Предпоследняя правда

Я буду делать инсценировку «Дневник Анны Франк».

Я сама напишу и сама сыграю Анну.

Уже написала Вступление. Я буду сидеть за столом (стол в центре сцены, чуть вправо, на столе книги, тетради и плюшевый мишка). Вступление будет читать мой голос за сценой, записанный на магнитофон. Читать надо очень просто, без выражения.

Вступление.

Дорогие потомки!..Вообще-то у меня нет потомков, потому что меня убили. Меня убили за то, что я еврейка.

Я хотела смеяться, целоваться, учиться в университете, и хорошо бы, если бы у меня были дети, мальчик и девочка. У меня даже могли быть внуки, это смешно и невозможно представить — у меня внуки! Когда меня убили, мне было 15 лет.

Я изучала историю, я читала газеты и слышала много разговоров о политике. Я понимаю, зачем Гитлер придумал уничтожить евреев. Для объединения нации ему нужен был враг, а евреи беззащитные, у них нет своей страны, нет армии. Я могу понять, зачем он это придумал.

Но я не могу понять, как взрослый человек может сказать девочке — я тебя сожгу, потому что ты недостойна жить.

Я до сих пор не могу понять — ЗА ЧТО МЕНЯ УБИЛИ?

А может быть, не надо этого вступления, что она жертва войны, а как-нибудь построить по-другому, начиная с Анны-девчонки и постипенно приближаясь к страшному концу. Сыграть живую девочку, а не только жертву войны. Надо будет поговорить с Каморной.

Что Анна жертва, должно быть понятно лишь в самом конце. Тогда действительно будет очень впечатляюще.

И в начале радостный, смешливый тон, постепенно переходящий в удивленный и тоскливый.

Я должна показать обычную девчонку.

Положительные свойства Анны

Доброта

Веселость

Готовность дать списать, отдать сладости Не может гадко говорить о вопросах пола Серьезно относится к дружбе очень откровенная

Отрицательные свойства Анны нетерпимость к матери не очень глубокие чувства не придает значения поцелую легкомысленность

Ну, значит, главная черта в характере Анны легкомысленность

Эта ее черта очень близка мне.

Анна хочет не обращать внимания на насмешки и придирки и поэтому закрывается в себе, и я тоже.

«А так как каждый артист должен создавать на сцене образ, а не просто показывать себя зрителю, то перевоплощение становится необходимым» Станиславский.

Это в большой степени ко мне относится, потому что у меня душевное сходство с Анной.

Но если я покажу себя, это будет никому не интересно. Мне надо показать не себя, а именно Анну, не заштриховывая те ее черты, которые мне не свойственны.

Станиславский подчеркивал, что «характерность — не внешняя сторона», но мне хочется все-таки на нее походить внешне, я ведь не артистка и, по-моему, тогда больше вживусь в образ. Можно сделать такую же прическу, как у нее на фотографии.

«Самой главной бедой в актерской игре является обозначение чувств вместо подлинного их наличия» Товстоногов.

Это особенно страшно для меня, ведь если я не увлеку зал, то надо мной просто будут смеяться.

Каморная все время твердит, что надо думать, о чем говоришь, а не увлекаться красотой голоса. А я хочу говорить красиво!

Хотя абсолютно верно. Я не должна быть «вдохновенным докладчиком своей роли» (Станиславский или еще кто-то, не помню).

Страшно — вдруг не получится?

«Ежели бессчастия бояться, то и счастья не будет»

Петр Первый.

* * *

Удалось ли Тане поставить на школьной сцене «Дневник Анны Франк»?.. Нет. «Дневник Анны Франк» был арестован Фаиной, и со школьной сцены не прозвучало: «Я до сих пор не могу понять — ЗА ЧТО МЕНЯ УБИЛИ?»

Таня стала задумываться, много писала, родители обеспокоились, спросили — о чем ты думаешь, что пишешь? Таня охотно показала им свою написанную до середины инсценировку, и отец запретил ей продолжать.

— Нет, — сказал Кутельман, сгибая пополам Танину тетрадку.

— Что, так плохо? Но я могу все переделать… — пробормотала Таня.

— Не надо переделывать.

— Что, ТАК плохо?.. — задохнулась Таня.

— М-м… нет. Я даже в некоторых местах растрогался… но…

Профессор Кутельман переглянулся с женой.

— Зачем подчеркивать все национальное? — сказала Фаина. — Мы прежде всего культурные люди, а наша культура русская. Разве Пастернак еврей? Он русский поэт. Он отказался войти в Антифашистский Еврейский комитет, сказал, что его отношение к фашизму не исчерпывается его еврейским происхождением… Пастернак прежде всего русский интеллигент.

Фаине хотелось считать себя русским интеллигентом, как Пастернаку, и «все национальное» казалось ей мелким, местечковым.

Профессор Кутельман объяснил дочери — еврейская тема слишком щекотливая. «Дневник Анны Франк» был издан, но — вот такая двойственность — можно было издать «Дневник», но нельзя ставить на школьной сцене, можно говорить об Освенциме, но нельзя об уничтожении евреев на Украине…

— Все, Таня, разговор окончен.

Таня повертела в руках потрепанную книжку.

— Но ее же убили… Я не хотела быть еврейкой, а теперь я хочу… Я ХОЧУ быть еврейкой, раз ее убили!

— Ты можешь быть еврейкой назло своей матери-антисемитке, — улыбнулся Кутельман, — но ты не должна выпячивать свое «хочу» в ущерб другим людям. Слово «еврей» не должно звучать со сцены. Тетя Фира — завуч, ваш классный руководитель, и она еврейка. Ты понимаешь? У нее могут быть неприятности. Ты хочешь, чтобы к ней начали придираться, вынудили уволиться?

Таня стояла красная, прижимая тетрадь к груди, — она не хотела неприятностей тете Фире!

Она была так напугана и обескуражена, что не удивилась, если бы отец велел ей закопать свою тетрадку во дворе под кустом. Или съесть.

Кроме ужаса перед возможными тети-Фириными неприятностями, кроме неловкости за неуместный интерес к «национальному», Тане было стыдно — она настолько плохо написала, что мама нисколько, ни одним словом ее не похвалила. У мамы на лице было то же выражение, с которым она говорила ей «ты, конечно, далеко не красавица», выражение снисходительного дружеского подбадривания. Что, неужели ТАК плохо?..

Этот разговор, обидный и не до конца понятный, вылился в разговор ДО КОНЦА ПОНЯТНЫЙ, — как всегда, об учебе.