Предатель
Шрифт:
– Между прочим, на дверях приемной написано… – начал Старков самым язвительным тоном, но Крячко опять не дал ему договорить.
– Грамоте не обучен! Так с кем я говорю?
– Я генеральный директор научно-производственного комплекса «Боникс» Илья Сергеевич Старков, – с вызовом, гордо вскинув голову, заявил тот.
– И вы совершенно не заинтересованы в том, чтобы выяснить, кто и почему толкнул вашего заместителя на самоубийство. Я вас правильно понял? – продолжал давить Стас.
– Да что вы такое говорите? – почти взвизгнул Старков.
– Так что же вы следствию мешаете? – невозмутимо поинтересовался Крячко. – Или вы думаете, что я для собственного
– Да ничего я вам не мешаю! – начал оправдываться Старков.
– Нет, мешаете! Я пытаюсь выяснить, с кем в тот свой последний день Васильев разговаривал и о чем, раз он, вернувшись с работы, решил руки на себя наложить. Вот вы, например! – он повернулся к Замятину.
Зам по науке был просто одетым мужчиной лет сорока, с ранними залысинами, в очочках и, главное, с лицом классического неудачника и грустными глазами. Он испуганно посмотрел на Крячко и представился:
– Я Сергей Николаевич Замятин. Вы что-то хотите у меня спросить?
– Да! Вы в тот день с Дмитрием Даниловичем разговаривали?
– Нет, – покачал головой Замятин. – Да мы с ним вообще не пересекаемся и встречаемся только на совещаниях.
– А вот с Тихоновым, как я выяснил, он имел обыкновение обедать вместе. И я обязан с ним поговорить! – нажимал Крячко.
– Да говорите вы с кем хотите, только людям работать не мешайте! – Старков сдавал позицию за позицией.
– То есть, заглянув в какую-то комнату, я вторгся в чей-то творческий процесс? От этого земля вертеться перестала? – насмешливо спросил Стас тоном человека, считающего всех без исключения ученых бездельниками, бесполезно транжирящими государственные деньги.
– Послушайте, господин полковник, вы, видимо, достигли в своей работе очень многого…
– Немало, – солидно кивнул Крячко.
– И я ни в коем случае не возьмусь учить вас, как вам надо работать, потому что ничего в вашей специфике не понимаю. Вот и вы, пожалуйста, поверьте мне на слово, что мы даром хлеб не едим. Вам нужно здесь поработать? Я не возражаю, и Анатолий Петрович окажет вам в этом всевозможное содействие. Договорились? – Старков попытался даже улыбнуться.
– Я рад, что мы поняли друг друга, – кивнув ему, сказал Крячко, поднялся и, не прощаясь, вышел, а Никитин и Анатолий Петрович – вслед за ним.
Пройдя приемную, они оказались в коридоре, и Никитин, сияя от восторга, как ребенок, только что получивший долгожданную игрушку, хотел что-то сказать, но Стас сделал страшные глаза, и тот промолчал. А вот Анатолий Петрович, хоть и тоже не проронил ни звука, с большим чувством пожал Крячко руку.
– Где тут кабинет Тихонова? – спросил Стас.
Анатолий Петрович подвел их к нему, а сам вернулся к себе. Евгений Васильевич Тихонов по прозвищу Старик был человеком явно под семьдесят, и при виде его на ум приходило только одно сравнение – бизон. Крупный, лобастый, упертый, он посмотрел на вошедших недобрым взглядом и неласково спросил:
– Чего надо?
– Здравствуйте, Евгений Васильевич, – сказал Крячко уже совсем другим тоном, простецким и дружелюбным. – Мы тут пытаемся выяснить, что могло Дмитрия Даниловича на самоубийство толкнуть.
– Ты для начала скажи, кто таков будешь? – потребовал Тихонов.
