Предательство
Шрифт:
— Ты не знал о ребенке?
Он долгое время не сводил с нее взгляда.
— Если бы я знал об этом, то никогда не отослал бы ее. Тогда за ней был бы должный уход, и она никогда бы не умерла.
— И ты винишь в этом себя — и Шарлотту.
Взгляд его стал таким пристальным и пронзительным, что Белле показалось, будто он готов признать справедливость ее слов, однако вместо этого Ланс резко отвернулся.
— Будь ты проклята, Белла. Слишком часто для моего душевного спокойствия тебе удается проникнуть сквозь мою защиту, глубоко под кожу. В будущем я постараюсь держать язык под замком.
— Прости меня, я вовсе этого не хотела. Больше никаких вопросов.
Да ей они и не нужны. Белла уже узнала все, что было необходимо. Отказавшись
— Спасибо за то, что рассказал мне о Дельфине. В будущем я обещаю относиться к тебе мягче, — непринужденно заметила Белла, когда они поднялись.
Однако ее задорный взгляд и дразнящая улыбка, предназначенные для него, вряд ли отражали охватившие ее эмоции. Каждый раз, стоило им оказаться рядом, она ощущала внутри себя чувственный голод, жажду его прикосновений. Это было желание столь сильное, что ей хотелось горько плакать из-за своей глупой попытки отдалиться от него, пока он не примет Шарлотту как свою дочь.
В это мгновение ее лошадь, щипавшая неподалеку сочную травку, вспугнула фазана, тот резко вспорхнул с негодующим шумом. Белла от неожиданности отшатнулась, и Ланс машинально обнял ее, стараясь успокоить.
— Ах, эта птица так меня перепугала, — выдохнула Изабелла, сознавая, что напряжение, которое она ощущала, объяснялось скорее объятием его сильных рук, чем неожиданно взлетевшей птицей.
Похоже, что и сам Ланс почувствовал возникшее между ними притяжение — глаза его заблестели, взгляд коснулся ее губ. Он был близко. Так близко, что до нее доносился тонкий, свежий аромат его одеколона. Так близко, что Белла спрашивала себя, не слыша ничего вокруг, кроме громовых ударов своего сердца, не собирается ли Ланс ее поцеловать. Однако, к величайшему ее разочарованию, он убрал руки.
— Думаю, сейчас самое время разыскать твою бабушку. Моя матушка вскоре прибудет и станет беспокоиться о том, куда мы подевались.
Понимая, как сложно для ее бабушки принять семью, от которой она столько лет пыталась держаться как можно дальше, Изабелла сначала сильно беспокоилась. Однако, увидев, как бабушка, сидя под большим зонтиком, любезно беседует с матушкой Ланса, решила, что может вздохнуть с облегчением. Элизабет Бингхэм улыбнулась, уверяя графиню, насколько счастлива возможности с ней познакомиться, великодушно отметая все прошлые обиды. Доброта и сострадание миссис Бингхэм оказались настолько убедительными, что спустя почти пятьдесят лет лед был сломан.
— Я вижу, вы уже успели встретиться, — проговорил Ланс, приветствуя матушку легким поцелуем в щеку.
Элизабет сердечно улыбнулась:
— Как хорошо, что мы наконец узнали друг друга. — Она повернулась к Белле, легко коснулась ее руки. — Мне так стыдно, моя дорогая, что я рассказала вам о Шарлотте столь скоро после свадьбы, — сказала она, приняв решение открыто говорить о своей внучке в присутствии Ланса.
— Ему следует дать понять, что ребенок — неотъемлемая часть его жизни и следует просто принять это.
— Как она устроилась в Райхилле?
— О, замечательно, — ответила Белла. — Она очаровательное дитя и настолько располагает к себе! Весь дом просто без ума от нее.
Все, за исключением одного человека, самого близкого для девочки, грустно подумала она, взглянув в лицо мужа, бывшее довольно невыразительным. Он не выказывал ни малейшего интереса к разговору о дочери, однако теперь Белла знала, что причиной тому являлась вовсе не холодность. Это был страх, страх того, что если он перестанет обвинять Шарлотту в смерти Дельфины, то вся тяжесть этой вины падет на него самого.
