Предсказанное. Том 1
Шрифт:
Сознание его раздвоилось. Одной «половиной» он видел себя деталью пейзажа и ощущал действующим лицом фантомного сюжета, рожденного фантазией Купавы, иллюзорной реализацией ее потребностей; другой, обросшей десятками тончайших игл-щупалец – сгустков пси-поля, которые служили одновременно тончайшими хирургическими скальпелями, блуждал по коре мозга и активным зонам, каждым «щупальцем» точно находя на теле поврежденного аксона точки оперативного вмешательства. Стирание информации – это разрушение метастабильных ионных цепочек (биоэлектрических экссудатов) и нейронных связей, и управлять этим сверхтонким процессом способен только компьютер с колоссальным быстродействием, но Мальгин недаром носил звание мастера-хирурга высочайшей квалификации, он мог работать и без компьютерного усиления. Однако прошло
Серая, нескончаемая, выжженная неведомым огнем пустыня с черными полями сажи и пепла, с редкими струйками дыма…
Серое мутное небо с застывшими мохнатыми, черными и багровыми облаками…
Черная неподвижная река – не то мазут, не то асфальт…
Мертвое спокойствие.
Мертвая тишина.
Ночь отравленной души…
– Где мы?
– Подкорка височной доли два, уровень сознания, – просочился в голову бестелесный пси-голос Гиппократа. – Порог димидиат серв. Эффект иллюзорного бытия. Полная потеря ориентации, утрата жизненных реалий. Коррекции не поддается. Необходима немедленная операция в условиях института!
– Без советов, Умник! – огрызнулся Мальгин, примериваясь второй, «хирургической» половиной сознания к безошибочному пси-уколу. – Как физика?
– Тургор падает, дыхание слабое, поверхностное, пульс нитевидный. Прогноз остановки сердца – две-три минуты.
– Успею. Зондирование активное, выпад альфа! – Мгновенно вспотев, Мальгин сделал гигантское усилие и рассеял микроскопическое, в несколько нанометров [128] , скопление «шлаковых» нейроструктур, созданных влиянием наркоклипа.
128
1 нм = 10 – 9 м = 0,000001 мм.
Вторая «половина» сознания сначала ничего не заметила, пейзаж перед глазами хирурга не изменился, но затем проявились последствия операции: тела своего Мальгин не чувствовал, хотя и управлял им, как летательным аппаратом; в настоящий момент он висел над рекой неподвижно и вдруг испытал ощущение полета – серо-черная равнина «внизу» побежала назад, открывая новые и новые пространства. Внезапно она налилась багровым свечением, с гулом содрогнулась, выгибаясь куполом, потом прогнулась, как резиновая, несколько раз дернулась и затихла. Тронулась река, потекла, зарябила мелкими волнами, но вскоре остановилась, застыла, в пустыню снова вернулась тишина. Сердце… один удар сердца в десять секунд… Мальгин положил руку на левую грудь Купавы и дважды с силой нажал. Один удар сердца в десять секунд – это граница жизни. Ну же, давай!
Новый двойной удар потряс равнину, однако свечение почвы после него ушло не сразу. Годится, живем! Поехали дальше…
Рельеф пустыни ринулся навстречу с нарастающей скоростью, за горизонтом показались горы, угрюмые, фиолетово-синие, с недобрым голубым блеском, покрытые мрачным черно-зеленым великаньим лесом. Приблизились, закрыли горизонт со всех сторон. Поле зрения сузилось, взгляд то и дело натыкался на чудовищные стволы, переплетение ветвей, лиан, кустов, навалилось ощущение душной жаркой парилки. «Я, обезумевший в лесу Предвечных Числ», – всплыли в памяти строки Верхарна, столь любимого Даниилом Шаламовым. Откуда-то сверху вдруг посыпались камни, превращаясь в чудовищных птиц с тремя и больше головами, одноруких и многоногих уродов, кентавров, чертей, динозавров, химер… Увидели человека, повернули к нему, открывая пасти.
– Сказочные конфабуляции [129] , – струйкой снежной поземки просвистел голос Гиппократа. – Искажение восприятия в зоне дельтависочной доли, пси-корректировке не поддается, необходимо координированное хирургическое подавление.
