Предатель

– Ничего! Зато теперь наконец отосплюсь, – не подумав, ляпнул Гуров и тут же пожалел об этом.

– Так ты мало того, что нервы себе жег, так еще и не спал! – заорал Крячко. – Ты в дурдом захотел? А что? Там тебе засадят в задницу какую-нибудь гадость, и будешь ты ходить спокойный, как овощ, и спать, как сурок зимой. Ты этого добиваешься?

– Овощи не ходят, – буркнул в ответ ему Лев Иванович.

– Где у тебя коньяк? – решительно спросил Орлов.

– На кухне, но я не буду, – предупредил Лев Иванович. – Я свою порцию уже давно выпил, да и поджелудочная мне этого не простит.

– А мы перед ней за тебя походатайствуем, вот она и смилостивится, – заметил Крячко. – Тебе нужно, чтобы нервы отпустило, а то ты сейчас, как сжатая пружина, до которой только дотронься не с той стороны, и она так распрямится, что тебе же самому мало не покажется! Ты до инсульта хочешь допрыгаться? – бушевал он. – Вот шарахнет он тебя со всей дури, и что ты тогда будешь делать? – спросил он и пошел в кухню.

– Застрелюсь, – спокойно ответил Лев Иванович. – Во всяком случае, обузой никому не буду.

– Это если ты сможешь пистолет в руке удержать и курок нажать, – ехидно заметил Петр. – А если ты будешь лежать вареной морковкой с бессмысленным взглядом и даже «агу» сказать не в силах? Уж я-то знаю, у меня теща в инсульте была! Что тогда? А эвтаназии у нас нет! – Он развел руками. – Так что береги свои мозги, пока они у тебя еще варят!

– Пей! – приказал Стас, протягивая Гурову полстакана коньяка. – Пей, а то силой заставим!

– С моей поджелудочной договариваться будете сами, – буркнул Лев Иванович и выпил, причем Петр и Стас проконтролировали этот процесс самым внимательным образом – нервы действительно отпустило.

– Ну а теперь рассказывай: как ты дошел до жизни такой? – спросил Орлов, основательно усаживаясь в кресло – чувствовалось, что, пока он все до последней мелочи не узнает, из него ни за что не поднимется. – Я сегодня, как на работу пришел, так меня словно обухом по голове: Крылова в субботу вечером нашли возле собственного дома с перерезанным горлом, причем никто никого не видел, и следов убийца никаких не оставил.

– А что? – воскликнул Стас. – Это с ним могли расправиться его наниматели за то, что он убийство Андрея не смог организовать. Лично мне это кажется вполне вероятным.

– Это нам так может казаться, потому что мы знаем, какой он оказался сволочью, а вот остальным? – возразил ему Гуров. – Они же его честным офицером считали, – и спросил у Орлова: – Как я понял, это еще не все?

– Правильно понял, – язвительно ответил тот. – Потому что мне почти тут же – опаньки! – звонок от начальства. Иду и узнаю, что убили гражданку одной ну очень недружественной нам державы, но из бывших наших, Ларису Артамошину, которая постоянно жила в Москве как представитель торгующей компьютерами фирмы. Я на фото глянул – а это наша неизвестная! Ее еще в воскресенье в собственной квартире, которая в доме для иностранцев находится, мертвой нашли – она там с кем-то куда-то собиралась пойти, а когда не появилась, ее знакомые забеспокоились, тем более что и на звонки она не отвечала, открыли квартиру, а там она, но уже без признаков жизни. Они, естественно, позвонили в милицию и в посольство. Ну, наши приехали первыми, стали обыск проводить, а тут и представитель посольства появился и чуть ли не взашей наших вытолкал.

– Естественно! – рассмеялся Крячко. – А то вдруг бы они что-то не то нашли!