Глава 10
Внезапно
обнаружив себя в том же коридоре, где располагалась детская, и не достаточно сознавая, как он здесь оказался, нерешительно помедлив на пороге, Ланс приоткрыл дверь, еще не зная, что там увидит.Вся детская была залита ярким солнечным светом, проникающим сквозь белые прозрачные занавеси. Стоял теплый, приятный день. Несколько окон оказались открытыми, и легкий ветерок слегка шевелил занавеси. Вокруг царила полная тишина. Картинки с изображениями цветов, птиц и волшебных существ висели на стенах, декорированных обоями с цветочными мотивами. На полках стояли разноцветные книги, повсюду были разбросаны корзинки с игрушками. На веселом голубом коврике притулились заводной кролик и больший коричневый плюшевый медвежонок с повязанным на шее красным бантом. Несколько прелестных куколок с фарфоровыми лицами и ручками выстроились на подоконнике. В углу пристроилась пестрая игрушечная лошадка, а рядом маленький детский столик и четыре крошечных стульчика. Два удобных кресла стояли у камина. Детская, должно быть, прежде принадлежала девочке, догадался Ланс, и когда Шарлотта подрастет, то с удовольствием станет играть этими игрушками. На мгновение он забыл обо всем, очарованный умиротворяющим домашним спокойствием, охраняющим жизнь малышки.
Комната, где спала няня, примыкала к детской и была связана с ней общей дверью. Эта дверь оказалась немного приоткрытой, чтобы няня услышала, когда ребенок проснется после дневного сна.
В глаза Лансу бросилась маленькая колыбелька, в которой спала девочка. Малютка лежала на спине, ее ручки были сложены у лица, пухлые ладошки растопырены. Во сне девочка отбросила одеяльце, и ее ножки обнажились. Не желая пугать няню ребенка своим присутствием и стараясь не разбудить девочку, сгорая от любопытства взглянуть поближе, Ланс подошел к колыбельке.
Он оказался абсолютно не готов к ошеломившим его чувствам и эмоциям. На него внезапно нахлынули воспоминания о появлении на свет малышки, о том, как он держал ее на руках сразу после рождения, об обещании позаботиться об их дочурке, которое дал Дельфине. Внезапно он ощутил нехватку воздуха, Ланс пытался сделать вдох, наполнить охваченные мучительной болью легкие. Как он мог так предать Дельфину? Как посмел выбросить из жизни своего ребенка, поручив ее заботам чужих людей?
Не видя ее с той памятной ночи, он не испытывал по отношению к малышке практически никаких чувств, за исключением вины, которую возложил на нее — наравне с собой — за смерть Дельфины. Слуги всячески хвалили его маленькую дочку, рассказывая ему, какая она восхитительная, и иногда он замечал ее, прогуливающуюся с няней или Беллой. Ланс видел, как девочка ползает по садовой лужайке, слышал младенческий смех и порой плач. Со стороны она не произвела на него никакого впечатления, однако сейчас, впервые оставшись наедине со своей дочкой, лорд Бингхэм осознал всю лежащую на нем ответственность за судьбу девочки, и сердце его переполнилось гордостью за ее младенческую красоту.
Ее густые, черные ресницы немного подрагивали, тени от них падали на круглые, румяные щечки. Ее губки, напоминающие маленькие розовые бутончики, были слегка приоткрыты. А ее глаза… Он не видел ее глаз. Какого же они цвета? — задумался он. Такие же, как у него, пронзительно-синие или карие, как у Дельфины? Его сердце переполнили стыд, горькие сожаления и ужасное чувство вины. Ребенок был плоть от его плоти, а он даже не знал цвета ее глаз.
Ланс задумался также и о том, как он ругал и поносил Беллу — страстную и сильную, заботливую и верную, с твердостью стали противостоящую всем его нападкам. Он приказал ей отправить ребенка прочь — куда угодно, главное — с глаз долой! И его супруга — сострадающая и понимающая, мятежная и храбрая, с горящими глазами — бросила ему вызов. Он же подверг ее столь страшным обвинениям, принуждению и эмоциональному шантажу, которые не каждый смог бы выдержать.