Предатель

Последняя мысль несколько успокоила Киру. Мстительно переведя дух, она заставила тошноту ненадолго отступить. Сидеть на земляном полу, наспех устланном соломой, было также неудобно, как и лежать. Спину холодила стена, а боль в перетянутых запястьях, которые брат Мирона – Тимур – связал со знанием дела, отдавалась при каждом движении.

Но более всего, более темноты, духоты и боли, бесил кляп. Какой в нем прок? Кто услышит ее вопли из подземелья, даже случись ей вытолкнуть тряпку? Кто поспешит ей на помощь?

Никто. Теперь во всем мире не отыщется человека, желающего ее спасти. Горло у Киры сжал болезненный спазм: впереди ее ждала непрерывная цепь издевательств, которые будут становиться все изощренней день ото дня. Мирон – мастер на подобные штуки и границ его фантазии не признают.

Сказать себе, невинно хлопая глазами, что не догадывалась, чем в конечном итоге все обернется? Вранье. Подозревала. Еще тогда, два года назад, когда ее шестнадцатилетней девчонкой, вздрагивающей от каждого шума, привезли на лодке на сей богом забытый остров. Подумать только! Она так радовалась, что отныне одиночество, подступающее комом к горлу, стоило только вспомнить Чегевару, ей не грозит. Кругом люди – разные и не всегда доброжелательные, но это люди, а не твари всех мастей!

И радовалась девушка ровно до того момента, пока Мирон – местный царек – не стал подбивать к ней клинья. Глупо утверждать, что она не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Знала. Но Чегевара (светлая ему память) всегда говорил о взаимности. Обсуждая вопросы интимной близости, Че заканчивал пространные монологи фразой… он вообще все поучения заканчивал этой фразой. Да что там скрывать – и начинал, как правило, с нее.

– Доверие – это лезвие обоюдоострого ножа без рукоятки. Нельзя передать его другому, не порезавшись. Раны на руках зарастают быстро, раны в сердце – никогда. Будь осторожна, моя девочка. Человек – крайне лживое существо. Если ему что-то от тебя понадобится, даже голый, не имеющий ничего – он будет предлагать тебе одежду. В лучшем случае, предательство лишит тебя Веры, в худшем – жизни.

Вот те бы слова ей и взять за основу! А она развесила уши. Глупая восемнадцатилетняя девчонка! Че никогда не позволил бы ей страдать… Кира до боли зажмурилась, сдержав слезы. Воспоминания об ушедшем в небытие друге вряд ли придадут ей мужества и сил. Девушка мысленно назвала Чегевару другом. Но он был для нее всем. Отцом, старшим братом.

Спасителем.

Кира хорошо помнила тот день, почти десять лет назад, который забрал у нее всех: мать, отца, брата. Когда теплый, пахнувший мамиными пирогами с корицей и шумный – наводненный звуками из многочисленных компьютерных стрелялок брата – мир вдруг в одночасье поглотила бездна.

В тот день в школу Кира не пошла. Точнее, мама ее не пустила.

– Посиди-ка, девочка моя, денек дома, – обеспокоенно сказала мама, прикоснувшись губами к ее лбу. – Ты ночью покашливала. Зря все-таки мы вчера взяли тебя на шашлыки. Осталась бы с бабушкой. Я отпрошусь с работы и к обеду приду.

Кира возражать не стала. Тем более, что чувствовала себя хорошо, а дома можно найти столько неотложных дел! В комнате брата уже призывно охотилось на нее темное окно монитора.

Позже девушка так и не смогла ответить себе на вопрос: что же пришло первым? Странный гул, от которого задрожали окна на двадцатом, последнем, этаже, или внезапная темнота, словно раньше времени наступил вечер.

Кира оторвала голову от монитора и взглянула в окно. То, что она там увидела, заставило ее подняться и выйти на застекленную лоджию, откуда вид открывался не в пример лучше. Зрелище сплошной стены, надвигающейся с горизонта на город, заворожило маленькую девочку. Кира не видела, где кончалась стена и начиналось небо. Черная бездна росла, глотая город. Кажется, запоздало выли сирены, может быть, кричали люди. Наверное, в последние минуты перед гибелью город стал шумным, но память Киры сохранила только гул, от которого закладывало уши. И гигантскую волну, что постепенно закрывала видимое пространство. Рушились казавшиеся незыблемыми здания. Темная мгла накрывала вздувшуюся ленту объездной эстакады, гасила золото на куполах многочисленных соборов. Раздался оглушительный взрыв. И еще один, еще. Огненные смерчи рванулись в небеса, чтобы в следующее мгновенье потухнуть навсегда.

