Предсказание

Питер – пиитов градПитер – пиитов град. Рифмопад в сияющую своими белостишьями призрачную ночь. Петербургскую ночь с ее обнаженными и полуобнаженными богинями в Летнем саду, с ее ступенями на спусках к воде, словно приглашающих продолжить свое знакомство с городом по его водным магистралям. По рекам с отражением все того же Питера.Поэтического города, энергетического центра земли, месте силы пиитов.Здесь они кормятся от сосцов Большой Медведицы, крестятся то Южным, то Северным Крестами, шепчут, ругаются, ворожат. Поэты заполняют этот город сверху донизу, шелестят страницами, скрипят перьями, щелкают на клавиатурах компьютеров.Поэты любят этот город, и город любит свих поэтов. Не материнской всепобеждающей, всепрощающей любовью и нежностью, а так, как может любить ревнивый, закомплексованный невротик. – Лада усмехнулась, покосившись на притихшего в дверях Питера, – а так как может любить ревнивый, закомплексованный невротик, желающий чтобы предмет его воздыханий – поэт – принадлежал единственно ему. Чтобы сопереживал, вникал и поклонялся этому извергу – городу, построенному вопреки логике и здравому смыслу, а основываясь единственно только на поэтических видениях, мистических откровениях, на снах, бреде. Да по причине, чтобы было красиво…Это Блок его заколдовал белыми ночами, это Достоевский припечатал непонятными страхами, клаустрофобией доходных домов, сквозными ранами переулков. Это Гоголь наложил на него заклятье любви и восторга, и Геннадий Алексеев показал лазейки, сквозь которые можно вдруг скользнуть в прошлое, где ждет тебя любовь единственная.Питер – пиитов град, со всеми своими статуями, песнями и спешащими куда-то прототипами будущих, еще не воплощенных, не сотворенных в этом мире героев.Питер – болезнь моя, мечта, надежда и отрада.

– Лада. Любовь моя единственная, – Питер обнял Ладу, оторвав ее от земли и закружив по комнате.

Значит, старая чаша? Древняя? – Сергей встряхнул Ладу за плечи, отрывая ее от любимого.

– Полно тебе, оставь ее! – Шлиман схватил Сергея за руки и оттащил в сторону. – Она-то здесь при чем? Ей дали, она выпила. Какие претензии?

К ней никаких, но вот к тебе, к Агасферу, вообще ко всей этой вашей веселой компании! – Сергей вырвался, и со всей силы съездил приятеля по щеке. – Ты мог бы мне и сказать, что у Агасфера хранится Святой Грааль! Или вы считали, что я похищу его у вас? Или?..

– Какой еще Грааль? В чем тут вообще дело? – Ольга переводила взгляд со Шлимана на своего прежде тихого и спокойного, а теперь точно сорвавшегося с цепи заместителя.

– А вот такой, после которого твоя сестренка будет жить-поживать, да добра наживать, детей своих переживет, внуков. Ты, я сдохнем, – а она будет молодой и прекрасной. Вот какой!

Рядом с Ольгой тихо и веско вырос Чудовище. Оценив ситуацию, он сгреб тощего Сергея и, как куклу, дотащил его до кухни и, бросив в пустое кресло, встал рядом.

Ольга и Лада исподлобья смотрели друг на друга, Шлиман взял со стола свою чашку и, отхлебнув остывшего чаю, обвел присутствующих изучающим взглядом.

– Ты, – обратился он к Питеру, – знал?

– Тогда не знал, а потом догадался, – он подошел к Ладе и обнял ее за талию.

– А про то, что Грааль у Агасфера раньше слышал?

– То, что он в городе, чувствовал, а у кого – какое мне до этого дело? Что я вам рыцарь?

– Да уж не дай Бог, кто-нибудь из рыцарей прослышит… – Шлиман посмотрел на все еще кипящего возмущением Сергея. – Да, я знал, что Грааль в Питере, знал, что он у Агасфера. Но только ты тут родной, при чем? Бессмертие просто так не дается, – он встретился глазами с Ладой и покраснел. – То есть, не всем. Ты, например, избрал судьбу алхимика, при чем же здесь Святой Грааль? Расти философский камень, копайся в формулах, вызывай души давно умерших адептов, делай что-нибудь! Рыцари, которые сделались бессмертными через Грааль, оставались при нем служить, потому что не нуждались больше в его силе и защищали святыню от недостойных. Агасферу доверили Грааль, потому что он не мог им воспользоваться.