Вместо ответа Крячко и Никитин в очередной раз предъявили свои удостоверения, которые Старик, посмотрев, вернул, а потом, с жалостью глянув на Стаса, посоветовал:
– Иди улицы подметать, а погоны не позорь! – и потерял к тому всякий интерес.
– Подождите,
Евгений Васильевич! Вы что же, не верите, что Васильев хотел руки на себя наложить? – спросил Стас, удивляясь тому, что этот человек так бесстрашно и громко говорит о том, о чем Анна Григорьевна только шептала. – Но об этом все доказательства говорят.– А ты другие поищи! – буркнул Старик.
– Так вы даже, может, кого-то подозреваете? – насторожился Крячко.
– Да, подозреваю! – резко повернувшись к нему, заявил Старик. – Главбуха нашего! Зятек ни черта в делах не смыслит, ему бы только по миру шататься и девок менять, вот главбух всеми финансами и заправляет! Ты думаешь, почему здесь все еще хоть как-то работает? Да потому, что я, старый пень, сижу и кумекаю, как и чем какую дыру заткнуть! А вот плюну я на все это и уйду на пенсию цветы выращивать, так здесь все через неделю прахом пойдет. Ну, может, через месяц, – исключительно ради справедливости поправился он – чувствовалось, что у него наболело и говорил он искренне. – Нам аппаратуру оплатить надо, все сроки уже выходят, а эта гнида деньги сундучит! Я Димку попросил, чтобы он поговорил с паразитом этим, так тот пообещал оплатить! А как узнал, что Димка в больницу попал, так денежки опять зажал, и накрылась аппаратура!
– А зятек – это Старков, что ли? – поинтересовался Стас.
– Он самый! Его Широков, царствие ему небесное, – Тихонов размашисто перекрестился, – на свое место поставил ради памяти дочери – любила она этого прохвоста, и внучки своей, чтобы папаша ее хоть что-то зарабатывал. Да если бы он увидел, во что сейчас комплекс превратился, он бы Илюшку своими руками еще тогда придушил, все равно толку с него, как с козла молока!
– А… – начал было Крячко, но тут зазвонил телефон, и Тихонов махнул ему рукой, чтобы он замолчал.
Видимо, новость была не из приятных, потому что Старик выматерился прямо в трубку и сорвался с места. Буквально вытолкав Стаса и Никитина, он захлопнул дверь и рванул по коридору к лифтам.
– Что? Авария? – крикнул ему вслед Стас и получил в ответ яростное:
– Да пропади оно все пропадом!
Они проводили его взглядом, и Никитин спросил:
– Куда теперь?
– К главбуху, куда же еще? – ответил Стас. – Хоть одно доброе дело сделаем, заставив этого паразита аппаратуру оплатить, а то ведь хватит старика кондрашка от такой работы.
Главбухом оказался невысокий щуплый мужчина в очках с толстыми стеклами и почти лысой головой, одних лет с Тихоновым. Он тоскливо посмотрел на вошедших, словно в ожидании очередной неприятности, и даже не стал спрашивать, зачем они пришли, – сами скажут. Разговаривать грубо с этим человеком у Стаса язык не повернулся – и так было ясно, что тому несладко приходится. Представившись, он сказал:
– Мы делом Васильева занимаемся, хотим выяснить, что его на самоубийство подтолкнуло. Как сказала Анна Григорьевна, вы с ним в тот его последний рабочий день разговаривали, так не показалось ли вам что-нибудь странным?
– А! – махнул рукой главбух. – Это Женька его на меня натравил. Да понимаю я, что он это не со зла, а душа у него за производство болит. Только откуда я деньги возьму? Рожу, что ли? Так я бы с удовольствием, только природа такого не предусмотрела.
– Но ведь финансирование-то у вас идет, – удивился Крячко.
– А куда уходит? – начиная раздражаться, спросил главбух. – Вот! – он ткнул пальцем в какую-то папку. – Илюшке на представительские расходы и командировки разные! Он за последний год на работе и шести месяцев не был!