Предновогодние хлопоты III

Денисов рос в обычной советской семье. Учился, ездил в пионерские лагеря, занимался спортом, ходил в музыкальную школу, в кружки и в различные студии, праздновал советские праздники, ходил на демонстрации, субботники, ездил на маёвки и на «свёклу». Таких биографий, как у его родителей, и таких семей в стране были миллионы.

Горожанином юноша Денисов был продвинутым. В семнадцать лет ходил с длинными хайрами, как тогда говорили, слушал рок-группы, носил клешённые и узкие брюки, вельветовый пиджак без воротника а-ля Битлз. Случались стычки с дружинниками и приводы в милицию, были подвалы, где молодёжь собиралась с гитарами, друзья, горячие поклонники новой музыки и страстные коллекционеры записей западных групп. Это была особая общность питерской молодёжи с полуслова понимающая друг друга и, наверное, не самая худшая её общность.

Марией он очаровался с первой их встречи. На долгий срок были забыты друзья-товарищи, тусовки в своей среде. Все его мысли теперь занимала одна Мария, а поскольку девушкой она была строгой, обязательной и на первом месте у неё стояла учёба, встречались они поначалу редко

Он поджидал её у института, провожал до общежития, несколько раз сходил с ней в кино. На выходные почти всегда она уезжала в родной посёлок и однажды Денисов, для которого жизнь в разлуке с Марией стала тяжёлым испытанием, увязался за ней и поехал её провожать на электричке. Он довёл её до бревенчатого дома с резными наличниками на окнах и ставнями, и она пригласила его в дом. Мать и бабушка встретили его радушно, накормили вкусными домашними пельменями, грибами и чаем с черничным вареньем. А он мгновенно обжился в новой среде, чувствовал себя здесь легко и непринуждённо, разболтался, веселил женщин городскими байками, а, прощаясь, устроил неожиданный «форс-мажор». Смело глядя в глаза матери Марии, бухнулся перед ней на колени, и приложив руки к сердцу, сказал, что любит Машу и просит её руки!

Нужно было видеть изумление Марии от этого неожиданного пафосного монолога! Она вспыхнула: слыханное ли дело – парень, ещё ничего не говоривший ей о своих чувствах, делает вдруг такое заявление её матери, которую видит в первый раз! Мать Марии, улыбаясь, глядела на покрасневшую, с выступившими на глазах слезами дочь: «Доченька, а ты, что нам скажешь на это заявление жениха?»

Никогда ещё он не видел такой Марию! Покрасневшая от возмущения, всплеснув руками, она выкрикнула: «Вы представляете! Оказывается он мой жених?! Надо же, да я вот только сейчас, мамуля, вместе с вами узнала об этой всех нас заинтриговавшей и, шокирующей новости! Я, мамуля, и знать не знала, что он себя в женихи записал и свататься приехал». Она повернулась к улыбающемуся Денисову, и быстро проговорив: «Надо было, сперва о приданном спросить, сударь. Возьмёшь ли меня в жёны с живым приданым, моей любимой козочкой?» – и со слезами на глазах выскочила в другую комнату, захлопнув за собой дверь.

Старенькая бабушка, погладив обескураженного Денисова по плечу, перекрестила его, сказав: «Хороший ты паренёк. Глаза у тебя чистые и, видать, и вправду влюбился в нашу Машку. Поезжай домой с Богом, всё в его руках». А потом, лукаво улыбаясь, добавила: «А погулять на свадьбе, да внучков понянчить, ох, как мне хочется. Потом и умереть спокойно можно было бы».

За дверью, за которой скрылась Мария, раздался раздосадованный голос: «Бабушка, что ты городишь, какие внуки?!»

Она недолго дулась. При встрече стала приветствовать Денисова ироническим: «Наше почтение завидному жениху». «Привет, бесприданница», – отвечал он ей, улыбаясь. У него к тому времени уже был короткий опыт отношений с девушками, но никаких попыток сдвинуть отношения с любимой к обычной в таких случаях практике общения городской молодёжи он не предпринимал: не было, ни объятий, ни поцелуев, она позволяла ему брать себя за руку, и они ходили со счастливыми улыбками на лицах, держась за руки.

