Предпоследний герой
Шрифт:
И мчится на водном такси в аэропорт. Переоформляет свой билет, проходит на посадку… И, минут за десять до вылета, звонит в Эженову гостиницу. Чтобы оставить ему хамское сообщение. Вот такое же точно: «Good bye, Eugene!»
Вот это было бы сильно! От одной мысли о такой сладкой мести у нее даже слезы высохли.
«Только не умею я так поступать. Не умею втираться в доверие и опьянять ласковыми словами, а когда человек расслабится – всаживать нож ему в спину».
Ну что ж, Анастасия… Не умеешь – значит, и не берись. И живи скромным редактором с зарплатой в триста рублей.
А на миллионеров
Настя подошла к окну.
Венецианский пейзаж – еще вчера изумительно-романтичный – вдруг показался противным, тошнотворным. Она заметила, что вода в канале цветет, узкая полоска тротуара вся в щербинах… А голуби – вообще жирные твари. Жаль, что у нее на подоконнике действительно шипов нет: то-то бы они себе лапы пообломали!
И вообще Венеция – мерзкий городишко. Тут болотом пахнет. А улыбки у итальяшек двуличные и избирательные. Улыбаются только тем, у кого денег много.
Теперь ей здесь никто улыбаться не будет… Особенно если денег не хватит за соки из бара расплатиться.
И Насте вдруг до безумия захотелось оказаться дома. Но не в безлико-роскошной квартире Ирины Егоровны – а в их с Сенькой скромном уюте. На съемной кухоньке, за чашкой чая. И чтобы за окном уныло завывал ветер, и по стеклам растекались капли дождя – а им было тепло и спокойно. Тепло оттого, что они вместе. И спокойно, потому что они – две половинки одного целого. Которые ходили-ходили по свету – и наконец обрели друг друга. Обрели – какое книжное, высокопарное слово! Но ведь они с Сенькой и правда обретали друг друга. И как смешно: чего только вместе не пережили. Все вытерпели, все перенесли. А разошлись из-за сущей ерунды.
Тоска по Сене охватила ее с такой силой, что Настя вновь едва не заплакала.
«Сенька – предатель», – пробормотала она.
И усмехнулась: да уж, предатель. Если сравнить масштаб Сениного предательства да с Эженовым…
Подумаешь, перепихнулся Сенька с гадиной Милкой… Вряд ли ведь от любви! Просто Сенька ей, Насте, хотел досадить. За то, что она его за «Катран-мед» ругала. Ну и Милка, конечно, тоже хороша – сама небось необъятной задницей повертела и жирные ноги раздвинула.
А мужик – существо слабое. Полигамное. Отказаться сил не нашлось. Сенька сам небось теперь об этом жалеет! А то она не знает, какой он совестливый…
И, повинуясь внезапному порыву, Настя бросилась к телефону.
«Наверно, дорого звонить из гостиницы… – запоздало подумала она. – Впрочем, моих ста долларов хватит. Хочу. Хочу говорить с ним. Немедленно».
Пальцы тыкались в клавиши, набирали знакомый номер и отчего-то дрожали…
«Зачем я звоню? Сегодня ведь понедельник, и Сенька – наверняка в своем „Катран-меде“, или в Минздраве, или…»
Пошли гудки. Трубку никто не снимал. «Нет, он все-таки дома! Я чувствую! Он должен быть дома – сейчас, когда мне так нужен!»
– Але! – ответил недовольный старческий голос.
«Але» было растяжечное, московское. А голос – совершенно незнакомым.
Настя быстро бросила трубку: наверно, она номером ошиблась. А платить инвалюту, чтобы извиняться, – жаль.
Снова
набрала тот же номер.Тот же голос. Еще более недовольный.
– Але. Ну, говорите!
Настя нажала отбой. Что за ерунда? Престарелых родственников, которые любят наезжать в гости, у них с Сеней вроде нет… Но кто же тогда трубку снимает?
Она набрала телефон «Катран-меда». Безнадежные длинные гудки.
А если в регистратуру позвонить? Там, правда, всегда занято, но вдруг ей повезет?
Настя набрала номер регистратуры и в первую секунду обрадовалась – пошли длинные гудки. Но их прозвучало десять, пятнадцать, двадцать… а трубку по-прежнему никто не снимал.
Потом механический голосок что-то пропел по-итальянски: видимо, сообщил русской идиотке, что номер не отвечает и нечего зря линию занимать…
«Что-то случилось!»
Звонить матери? Нет. От одной мысли об этом тошнит.
Мать ведь первым делом спросит, получила ли она деньги. Или другое – скажет своим безапелляционным тоном: «Ну, я надеюсь, вы с Женечкой поладили!»
Надо снова домой звонить. Больше некуда. Может, ее оба раза просто соединяли неправильно?
– Але! – Голос в трубке все тот же. Но в этот раз – уже злой, подозрительный.
Сердце трепыхнулось, засаднило… воздух кончился, и Настя бессильно откинулась на подушку.
– Прекратите трубку швырять! – приказал старикашка. – Кто вам нужен? – И едко добавил: – Я же слышу: вы в трубку дышите.
– Вы… вы кто? – хрипло выдавила Настя.
И немедленно обругала себя: она – будто деревенщина. Кто же так по телефону разговаривает?
Пауза. Строгий, но резонный вопрос:
– А кто вам нужен?
Бегут секунды – наверно, безумно дорогие секунды международной связи.
– Мне нужен Сеня. Арсений Челышев.
– Се-ня? – удивляются в трубке. – А он тут больше не живет.
– Как не живет? Почему?
Сердце уже не болит. Просто бьется так сильно, что его удары даже сосчитать невозможно.
– По какому вопросу он вам нужен? – важно спрашивает старик.
И она гаркает:
– Я жена его! Настя Капитонова!
– Та-ак, – удовлетворенно констатировал старик. – Очень вовремя вы звоните. У меня как раз есть ряд вопросов. Именно к вам.
– А вы… извините – кто? – осторожно спросила она.
– Зовут меня Александр Борисович, – словоохотливо начал дедок. – А фамилия – Черкасов. Я приехал квартиру принимать.
– В каком смысле – «принимать»?
– А в самом прямом, – отрезал старик. – И, довожу до вашего сведения, что принять я ее не могу. Аквариум – в ужасном состоянии. Аспарагус – засох. Неужели сложно было поливать? А наскальная живопись на обоях?! Детского происхождения? А…
Настя наконец догадалась, и тут же перебила злого старика:
– Вы, наверно, отец того человека, кто нам квартиру сдал?
Дед сухо отвечал:
– Я, кажется, уже сообщил, что моя фамилия – Черкасов.
– Извините, – смиренно пробормотала Настя. – Я просто издалека звоню… вас не очень хорошо слышно…
Вранье, конечно, – слышимость была идеальной. Она попросила:
– А Сеня… Сеня куда переехал? Он ведь оставил вам свой новый телефон?
Старик ее вопрос проигнорировал. Продолжал скрипеть: