Предательство по любви

– Да… Да, конечно… – И она принялась рассказывать, выбирая из воспоминаний самые приемлемые: долгие госпитальные ночи, усталость, терпение, отвага… И ни слова о грязи, крысах и огромных потерях, которых вполне можно было избежать, позаботься командование о транспорте, провизии и медикаментах.

После полудня Певерелл повидался с Александрой Карлайон, после чего переговорил с Оливером Рэтбоуном. Уже на следующий день, 6 мая, Рэтбоун явился в тюрьму и, отрекомендовавшись адвокатом миссис Карлайон, потребовал свидания с ней. Он знал, что отказать ему не посмеют.

Глупо заранее представлять себе клиента, его внешность и характер, и все же, следуя за надзирательницей серыми тюремными коридорами, Оливер невольно рисовал мысленный образ Александры Карлайон: черноволосая, с пышной фигурой, эмоциональная… Как-никак, она убила своего мужа в припадке ревности. Или, если верить Эдит Собелл, взяла вину на себя, чтобы спасти дочь.

Но когда надзирательница, крупная женщина с серо-стальными волосами, собранными на затылке, отомкнула дверь и адвокат ступил в камеру, глазам его предстала женщина чуть выше среднего роста, весьма стройная, если не сказать – худощавая, с вьющимися от природы светлыми волосами и умным лицом. Скулы у нее были широкими, нос – коротким с горбинкой, рот – великоват, но прекрасно очерчен. Александру Карлайон трудно было назвать красивой в обычном смысле слова, но в ней было что-то странно притягательное, несмотря на страх, усталость и серую тюремную одежду.

На вошедших она взглянула без интереса и без надежды – по всей видимости, заключенная уже смирилась со своей судьбой.

– Добрый день, миссис Карлайон, – официально начал юрист. – Я – Оливер Рэтбоун. Ваш родственник, мистер Эрскин, должен был сказать вам, что я намерен защищать ваши интересы, если вы, конечно, не будете против.

Женщина улыбнулась, но улыбка эта вышла вымученной – дань хорошим манерам:

– Здравствуйте, мистер Рэтбоун. Да, Певерелл говорил мне о вас, но, боюсь, вы проделали свой путь напрасно. Помочь вы мне не сможете.

Оливер взглянул на надзирательницу:

– Спасибо, вы можете нас оставить. Я позову вас, когда разговор закончится.

– Хорошо, – бросила та и вышла. Лязгнул, возвращаясь на место, засов.

Александра так и не поднялась, и Рэтбоун тоже присел на дальний край койки. Если бы он продолжил стоять, могло создаться впечатление, что он вот-вот уйдет. А адвокат не собирался уходить без боя.

– Возможно, вы правы, миссис Карлайон, но, прошу вас, дайте мне шанс хотя бы попытаться помочь. Я отношусь к вам без предубеждения. – Он улыбнулся, рассчитывая на свое обаяние, так как это тоже было составной частью его ремесла. – Отнеситесь без предубеждения и вы ко мне.

Ответная улыбка была грустной и несколько насмешливой:

– Конечно, я выслушаю вас, мистер Рэтбоун, хотя бы ради Певерелла и просто из вежливости. Но правда остается правдой: вы ничем не сможете мне помочь. – Узница помолчала немного, а затем продолжила: – Я убила своего мужа. По закону меня должны наказать.

Александра не сказала «повесить», и Оливер понял, что она боится этого слова. Может быть, даже в мыслях не осмеливается его произнести. Он почувствовал жалость к этой женщине, но постарался отогнать это чувство. Жалость – еще не фундамент, на котором можно построить защиту. Сейчас ему требовались не эмоции, а здравые мысли.

– Расскажите мне о случившемся, миссис Карлайон, – попросил он. – Все, что, по вашему мнению, имеет отношение к смерти вашего мужа.

