Предательство

Пытаясь успокоиться и обрести самообладание, Элисса плеснула на лицо водой и старательно умылась. Отец может вернуться домой в любой момент. И можно не сомневаться: он будет пьян, груб и мрачен.

Она не ошиблась: когда Лэм Квин ввалился в комнату, он едва держался на ногах. Элисса уже знала, как нужно себя вести. Непринуждённо и весело щебеча, словно ничего не случилось, она стянула с него сапоги, помогла добраться до стола, поставила перед отцом миску с супом, от которой шёл пар. Пока он сидел, тупо уставившись в миску, Элисса продолжала тихо болтать ни о чём. Будем надеяться, он успокоится, поест, а потом ляжет спать.

Возможно, так бы все и получилось. Отец уже доедал суп, когда она начала напевать. Лицо Лэма Квина перекосилось. С неожиданной для пьяного быстротой он вскочил и прежде, чем Элиссандра успела что-то предпринять, наотмашь ударил её по лицу. Тарелка, которую девушка держала в руках, отлетела к противоположной стене и разлетелась вдребезги. Девушка упала, больно ударившись коленями о каменный пол. Щека уже онемела.

— Ты поешь, как твоя мать! — рявкнул отец. — Никаких песен в этом доме!

Сквозь слёзы девушка смотрела, как отец, шатаясь, направляется к двери и исчезает в ночи. Теперь он долго не вернётся.

Элиссандра ненавидела свою жизнь. Единственным лучиком света в ней был Торкин Гинт. Возможность говорить с ним — незаметно для окружающих, находясь на разных берегах реки — вот и всё, что дарило ей утешение среди одиночества, среди мучительного существования, где не было места любви.

Если бы мама пожила чуть подольше! Если бы она не умерла, даже не успев приложить её к груди! Неужели в этом всё дело? Но почему отец уверен, что это она, Элисса, лишила его единственной женщины, которую он обожал?

О боги… Тор, как ты мне сейчас нужен!

И Элисса заплакала.

Прошло несколько часов.

Наконец девушка поднялась, прошла в крошечную каморку служившую ей спальней, и налила в большую чашу воды из кувшина, который стоял на шатком столике. Вода была ледяная, но Элисса заставила себя зачерпнуть полные пригоршни и как следует умыться. Ей надо было привести себя в порядок и собраться с мыслями.

Затем она взяла кусок фланели и начала тщательно растирать лицо. Постепенно её движения стали яростными. Она тёрла шею в том месте, куда её украдкой поцеловал Тор, потом принялась за губы, словно хотела стереть все следы их страсти. По мере того, как кожа высыхала и разогревалась, горе становилось всё сильнее, пока не переросло в гнев. Элисса поняла, что не на шутку разозлилась. Когда Тор смотрел на старика, в его глазах был не только страх перед страшным пришельцем. Нет, скорее уважение. В его огромных, завораживающих голубых глазах… Элиссандра тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Она переоделась в чистое и спустилась по узким каменным ступеням. Как же ей ненавистен этот дом! Отец вот-вот вернётся… При этой мысли Элиссу охватила слабость. И тут, словно в ответ на её мысли, в дверном проёме появился тёмный силуэт. Девушка вздрогнула от неожиданности, кувшин, который она несла, выскользнул из рук, упал на каменные плитки и разбился. Во рту появился привкус крови: похоже, она прикусила губу.

— О, дорогая…

Этот мягкий голос, несомненно, принадлежал женщине. Через миг его обладательница осторожно шагнула в дом, сняла капор и шаль.

— Простите… Я думала, вы… — Элисса замялась. — Кто вы?

— О… я просто проезжала мимо и хотела поинтересоваться: может быть, хозяева позволят старой женщине немного отдохнуть в амбаре…

Элиссандра уже не слушала. Она опустилась на пол, прямо в лужу, и подол её юбки мгновенно промок. Но она ничего не замечала. Из глаз хлынули слёзы. Её переполняли чувства: облегчение — потому что она ожидала увидеть отца, гнев и обида, которые ещё не прошли… и ещё она очень переживала из-за кувшина.

— Ох, девочка моя! Послушай, не надо плакать. Ну подумаешь, разлила воду, разбила старый глиняный кувшин — Женщина была пожилой, но удивительно сильной. Она помогла Элиссе встать, усадила её на стул и сама убрала все осколки и вытерла воду. Потрясённая, Элисса могла лишь наблюдать за ней. Странно, но в этой женщине не было ничего пугающего. Наоборот: в её присутствии почему-то становилось спокойнее.

— Пожалуйста, будьте как дома, — выдавила она наконец. — Располагайтесь… отдохните… Кроме меня, тут никого нет…

Старушка кивнула в знак благодарности и начала тихо напевать.

Колыбельная. Её звуки лились, как бальзам, облегчая боль. А когда странная женщина успела вскипятить воду и приготовить травяной чай? Кажется, прошло не больше мгновенья, прежде чем сильные морщинистые руки вложили девушке в ладони тёплую кружку, а её содержимое оказалось сладким. Мёд-то откуда взялся? Мысль мелькнула в сознании Элиссы и исчезла. Девушка маленькими глотками пила чай, слушала чудесный напев и не могла думать ни о чём.

Потом она вдруг обнаружила, что в комнате горят свечи, ставни закрыты, чтобы лунный свет не проникал снаружи, а саму её ведут вверх по лестнице. Словно в полусне, Элисса почувствовала, как женские руки бережно снимают с неё одежду. Волосы как бы сами собой оказались стянуты в хвост, но не туго, а так, чтобы они не спутались за ночь. Эти же руки осторожно, ласково уложили её в постель, укрыли одеялом — точно так же делал когда-то её отец, когда она была совсем маленькой, а он любил её. Элисса улыбнулась. А может быть, только подумала, что улыбнулась.

Колыбельная по-прежнему доносилась откуда-то издали — тихо-тихо, чуть слышно. Но веки у Элиссы уже отяжелели, и сон звал её в свои объятья. Она спала без сновидений. А если бы проснулась, то увидела бы старушку, которая неподвижно сидит у её кровати, закутавшись в выцветшую старую шаль, и бесконечно повторяет один и тот же мотив.

Проснувшись, Элисса почувствовала удивительную лёгкость. Тревога не прошла, но дразнящий запах горячих пирогов заставил её быстро подняться с постели. Интересно, когда это она успела влезть в ночную сорочку? Девушка стянула её через голову, и кожа тут же покрылась пупырышками.

Элиссандра распахнула ставни. На улице моросил дождь — такой мелкий, что капли висели в воздухе, точно туман. Сияние солнца едва пробивалось сквозь толщу серых облаков, словно пыталось напомнить о своём существовании. Девушка поёжилась. Пожалуй, стоит одеться потеплее. Конечно, в старых поношенных одёжках не очень-то согреешься, да и выбор невелик… Но настроение у Элиссы было превосходное. Она снова расчесала волосы, нашла свою единственную шёлковую ленту и стянула их на затылке.

Кстати, а где та удивительная старушка, что появилась прошлым вечером? Элисса решила, что гостья осталась на ночь… если только отец не пришёл, пока она спала. Но вряд ли отец догадался бы принести из пекарни горячие пироги… При воспоминании об отце мысли девушки приняли другое направление. Где он? Может быть, стоит пойти поискать его?