Предновогодье. Внутренние связи

Прогорнил звонок, и пролетела воздушная волна. Я взглянула на часы. Ожидаемо и предсказуемо. Встала, поправила юбку и села нога на ногу. Отсчитала пять минут — никого. Прождала еще десять минут — пусто. Нервно покачивая ногой, мысленно подгоняла минутную стрелку на часах, а гномик на циферблате сердился и не отпускал ее, упершись. Наконец, спустя бесконечно долгие двадцать девять с половиной минут, дверь распахнулась, и в приемной появился Стопятнадцатый, сузив могучим телосложением границы помещения.

— Эва Карловна? Почему отсутствовали на занятиях? Что-нибудь случилось?

— Здравствуйте, Генрих Генрихович. Случилось.

— Пройдемте, — махнул мужчина рукой, пропуская вперед.

Со времени первого посещения в кабинете декана не произошло существенных изменений, за исключением ставших более высокими штабелей книг и появившегося в углу странного глобуса размером с футбольный мяч. Его черная матовая поверхность была изрисована алыми разводами, совершенно непохожими на очертания земных материков. Круглое окно казалось огромным подводным иллюминатором, за стеклом которого господствовал небесный бледно-бирюзовый океан.

Декан прошел к столу и уселся в кресло. Дождавшись, когда я вволю налюбуюсь на обстановку, сказал:

— Ну-с, Эва Карловна, мотивируйте причины своего отсутствия на лекции. Мне казалось, ваше прилежание не ставится под сомнение.

— Я должна позвонить. Вы знаете, кому.

Декан приподнял голову, отчего его бородка приняла горизонтальное положение, и принялся разглядывать меня.

— Полагаю, если вы приняли окончательное решение, на то есть веские основания.

— Достаточно веские, Генрих Генрихович.

Стопятнадцатый вылез из кресла и, взяв с полки телефон, поставил на край стола. Черный шнур протянулся змеей за аппаратом, стянув к краю разложенные на столе бумаги. Я набрала в легкие побольше воздуха и, глубоко выдохнув, начала крутить телефонный диск. На седьмой цифре декан нажал на рычажки.

— Стало быть, плохи дела, Эва Карловна? Я до последнего момента думал, что вы не решитесь.

— Дела действительно плохи.

— Так просветите меня. Уж не думаете ли улаживать вопрос с вашим батюшкой без моего участия? В первую очередь он спросит у меня как у заинтересованного лица, с какой такой стати вы проучились чуть больше недели в нашем институте, хотя гарантийный срок учебы заложен до окончания учебного года.

Я бухнулсь в посетительское кресло. Ничего себе! Наверняка родитель посулил институту немыслимые подачки, коли рассчитывал не улаживать мои дела до лета. В таком случае он не потерпит провала, и мне лучше сразу в омут с головой. Только где его найти зимой посреди города?

— Вчера у меня получился конфликт, — заговорила я после паузы, тщательно подбирая слова, чтобы не сболтнуть лишнего. — По-моему, с меня сняли дефенсор и прочитали память.

— Почему "по-моему"? — быстро спросил Стопятнадцатый.

— Потому что я находилась без сознания.

— Вас били? — продолжал он допытываться.

— Не совсем.

— Эва Карловна, если случившееся таково, каким вы его описываете, то ради всеобщего блага не рекомендую скрывать подробности. Нужно срочно думать, как выпутаться из создавшейся проблемы.

Действительно, декан-то в чем виноват? И Царица тоже. Если разговоры и сплетни уже потекли по факультетам, то первые вопросы будут о том, знала ли администрация о наглом обмане, и с чьей подачи аферистка Папена умудрилась проскочить под зорким оком дознавателя Бобылева.

— Да, били.

Декан посмотрел на полку с таинственным зеркалом, и я поймала озабоченный взгляд в отражении.

— Физически или иллюзорно?

— Иллюзорно.

Стопятнадцатый тяжко вздохнул. Общеизвестно, что пытки с помощью иллюзий классифицировались кодексом как тяжкие уголовные преступления.

— Сколько их было?

— Трое, — сообщила я, понурив голову.

— И, конечно же, имен вы не назовете.

— Не могу. Получается, что настучу.

— Я, конечно, живу не на другой планете и изредка задеваю местные сплетни краем уха, но подобной новости не слышал, — попробовал утешить декан.

— Так ей и суток нет.

Мужчина потер бородку и пробасил:

— Хорошо, что вы вовремя предупредили о случившемся. Мне и Евстигневе Ромельевне как главным ответчикам придется продумать линию поведения. С ваших слов ситуация приобретает непредвиденный оборот, грозящий осложнениями. Нужно обрубить концы как можно короче и быстрее, пока не потянулись ниточки к остальным лицам, затронутым договоренностью.

Я опешила. И сколько же лиц вовлечено в тайну с переводом в институт? На моих руках уже пальцев не хватало, чтобы всех пересчитать, а, судя по словам Стопятнадцатого, они скоро закончатся и на ногах.

— Погодите, Эва Карловна. Сейчас что-нибудь разузнаем.

Декан подтянул к себе телефон, накрутил на диске несколько цифр и приложил трубку к уху.

— Нинелла Леопардовна, милочка! — загудел, и я подивилась призывной душевности в его голосе. Неужто он названивал своей музе, вдохновлявшей на создание поэтических шедевров?

Стопятнадцатый практически влез в трубку, распыляясь комплиментами:

— Здравствуйте, душечка!.. Ах, если бы, если бы… Вашими устами да медок пить, — рассмеялся раскатисто, оглушив меня. — Нинелла Леопардовна, просветите, ягодка, не случалось ли в наших угодьях разных разговоров, дающих пищу для ума?… Неужели?

Я слушала Генриха Генриховича с округлившимися глазами. Его аллегорическая речь смахивала на разговор полоумного. Вспомнив тетку, с которой любезничал по телефону декан, подумала, что начальница отдела кадров не уступает Стопятнадцатому по фигуристости и стати. Меж тем он продолжал восхищаться курлыканьем в трубке, а один раз даже хохотнул:

— Никогда бы не подумал!.. Бывает же такое… Действительно, нет худа без добра… И не говорите!.. Чудны дела твои, господи… А я и не подозревал!

И так далее примерно в таком же духе. Я засекла время. Декан общался с Леопардой почти двадцать минут, и к финалу разговора его фразы состояли из междометий и нечленораздельных фраз. Стопятнадцатый бросал на меня тоскливые взгляды, но не мог перекрыть низвергавшийся на него поток телефонной информации.

— Нинелла Лео… Да, конечно… Несомненно… Нинелла Леопар… Куда же без вас, милочка? Обязательно приходите!.. Нин…

Наконец, неимоверными усилиями он перекрыл кран на языке начальницы кадрового отдела, наскоро распрощался с ней и трясущимися руками положил трубку. Достав из кармана носовой платок, принялся утирать пот с лица.