Мальгин не ответил. Для изменения психического состояния Купавы и вывода ее из транса ему нужна была предельно высокая степень концентрации внимания. Он выхватил меч, отразил атаки летающих
ящеров, сшибая им головы, отрубил неосторожно приблизившимся чудовищам когтистые лапы, остальные остановились в нерешительности…129
Конфабуляция – ложное воспоминание, наблюдается при нарушениях памяти.
Вторая часть личности хирурга в этот момент превратилась в разящий луч лазера и в три касания разрушила ансамбль новорожденных, чуждых организму нейроструктур (сердце Мальгина дало сбой, болью отозвавшись в голове, – он работал на уровне физического воздействия, требующего невероятной выносливости и отнимавшего громадное количество энергии).
Химеры и динозавры в лесу «блаженных мечтаний» Купавы растаяли, как дым, лес посветлел, чернота из него ушла, он уже не страшил, а манил отдохнуть…
– Зондирование пассивное-гамма.
– Падение тонуса.
Мальгин слепо нащупал инъектор и сделал Купаве укол адаптогена.
– Я имею в виду – у вас, – бесстрастно сообщил Гиппократ.
Мальгин сделал укол себе. Полегчало.
– Поехали дальше. Кажется, я уже вижу финал.
– Финал потребует по крайней мере двух десятков операций одновременно.
– Справлюсь!
Хирург уже нащупал цепь ассоциаций, уводившую сознание Купавы все глубже и глубже в пучину ее неконтролируемых эмоций и пси-состояний, и шел по «следам» пси-наркотика, преодолевая сопутствующие болевые ощущения и удары фрустированной психики женщины. Усилием воли он смог бы изменить модальность сигналов боли, то есть переключить собственные болевые ощущения на приятные, но тогда ему не удалось бы определить границы нейроподавления и остановить начавшийся процесс распада психики.
Склон мрачной, ощетинившейся скалами горы, дорога, вьющаяся между гигантскими обломками и выступами бурой и коричневой породы, пропасть справа, бездна…
Мальгин в странной машине на колесах мчится по дороге куда-то вверх, рискуя свалиться в пропасть, а впереди еще одна машина, корпус отливает золотом, на корме то появляется, то исчезает буква «К», напоминающая иероглиф, в кабине – женщина… Женщина?! Ну, конечно, это Купава!
«Жми!» – хочется крикнуть Мальгину, но пилот – он сам, вернее водитель, и машина, которую он ведет, не современный аппарат, а старинный автомобиль, хотя и зализанных скоростных форм.
Автомобиль вдруг на мгновение расплылся облаком, превратился в коня, в ушах засвистел ветер, стал слышен стук копыт, в пояснице тряско отозвалось седло, но длилось это недолго, конь снова превратился в машину на колесах, и надо было во что бы то ни стало догнать ту, что мчалась впереди…
– Коррекция невозможна, – противным свистом ворвался в уши голос Гиппократа. – Операционное поле слишком большое, около трех десятков участков.
– Заткнись! – в бешенстве рявкнул Мальгин.
Он снова то скакал на коне за беглянкой, то мчался за ней в машине, петляя по жуткой горной дороге, то полз по кручам, сбивая руки в кровь, то летел на тарахтящем аппарате под названием вертолет: сознанием управляли дорожки ложной памяти Купавы и ее переживания, отстраниться от них было почти невозможно, приходилось терпеть.
Ему наконец удалось довести концентрацию воли, а с ней и напряженность собственного «скальпеля» – пси-поля до нужной кондиции и вонзить «иглы-щупальца» в электронно-ионный конденсат нейронных узлов.
Взрыв! Всплеск огня и веер дыма! Что-то больно ударило в грудь, сердце с трудом справилось со своим кровным делом – снабжением кислородом работавшего на пределе мозга. В глазах потемнело…
– Пранаяма [130] , – долетел слабый, как вздох умирающего, голос Гиппократа. – Прошли фазу самадхи [131] …
130
Пранаяма – контроль дыхания.
131
Самадхи – трансовая медитация, приводящая к утрате своего «я».