Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет с 1937 по 2002-й.
Шрифт:
А производное этого слова: властвовать…
Народ: «Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами! будь наш отец, наш царь!» (Пушкин. «Борис Годунов»). «Властвуя островом, смело Царства раздвинул границы Юный и мощный народ» (Брюсов. «Город вод»),
«Нет… мне ли царствовать умами, Всю жизнь на то употребя? Пускай возвышусь я над вами, Но удалюсь ли от себя?» (Лермонтов. «Безумец я! вы правы, правы!»).
А владыка, повелитель, властелин?
«И умер бедный раб у ног Непобедимого владыки». (Пушкин. «Анчар»). «Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон. Владыки и вожди, вам говорю я: горе!» (Брюсов. «Ассаргадон»).
Вот тогда-то сойдя на этой загадочной станции, мы и поймем, что не всесилен человек — властелин и хозяин земли, поскольку находятся люди мудрые и умные либо сильные и решительные, а то бездарные и трусливые, вместе с тем, обличенные правом руководить другими с помощью каких-либо средств: воли, авторитета, права, насилия. То есть тем, что и называется властью.
А народ? А что народ?
То побеги в рост, тоТак о «своем» народе сказал известный кубанский поэт Виталий Бакалдин.
В провинции и дождь — развлечение. Но Кубань, хотя и «провинция», но провинция особая, где, впрочем, такие же люди, как и повсюду, но все же — люди особого свойства, когда в определенные моменты людские толпы — это авангард человечества. Вот тогда-то и необходимы правители, политические деятели, которые не руководствуются любовью или ненавистью, их направляют интересы, а не чувства.
Впрочем, загадочно само слово: власть.
Бёрк говорил: чем больше власти, тем опаснее злоупотребление ею. Человек, властвуя над другими, утрачивает собственную свободу. А Гораций советовал: «Кто дальше от Юпитера, тот дальше и от его молний». Дидро наблюдал: «Чем большее расстояние между повелевающим и повинующимся, тем меньше значения имеют для первого кровь и пот второго». Потому направлять, приказывать то, что справедливо, полезно и согласно с законами таковы задачи должностных лиц. Законы приказывают должностным лицам, должностные лица — народу. Можно сказать, что правительство есть говорящий закон, а закон — немое правительство.
2
В одной из книг по истории нашей страны справедливо подчеркивается, что каждое из столетий России на ее тысячелетнем пути имело свою особую драматургию, определившуюся завоевательными войнами, и вражескими нашествиями, смутами и восстаниями, периодами экономического роста и застоя, духовными исканиями и реакцией. Не преувеличим, если выделим в этом ряду XX век как один из наиболее ярких и трагичных, когда многие потери и приобретения сошлись на ограниченном историческом пространстве. Этот век вместил ряд экономических скачков, три революции, поочередную передачу эстафеты власти от «верхов» к «низам» и наоборот, разные типы политического устройства (от демократии до тоталитаризма), ряд крупных поражений и убедительных военных побед. На небосклоне ярких личностей сияли звезды величайших ученых и шарлатанов от науки, народолюбцев и диктаторов, смелых реформаторов и смиренных искателей безболезненных путей к прогрессу, великих полководцев и великих инквизиторов. В бескомпромиссной схватке сталкивались теоретические концепции общественного развития и политические программы, различные модели переустройства российского и мирового сообщества, партии и общественные движения. Много дорог было пройдено, много идей испытано и отброшено, много напрасных жертв принесено. При взгляде на крупномасштабную карту века голова может закружиться от обилия красок, событий. И чем ближе к концу столетия, тем сильнее звучат вопросы: почему Россия должна платить столь тяжелую цену за исторический прогресс? Может быть, народ несет в себе собственный ген разрушений, необузданных страстей и желаний, азарта и романтизма? Или страна в силу специфики новейшего времени попала в какие-то огромные жернова общемирового движения, которые, постоянно тяжело вращаясь, неустанно крушат, мнут, формуют, переделывают на какой-то только им ведомый лад природу и характер российского общества, которое при этом пытается еще сохранить свое национальное лицо? История России XX века — очередной или затянувшийся «провал» в истории человечества или еще одна отчаянная попытка отстоять свои культуру, территорию, менталитет, свою веру как неотъемлемый элемент многогранной общемировой цивилизации?
С начала века отечественная и мировая наука бьется над этими непростыми вопросами. Продвигаясь вперед, обобщая пройденные исторические ступени, она затем вновь отступает перед очередным, кажущимся неожиданным поворотом.
Между тем, имеется множество исследований, раздумий, воспоминаний, а порой и фундаментальных трудов, где на первый план выступает собственное «я» и где поиск своего мироощущения органично вплетается в глобальную палитру исторического развития страны в конкретной эпохе. Ведь судьба каждого человека — уже эпоха. К примеру, в записных книжках известного современного публициста Ярослава Голованова на этот счет имеются любопытные размышления.
«Часто люди сами себе задают вопрос: когда бы ты хотел жить? В прошлом, настоящем, в будущем? Для меня вопрос не стоит, — подчеркивает автор, — непременно в настоящем! В прошлом меня страшит отсутствие некоторых деталей быта. Греция времен Перикла — это замечательно! Но не было электрического освещения и сковородок Tefal. Будущее чревато неприятными сюрпризами. Можно вляпаться в ядерную войну, в какой-нибудь 37–й год. Я счастлив, что живу в своем времени. Я помню великую войну, Сталина в эпоху его расцвета, времена Хрущева и Брежнева, слом идеологии, Горбачева, крушение СССР, увидел Россию в эпоху смуты. Я пришел в этот мир вместе с младенческими годами радио, увидел рождение телевидения, компьютеров,
интернета, генной инженерии, открытие эры космоса, первые шаги ядерной энергетики. Найдется ли другой такой же кусочек времени величиной с человеческую жизнь, который бы смог вместить столько событий, столько красок и звуков!»Вот она главная составляющая тех исторических ступеней: жизнь конкретного человека.