– Труп наши, правда, забрали, потому что в посольстве помещение для морга как-то не предусмотрено, – продолжил Петр. – И эксперт нашел у нее на задней стороне ляжки след от укола, то есть сама себе она его сделать ну никак не могла, и совершенно непонятно, что именно ей засобачили, кто и когда. А новый обыск проводить совершенно бессмысленно – там посольские уже все, что можно, подчистили. Причем посольство, которому в таких случаях положено бурлить, как кислые щи, молчит скромненько, как Дуся!

– Знает кошка, чье мясо съела, – заметил Стас. – Уж если тебя в дом пустили, то веди себя прилично, а не гадь по углам!

– Как я понял, это дело на наше управление повесили? – спросил Лев Иванович, и Орлов кивнул. – Ну, и кому ты его подсуропил?

– Богданову, – усмехнулся тот.

– Ну-у-у! – протянул Гуров. – Этот крендель – бо-о-ольшой специалист по закрытию дел, причем так, что и подкопаться-то не к чему. Ну, теперь все?

– Ты надеешься, что да? – спросил Орлов, пристально глядя на него.

– Надеюсь, что нет, – ответил ему твердым взглядом Лев Иванович.

– И правильно делаешь, – кивнул Петр. – А теперь самое главное: Старкова с Ворониной сегодня утром раненечко из Москвы-реки в его машине выловили – захлебнулись они.

– Лева! Как ты все-таки понял, что предатель именно Старков, если мы все дружно решили, что это не он? – спросил Крячко.

– То есть как он мог стать предателем, если такой трус? – уточнил Гуров. – А все просто! Понимаете, на протяжении своей жизни мы боимся разных вещей. В детстве – одного, в молодости – другого, в зрелые годы – третьего, а в преклонном возрасте – четвертого. Вот мне и нужно было понять, чего именно сейчас он боится больше всего.

– Того, что не станет академиком? – предположил Крячко.

– Нет! – покачал головой Гуров. – Тем более что это и так проблематично.

– И чего же сейчас больше всего боялся Старков? – спросил Петр.

– Даю подсказку: «О, как на склоне наших лет… – Лев Иванович посмотрел на друзей, но те только недоуменно переглянулись – стихами классиков не увлекались ни тот, ни другой, и тогда Гуров прочитал это трогательно-печальное, больше похожее на молитву, стихотворение полностью:

О, как на склоне наших летНежней мы любим и суеверней.Сияй, сияй, прощальный светЛюбви последней, зари вечерней!Полнеба обхватила тень,Лишь там, на западе, бродит сиянье.Помедли, помедли, вечерний день,Продлись, продлись, очарованье.Пускай скудеет в жилах кровь,Но в сердце не скудеет нежность…О ты, последняя любовь!Ты и блаженство, и безнадежность.

– Пушкин, что ли? – неуверенно предположил Крячко.

– Федор Иванович Тютчев, но это неважно, – ни в малой степени не демонстрируя свое превосходство, а просто констатируя факт, сказал Гуров.

– То есть этот законченный эгоист, который всю жизнь думал только о себе, наконец-то влюбился? – догадался Орлов.

– Вот именно! – подтвердил Лев Иванович. – И больше всего на свете он теперь боялся, что…

– Воронина его бросит, – закончил Стас.

– Да! Но только она не Воронина, а Доронина, – поправил его Гуров.

– Та-а-ак! А это что за новости? – насторожился Орлов. – Ты откуда это узнал?

– Холмс бы сказал: «Элементарно, Ватсон», – встрял Крячко, который никогда в жизни не завидовал другу, а восхищался им, но, встретив бешеный взгляд Орлова, скромно потупился.

– Да просто сложил два и два, – пожал плечами Лев Иванович. – Она приехала в Москву десять лет назад сразу после школы. Куда-то она, наверное, хотела поступить, да не вышло. А теперь давайте отматывать назад. Год она прожила со Старковым, четыре года проработала менеджером в турагентстве, а еще пять лет куда делись? На что она жила? Где? Она похожа на ту, что пойдет на базар торговать, улицы подметать или стены штукатурить? Нет! И потом, кто-то же ее в турагентство пристроил, кто-то ей постоянную регистрацию сделал! А девка она красивая! Ну и чем она могла заниматься?