Предначертано судьбой

Джиб лежал рядом с ней и пытался успокоить ее рвущееся из груди сердце. Он всецело наслаждался чувством полнейшего удовлетворения, наступившим несколько минут назад. Джулия думала о нем. То, что она только что испытала, окончательно убедило ее в том, что независимо от того, кем был Джиб в прошлом или кем будет в будущем, он был именно тем, кого она хотела бы иметь в качестве спутника жизни.

— Ты уже проснулась, принцесса? Она открыла глаза.

— Да.

— Я был груб с тобой. Прости.

Она положила свою руку ему на грудь и собрала в тугой пучок его волосы. Ему это было очень приятно, как, впрочем, и все, что она делала.

— Ты не был грубым со мной.

Они лежали рядом. Голова Джулии покоилась на его плече, а губы были плотно прижаты к его волосам. Джиб понимал, что создает себе дополнительные трудности, оставаясь в доме Джулии, но ничего не мог с собой поделать. Ему не хотелось думать о последствиях. Он наслаждался теплом их общей постели и присутствием Джулии.

— Я действительно не причинил тебе боли?

Она подняла голову и посмотрела на него своими сияющими в свете лампы глазами. Ее кожа была мягкой и теплой, а волосы приобрели золотистый оттенок. — Это было прекрасно!

Ее слова немного успокоили его, хотя ему казалось, что ее удовлетворение было вызвано не им, а тем, что она слишком долго не знала мужской ласки. Он понимал, что теперь он будет привязан к ней накрепко, он будет преследовать ее, как сумасшедший. А это противоречило всему тому, что он намеревался сделать ранее.

— Ты запутаешь мне все волосы.

Она рассмеялась. — Они все еще кажутся мне совершенно прямыми.

Он смотрел на нее и не мог оторвать от нее взгляда. Сейчас она казалась ему еще более милой и прекрасной. А самое главное — она принадлежала ему. По крайней мере, сегодня ночью.

Он слышал, что в город приехал новый доктор, поэтому он не будет больше волноваться из-за ее ночных пациентов и слишком назойливых посетителей. Деньги находились уже в банке и их можно было использовать для дела. Завтра закончится обряд крещения и в Стайлсе не останется ничего, что могло бы удержать его здесь.

Он теребил в руках тяжелый узел ее волос. — Ты уже написала письмо жене Мосси?

— Да, неделю назад. Он поначалу расстроился, когда я принесла ему письмо, но потом сказал, что не возражает, если я отправлю его.

Джиб был искренне рад. Ему не хотелось оставлять здесь Мосси, так же как и Ли. Но у Ли уже есть Сейрабет, а у Мосси нет никого, кроме Джулии.

Она заворочалась под простыней. — Я много думала о войне, после того, как ты рассказал мне о Мосси. Интересно, почему одни люди так тяжело переживают все ужасные последствия этой войны, а другие нет?

Джиб положил свою руку на плечо Джулии и подумал над ее вопросом. — У всех людей были неприятные ощущения во время войны, Джулия. Но одним удалось забыть весь этот кошмар, а у других это не совсем получается.

— А как насчет тебя?

Он посмотрел вниз на ее лицо, выражавшее любопытство. Было очень странно, что на те вопросы, о которых он не хотел даже и думать, можно было легко ответить, когда их задавала Джулия. — Мне быстро удалось забыть все это. — Хотя пришлось немало почертыхаться, подумал он про себя.

— Ты был ранен?

— Нет. Правда, я несколько раз болел, как собака, но не получил ни одной царапины. — Он снова призадумался. — Я думаю, что очень боялся смерти. Я боялся умереть, так как опасался, что мне придется встретиться с матерью в загробной жизни.

Джулия удивленно подняла вверх голову. — А в чем дело?

— Она была квакером, — сказал он не раздумывая. — Она воспитала меня в духе Общества Друзей.

Он замолчал, ожидая ее реакции на эти слова. Будет ли она удивлена или просто шокирована. Он хотел видеть хоть какую-нибудь реакцию. Но Джулия оставалась совершенно спокойной и поэтому он продолжал. — Ты уже однажды спрашивала меня о матери и о войне, о том, что она думала по этому поводу.

— Да, это было в ту самую ночь, когда мы сидели на веранде.

— И ели рисовый пудинг. Она улыбнулась.

Черт возьми, думал Джиб. Как с ней легко. Когда я разговариваю с ней, слова сами вылетают из меня. — Когда началась война, я хотел принять в ней участие. Мать знала о моем желании и знала также, что умирает. Перед смертью она попросила меня, чтобы я остался верен принципам квакеров. Она сказала, что эта война не для нас и не надо вмешиваться в эту кровавую бойню. Она также сказала, что война вовлечет меня в грязные и злые дела. А я ответил ей, что никогда не уйду из общины и не нарушу их законов. Я поклялся ей.

До сих пор это тяжким грузом лежало на его совести. Он подвел свою мать, нарушил свою клятву. Он говорил медленно, стараясь высказать все, что накопилось у него за многие годы молчания. — Мне было четырнадцать лет, когда она умерла. Меня поместили в один очень строгий квакерский дом. Мать была спокойна за меня. Но я не смог вынести новых условий жизни и сбежал от этих людей. Через некоторое время я вступил в армию.

Джулия молчала. Джиб не знал, о чем она думает, но был уверен в том, что она не думала о нем плохо. Он еще никогда не рассказывал посторонним людям эту историю о нарушенной клятве. Он испытывал невероятное чувство стыда и считал это доказательством низости его характера. Но Джулия не могла так подумать о нем. Казалось, она просто не видела в нем ничего плохого.

— Ты успокоил ее перед смертью, Джиб, — сказала Джулия. — Ты сказал ей именно то, что она хотела от тебя услышать. Тем самым ты позволил ей умереть спокойно.

Джиб уставился в потолок. — Мать часто говорила мне, что старалась воспитать меня нежным и мягким, с тем чтобы я познал милосердие Господа. Оказалось, что она зря потратила на меня время. В годы войны, когда наступило мое время, я убил не меньше людей, чем любой другой. А потом я застрелил Хоккетта. Но он заслужил этого, хотя я опять вспомнил свою мать. У меня еще долго сохранялись неприятные ощущения от этого убийства.

Джулия прижалась к его груди и обняла его. — Никто из нас не может жить ради мертвых. Мы все стараемся жить как можно лучше. Твоя мать была прекрасной и всепрощающей женщиной, и она любила тебя.

Он посмотрел на нее. — Ты действительно так думаешь?

— Тебе досталась слишком тяжелая ноша для мальчика. Поэтому неудивительно, что ты не смог выполнить свое обещание.

Джиб наклонился к ней и долго целовал ее. Когда он поднял голову, она поправила ему волосы, убрав несколько прядей со лба. — Ты все еще нежный и мягкий человек, Джиб. Именно такой, каким воспитала тебя мать. Что бы ты сам про себя не думал, ты все-таки нежный и мягкий человек.