Для читателя очевидно, что главная трудность, которая вставала перед автором данного исследования, состояла в нахождении гой связующей нити, которая позволила бы объединить разные, порой противоположные но общественному резонансу события и факты, увидеть за их чередой закономерности движущей силы истории в масштабах страны и края.
При этом под общественным развитием понимать следует не только прямолинейное «вперед и выше», но и творческий поиск, эксперимент, попытку (нередко неудачную) целого народа заново переосмыслить и время, и себя в нем. И тогда формула российского движения может быть понята и описана не через механическое сравнение с другими (передовыми или отсталыми) странами, не через логику самодвижения или попытку кого-то сделать целый народ заложником своих амбиций, а благодаря кропотливому анализу причин и следствий.
Вариант описания драмы столетия сводится, если формулировать кратко, к освещению лихорадочных попыток Российского государства достойно ответить на исторический вызов, брошенный ему современной цивилизацией, с ее новыми технологиями, формами государственного устройства, видами вооружения и орудий массового уничтожения, общественными идеалами. Огромное отставание все же великой державы, обнаружившееся на рубеже XIX и XX веков, требовало и гигантских усилий по его преодолению. Усилий от центральной власти, от всего общества, от многочисленных народов и социальных групп, от каждого гражданина. Опыт аналогичных «скачков», совершенных в XVI-XVIII веках, подсказывал, что они сопровождались энтузиазмом, ограничениями, многочисленными жертвами. Цена общегосударственных приобретений каждый раз оказывалась исключительно высокой с позиции судеб тысяч и миллионов людей. Взлеты и обогащения одних совершались на фоне падения и разорения других. И так раз за разом…
Оттолкнувшись от воспоминаний о судьбе своей родной станицы, любопытный социологический срез как-то сделал наш кубанский земляк, известный писатель Гарий Немченко, который, как и подобает наблюдательным людям, способным к обобщениям, вывел некую формулу «скачков» истории, характерных для кубанского общества.
Вот о чем он, в частности, писал:
«…Но кто мог предположить, что случится вскорости с теми, кто уходил тогда на войну и кто защитников Отечества провожал, что станется через два — три десятка лет с общими их детьми и внуками… Какая страшная судьба ждет матушку оссию вообще и родную станицу в частности! Братоубийство гражданской, расказачивание — раскулачивание, голод тридцать третьего года и лагеря тридцать седьмого, жертвенный подвиг Великой Отечественной войны с разрухой и нищетою после нее, летные да морские, требовавшие бычьего здоровья, какое только и могло быть у выросших на подножном корме, на соках родной земли, станичных да хуторских мальчишек, училища, вербовка самых энергичных из оставшихся на Дальний Восток, на Севера, комсомольские наборы на Целину да на ударные стройки — и вот мы имеем то, что имеем: где-то вдали от дома, по всей-то большой стране, а нынче, выходит, и за пределами ее, эх, за новыми-то пределами — и ордена во всю грудь, и заслуженная слава, и уважительное: мол, что ты хочешь — кубанский казак! — а в станице, в родном-то твоем гнезде — разор и сиротство, бесправие, унылая покорность земляков, ежедневная ложь на всех уровнях, обман на каждом шагу и, как следствие всего этого, — безверие, безнадега, глухая апатия, чуть не поголовное пьянство и само собой — вырождение… Повес головы. Родами! С некогда славными на всю округу фамилиями».
Вот она, та самая связующая нить истории, где налицо персональная ответственность правителей Кубани.
Но всё ли они могли?
В этой цепочке событий XX век выступает очередным целостным этапом, в рамках которого решались глобальные задачи цивилизованного рынка. И в то же время — это совокупность разнонаправленных движений, каждое из которых укладывалось в свои временные рамки, имело различную динамику, различных участников, преследовало разные цели. Самостоятельными (но не изолированными друг от друга) блоками выступали периоды ограниченного реформаторства Николая II, Великой российской революции, ленинско—сталинского эксперимента по строительству социализма, соревнования социализма и капитализма в «холодной войне», исчерпания потенциала и загнивания сложившейся общественной системы, очередной крутой ломки устройства страны в конце века. В каждом из этих блоков действовали свои особые механизмы управления общественными делами, социальной активности населения, взаимодействия с внешним миром. По — разному представала роль человеческой личности и коллективного «я». Каждый раз возникали своеобразные сочетания между общегосударственными, общенациональными и групповыми, региональными, социальными, национальными, профессиональными интересами. При этом непременно складывалась некоторая целостность, включавшая все стороны общественного развития. В рамках каждого такого этапа возникала определенная группа противоречий, которая увлекала общество вперед, заставляя использовать все новые и новые принципы самоорганизации. Вялотекущий процесс эволюционного развития сменялся тотальным взрывом; на смену ему, после короткого (нэповского) «затишья» приходила полоса насилия; в послевоенное время (вслед за второй мировой войной) — снова замедление темпа и снова очередной взрыв (после «перестройки»). Есть ли в этих мелькающих ярких кадрах российской (и одновременно мировой) хроники внутренние пружины движения или все эти, вроде бы случайные конвульсии явились лишь проявлением «загадочной русской души», «непонятности» российской истории?