Заключенная смотрела в сторону. Голос ее был невыразителен:

– Что тут рассказывать… Мой муж уделял слишком много внимания Луизе Фэрнивел. Она красива, все мужчины от нее без ума. Таддеуш не оказался исключением. Я ревновала. Вот, собственно, и всё…

– Ваш муж флиртовал во время званого обеда с миссис Фэрнивел, поэтому вы покинули залу, последовали за ним по лестнице и толкнули его через перила, – бесстрастно сказал Рэтбоун. – А когда он упал и потерял сознание, сошли вниз, взяли алебарду и вогнали ему в грудь. Полагаю, он впервые повел себя столь оскорбительно за двадцать три года вашей совместной жизни?

Александра обернулась и гневно посмотрела на адвоката – первая искренняя вспышка эмоций. Стало быть, все не так уж и безнадежно!

– Разумеется, нет, – холодно сказала она. – Дело не ограничивалось одним флиртом. Они состояли в любовной связи, и все происходило у меня на глазах… На глазах моей дочери и ее мужа. Ни одна женщина не смогла бы такого вынести.

Оливер внимательно всмотрелся в лицо своей подзащитной, осунувшееся от бессонницы, потрясения и страха. Он увидел в ее глазах гнев, но какой-то неглубокий, мимолетный. То ли она была слишком измотана, то ли просто лгала. И про флирт, и про любовную связь. Тот, кому была адресована ее ярость, умер, а самой ей грозила петля.

– Тем не менее многие женщины терпят и не такое, – заметил юрист, все еще изучая заключенную.

Александра слегка пожала плечами, и Рэтбоун вновь обратил внимание, насколько она худощава. В белой блузке и серой юбке без кринолина она походила на бродяжку – вернее, ее можно было бы принять за нищенку, если бы не сильное, надменное лицо.

– Расскажите мне, миссис Карлайон, как все случилось, – снова попросил Оливер. – Начните с того самого вечера. О любовной связи вашего мужа с миссис Фэрнивел мы поговорим позже. Кстати, когда вы впервые заметили, что они неравнодушны друг к другу?

– Я не помню. – Женщина так и не посмотрела на адвоката, и настойчивости в ее голосе не чувствовалось. Ей было все равно, поверит он ей или нет. – Несколько недель назад, я полагаю. Мы стараемся не замечать того, что нам неприятно. – Внезапно в голосе ее прозвучала настоящая страсть. Несомненно, она вспомнила нечто причинившее ей сильную боль.

Рэтбоун был в замешательстве. Мимолетный всплеск эмоций – и вот собеседница уже снова сидит онемевшая, опустошенная, усталая.

– И последней каплей был именно тот званый обед? – мягко спросил он.

– Да… – хрипловатым, еле слышным шепотом подтвердила узница.

– Вы должны описать мне все события того вечера, миссис Карлайон, чтобы я мог… понять. – Оливер хотел сказать «помочь», но, глядя на ее усталое равнодушное лицо, еще раз убедился, что ни на какую помощь она уже не надеется. Переубеждать ее сейчас не имело смысла.

Александра сидела полуотвернувшись, но в ее словах снова зазвучала горечь:

– Ваше понимание ничего не изменит, мистер Рэтбоун. Я его убила. Остальное закон не интересует. И толковать тут не о чем.

Юрист криво усмехнулся.

– Толковать законы, миссис Карлайон, – мое ремесло. И поверьте, что делаю я это неплохо. Я не всегда побеждал в суде, но, во всяком случае, проигрывал весьма редко.

Александра обернулась, в глазах ее впервые промелькнула ирония, и Рэтбоун понял, насколько обворожительна была эта женщина в лучшие свои времена.

– Слышу слова истинного адвоката, – тихо заметила она. – Однако боюсь, что именно здесь вы проиграете.

– О, пожалуйста, не хороните меня раньше времени! – Оливер позволил себе немного беспечности. – Лучше быть побитым, чем отступить без боя.