Денисов понимал, что Мария не из тех городских «вольняшек-хохотушек», с которыми ему приходилось встречаться раньше. Он боялся её потерять, держал себя в установившихся рамках, но естество, конечно же, волновалось, и новая ступень развития отношений обязана была наступить. Он дал себе слово, что не будет форсировать события, и будет ждать первого шага к сближению от самой Марии, да и нравились ему такие отношения, в которых живёт сладкое предчувствие непременного счастья. В этом был какой-то особый шарм.

Небесный стрелочник, однако, уже продумал продолжение этой истории любви. В начале лета они не виделись больше недели: у Марии была первая летняя сессия, у Денисова – госэкзамены. Эта вынужденная разлука переносилась тяжело, как оказалось позже обоими. Обычно звонил в общежитие Марии Денисов, но тут неожиданно позвонила она сама. Голос у неё дрожал, у него было ощущение, что она сейчас расплачется. Она жалобно и сбивчиво сказала, что им нужно увидеться, что ей очень одиноко и плохо.

Бросив конспекты, он рванул к любимой. Его поразило, что Мария увидев его, побежала к нему с восхитительной, радостной улыбкой. Сердце его застучало гулко, дыханье сбилось. «Любит, любит, любит», – торжествовал голос внутри него.

Это было время белых ночей, воскресенье, они загулялись. Говорили о многом, «проворонили» развод мостов и им пришлось ждать, когда мосты сомкнут свои мощные руки в крепком рукопожатии. Они спустились к воде у Сфинксов и Мария, улыбаясь, спросила у него: «Свет Игорь, а ты не передумал ещё на мне жениться?» В ответ он обнял её и поцеловал. Она не противилась.

Свадьба состоялась нескоро. Его забрали в армию, когда вернулся, Мария училась на третьем курсе, свадьбу планировали провести летом, бабушка Марии просила их обвенчаться, но как-то всё спустилось на тормозах, был обычный загс и свадьба в кафе. Через полтора года Мария, которая за это время не забеременела, взбунтовалась. Она потребовала в жёсткой форме венчания. Некрещёный Денисов крестился, впрочем, он и не противился, заявив тогда Марии: «Я, в конце концов, русич и пора возвращаться к родным истокам». Венчались они в Николо-Богоявленском Соборе. Через год после венчания Мария родила Егора.

Когда в их дом пришла беда, жалкие материальные запасы быстро иссякли. Запасы были и впрямь жалкими: лихолетье девяностых принесло потерю стабильной жизни. Деньги на книжках были заморожены, «добрые» приватизаторы и банкиры подгребли народные сбережения, в стране происходили стремительные непредсказуемые изменения, порядок и спокойствие остались в воспоминаниях. Да и какие материальные запасы могли быть у педагога и переводчицы?

Первое время им денежно помогали кумовья, крёстные Егора: близкий друг Денисова, у которого были успешные дела в строительном бизнесе и подруга Марии, занимавшаяся челночной торговлей. Деньги требовались теперь постоянно и немалые. Мария вначале пришлось находиться длительное время в Ростове рядом с Егором, а Денисов метался между Питером и Ростовом. С работы ему пришлось уволиться. Жить в долг они не хотели и очень скоро их прекрасная двухкомнатная квартира на Площади Труда, была продана какому-то заезжему нуворишу.

Грузный мужчина в спортивном костюме, по-хозяйски пройдясь по их квартире, прикупил понравившуюся ему настольную лампу 19-го века невесть, когда и как попавшую в семью Денисовых. Остановившись у портрета Марии, он возжелал купить и его. Портрет этот написала Машина подруга, впоследствии ставшая известной художницей; тогда Марии было девятнадцать лет, и художница очень точно схватила Машино внутренне свечение и её красоту. Богатый покупатель долго рассматривал портрет, а потом брякнул: «Так. Девушку тоже беру. Сколько хочешь за неё?»