– Как же не мог?! Небось, всю семью свою мог опоить. Да что там, мы из кожи вон вылезаем, чтобы Питер спасти, а на самом деле нужно всего лишь дать ему выпить глоток воды из Грааля, и все! Не надо никакой мистерии, незачем огород городить! – Сергей не мог скрыть возмущения.

– Грааль понадобится нам во время мистерии, это правда, – Шлиман встал и прошелся по кухне. – Я, конечно, не все знаю, да и Агасфер тут не главный персонаж, но объективно, если бы он не дал испить из Грааля Ладе, она бы сейчас уже умерла и, может быть, без нее мистерия и не состоялась бы. Так что… – он развел руками.

– А остальные как же? – не унимался Сергей. – Выходит, Лада могла умереть, а если я, или скажем, Ольга завтра под машину угодим, то без нас у вас что-нибудь получится? Ольга ведь тоже Дан. Предсказание и ее касается.

Возникла неловкая пауза.

Шлиман пожал плечами.

– Хорошо, я тоже зато, чтобы посвященные дожили до мистерии.

Чудовище вытаращил глаза на Ольгу, Руфь испуганно мотала головой, точно пытаясь отделаться от страшного сна.

Да как же это, батюшка? – Чуть не плача она заглядывала в глаза Шлиману, без Агасфера-то, наверное, нельзя. Он же, сердечный, опосля всем башки поотвертит. И никакой суд его за это не осудит. То есть, осудит конечно, только с него это все как с гуся вода. А нам поотвертит.

– Как есть поотвертит, – потер в затылке Чудовище. – Но, раз Шлиман говорит… – он виновато покосился на Ольгу. – Дед завсегда приказывал: когда его дома нет, – вся власть Шлиману, он вечный и хранитель, значит, он знает. А нет, так пусть они друг с друга спрашивают, не для нашего это ума. Во как. Так что, мать, принеси Грааль.

– Правда, сестра, решайся – и вечно будем вместе! – подбадривала Ольгу Лада. – И Алешка будет всегда молодой, и…

Ольга посмотрела на, казалось, готовое расплакаться Чудовище.

– Мы одни, что ли, в бессмертие? А кто еще?

Руфь выскочила на минутку из кухни и тут же вернулась бледная и торжественная с черной чашей в руках. Все, как зачарованные, смотрели на Грааль.

– А чего наливать-то? – Лада не могла отвести взгляда от Грааля.

– А чего хочешь, хоть вот чая. Это же святыня… – Шлиман взял чашу у, казалось, готовой упасть в обморок Руфь. – Ну, кто тут первый в вечную жизнь? – он обвел присутствующих испытующим взглядом. – Только позволю себе заметить: с этого момента, считайте, что прежняя жизнь заканчивается, начинается новая, и обратно уже не отыграешь.

– А обратно никто и не просит, – Сергей потянулся к Граалю. – Столько ждал, столько всего еще успею сделать. Судьба алхимика: от воплощенья к воплощенью сначала вспоминаешь себя, потом свое призвание, цель, путь, науку, а там уже и времени нет. А так сразу и без отрыва, столетие за столетием, пока не добьюсь философского камня.

– А зачем он тебе тогда? – удивился Шлиман.

– Да как же – бессмертие… – Сергей дрожал, его лицо покрылось потом, глаза сверкали жадным пламенем.

– Так ты ведь уже будешь бессмертным.

– А как же тогда алхимия духа, переплавка смертной оболочки в бессмертную материю царей?

– Никак. Скажу больше, что оттого, как ты получишь бессмертие, зависит вся твоя последующая жизнь, – Шлиман налил в чашу остатки заварки, – вот Агасфер, например, вечный, а несчастный. Потому как его этим самым бессмертием прокляли. Случайное бессмертие, – тоже своего рода проклятье. И что ты будешь делать, – он посмотрел на Ольгу, заставив ее опустить взгляд, – когда все, кого ты знала, уйдут, а ты останешься?

– А ты? – Ольга дотронулась до плеча притихшего Чудовища. – Согласен?

– Нет, не могу я… – Чудовище смотрел на нее большими, все понимающими глазами с длинными коровьими ресницами. – Не по чину нам в бессмертие. Нельзя это, неправильно. Вот дед бессмертный, а как мается. Как прокляли, – с того часа, считай, все средство как помереть ищет.

– И я не хочу, – Алеша обнял мать за шею. – Стать бессмертным – это значит не вырасти. Что я, дурак что ли, всю жизнь быть ребенком и всем подчиняться?!