Оглохшая, с распахнутыми от ужаса глазами, в которых отражалась приближающаяся смерть, маленькая девочка застыла на балконе. Она так и не сошла с места, наблюдая за тем, как умирает город. Потом здание тряхнуло так, что Кира не устояла на ногах. Ее бросило на пол. Окна разбились, накрывая ее стеклянным дождем…

Кира очнулась ночью, на крыше. Непонятным осталось, каким макаром ее туда занесло? Рядом никого. Маленькая девочка лежала под звездным небом, на котором таял бледный диск луны. Она дрожала в своей легкой пижаме, обнимая себя руками, и плакала. До тех пор, пока в глазах оставались слезы.

Вокруг была тьма. Ветер и смерть.

Утром выяснилось, что выход с крыши закрыт. По крайней мере, для нее: отодвинуть стальную дверь ей оказалось не под силу. Восьмилетняя девочка умерла бы от голода и жажды, если бы через два дня не появился Чегевара. Он пришел, чтобы на следующие восемь лет заменить ей все, помочь принять и заново отстроить новый Мир.

Чегевара нашел девочку на крыше. Как рассказывал спаситель позже, он разглядел дрожащее от холода дитя в бинокль с крыши соседнего дома. Плавал он хорошо, поэтому для него не составило труда одолеть расстояние в несколько десятков метров. Че был невысоким, подвижным, с небольшой бородкой и усами, о которых продолжал заботиться до последнего дня. Пожизненный оптимист, он принял мир после катастрофы легко, как нечто, к чему следует только приложить руки и все станет приемлемым. Нерушимое правило «счастье – то, что ты создаешь» он соблюдал неукоснительно. В прошлой жизни у него остались бывшая жена и сын, с которым видеться после развода ему не позволяли. Что с ними сталось, доподлинно Че не знал. Его насмешливое отношение к жизни не сломила катастрофа, хотя старалась – бог знает как. Мать он похоронил давно, отца никогда не знал. К тому времени, как рухнул знакомый мир, все родственные связи оказались разрушенными – многочисленные цунами лишь довершили начатое. Че вспоминал о сыне с грустью, но без трагизма.

– Что же, – первое время он повторял слова особенно часто, – сына бог взял, зато дочку дал. Кем бы я был без тебя?

«А я, Че? А я?» – мысленно кричала маленькая девочка, прижимаясь к небритому мужчине.

Кира приняла его сразу, всем сердцем и душой. Че отвечал ей тем же. В мертвом городе, поначалу заполненным трупами, которые постепенно течение унесло куда-то на запад, спаситель нашел пристанище. В торговом центре на верхних этажах. Там в комнаты для отдыха с уцелевшими стеклами заглядывало солнце, каждый день пересчитывая оставшихся в живых. Над широкими кожаными диванами висела плазменная панель – мертвый осколок цивилизации.

Еды оказалось вдоволь. Первое время Чегевара как проклятый сутками напролет нырял в затонувшие складские помещения, выуживая все, что могло пригодиться. Консервы, пластиковые упаковки, баллоны с водой, инструменты, холодное оружие, одежду всех размеров и так далее. Он работал на износ и успокоился только тогда, когда решил, что все остальное переживет зиму. Че раздобыл даже надувную лодку, насос и многочисленные удочки. Он своими руками сложил печь из подручных материалов. Она поначалу дымила, но в конечном итоге сдалась под недюжинным напором экспериментатора.

Когда температура воздуха не поднималась выше плюс десяти градусов, они жарили на решетке рыбу. О том, каким спаситель оказался рыбаком, говорило то, что Кира вскоре смотреть не могла на рыбу. В одной из комнат он оборудовал нечто вроде огорода, собрав на импровизированных грядках многочисленные уцелевшие на верхних этажах растения. В другой красовалась гордость Че – библиотека, пополняемая всякий раз, когда названный отец затевал глубокие рейды в город, теперь состоявший из островов высоток. Вечерами, сидя перед камином, он просил девочку почитать. Начиналось, как правило, с классики, перемежаемой щедрыми комментариями Че. Но часто дело доходило до беллетристики – любимого чтива Киры – любовных романов и боевиков. Единственное, чего не принимала душа Че – фантастики на тему постапокалипсиса.