравлю, — киваю я.
У меня хорошие отношения с его мамой. Да и с отцом тоже. Они оба классные и меня, как мне кажется, искренне любят. Но я не видела их после всей этой истории, хотя разговаривала пару раз по телефону.
— Она хочет отметить всей семьей в их доме.
— Хорошо. Бери Тему и езжайте.
— Я имел в виду — все вместе, с тобой. Она хочет, чтобы была вся семья.
— Я больше не часть семьи, — невесело усмехаюсь я.
— Это не так. Для меня ты всегда будешь частью моей семьи, Мила. Ты — мой родной человек. Я несу ответственность за тебя и сына.
И тут меня прорывает. Как-то неожиданно и резко я съезжаю с катушек.
— Хрень собачья! — рычу я, а он тут же разворачивается, реагируя на мой тон, — Это не так! Это вранье! Ложь! Ты отказался от нашей семьи! Нет больше нашей семьи, понимаешь? Нет! И я не буду никогда больше частью твоей семьи, чтобы ты не говорил. Да, у нас общий ребенок, но на этом все! Все! Нас больше нет! Ты все сломал. Все разрушил! Ненавижу тебя!
Глава 12
Я
просто не выдерживаю. Сложно держать все это в себе. Сложно притворяться перед всеми, что мне все равно, что я в порядке!Я, блин, не в порядке! Не в порядке, твою ж налево, Юра!
Чувствую, как из моих глаз все-таки хлынули слезы.
Да ё-моё!
Как же я не хотела показывать перед ним свою слабость!
Юра делает шаг ко мне и обхватывает меня руками, прижимая к себе.
— Тихо, Мил, тихо… — шепчет он мне в волосы.
Его запах… Боги! Такой родной!
Он влетает в мои легкие, словно отравляя меня изнутри и наполняя невыносимой горечью.
Теперь я не могу вдыхать его, прижимаясь носом к его шее, как раньше. Теперь это делает она. А у меня больше нет на это права. Ведь я теперь ему никто.
— Не смей меня трогать! — рычу я, отчаянно вырываясь из его объятий.
— Ш-ш-ш…
Внезапно доходит, что за стеной Тема, а мне и правда лучше вести себя потише.
— Пусти! Мне противны твои прикосновения! — шиплю я разъяренной кошкой.
Он отпускает меня, а я тот час же отстраняюсь и отступаю на два шага назад.
Это было больно. Его объятия.
Какого черта? Он с ума сошел?
Хотел просто успокоить истерику? Он решил, что мне так будет легче?
— Больше так не делай! Ты не имеешь права ко мне прикасаться. Ты грязный после нее. Не смей, слышишь?
Боги! Я столько выстраивала эту стену из фальшивого спокойствия и шаткого равновесия! И стоило ему лишь прикоснуться ко мне, как все посыпалось.
Он смотрит на меня, и я не понимаю выражения его лица. Это странно, ведь я же его хорошо знаю. Но вот именно это выражение, этот взгляд я не понимаю.
— Я пойду уложу Тему, — бесцветным голосом говорит Юра и выходит из кухни.
Ох…
Ну что на меня нашло?
Подхожу к раковине, открываю кран и умываюсь холодной водой.
Понимаю, что нужно держать себя в руках, вот только кто бы еще дал инструкцию, как именно это делать?
Я всегда страдала от своей излишней эмоциональности. И всегда с ней боролась, пытаясь контролировать чувства. Вот только давалось это мне нелегко.
Очень завидую женщинам, которые умеют гордо и красиво уйти, подняв голову, а не устраивать такие вот истерики со слезами, как я.
Наверное, Селена как раз из тех, кто уходит гордо. Вот она Юре и запала в душу.
А я никогда такой не была. Мы даже познакомились с ним, когда я плакала.
Мне было девятнадцать. Я училась в универе и завалила экзамен.
Вообще-то я хорошо училась, но не успела выучить всего пару билетов. И мне как раз попался именно тот, до которого я так и не добралась! Вот же невезуха!
Для меня, твердой хорошистки, это была настоящая трагедия! Сейчас-то я понимаю, как это глупо, а тогда…
Тем теплым летним днем я сидела на автобусной остановке возле универа и плакала.
Мимо проехал автомобиль, но я особо не обратила внимания. Но когда он круто развернулся, проехал обратно, а потом вновь развернулся и оказался прямо передо мной, то я подняла глаза.