Представитель

Обижаться или как-то выказывать свое отношение к столь холодному приему я не стал. Спокойно сел в уголок, и с интересом принялся наблюдать за работой Блюхера. Сейчас он еще сильнее походил на «дирижера», каким я описал его товарищу Сталину. Получая доклады, маршал тут же отдавал корректирующий приказ и менял на карте флажки расположения различных подразделений. Блюхер, как опытный шахматист, вел «партию», загоняя противника на нужные ему квадраты, где уже поджидали своего часа наши бойцы. Но это касалось наземной операции. Флотом же командовал адмирал Кузнецов.

Николай Герасимович умело рассек японские силы пополам и, выставив минное заграждение между Хоккайдо и Сахалином, сейчас по очереди уничтожал корабли врага в наших водах, сосредотачивая огонь на одном судне противника, игнорируя в этот момент остальные. Да, наши тоже несли потери, но по сравнению со скоростью уничтожения японцев, они выглядели удовлетворительными. Хотя говорить так о человеческих жизнях не правильно, но война диктует свои законы.

Вообще самым сложным в операции, насколько я понял из своего наблюдения, была доставка бойцов и их снабжение на остров. Мостов между материком и Сахалином не имелось. Пароходы были медленными и нуждались в прикрытии. При том авиация японской армии не дремала и, учитывая имеющийся в составе их флотилии авианосец, действовала очень оперативно. Воздушные бои в проливе Невельского прерывались на очень недолгий срок — лишь бы дозаправить истребители, после чего возобновлялись вновь. Японцы стремились сорвать переправу наших войск, а летчики СССР стремились им всячески в этом помешать. Это сокращало со временем численность самолетов врага, но потопленный пароход с двумя батальонами наших бойцов на борту, они себе в актив записать успели. При этом еще до моего прибытия у нас было аж четыре парохода, но сейчас остался лишь один. Два японцы потопили до моего прилета на фронт, а сообщение о потере еще одного поступило уже на моих глазах.

Бой длился до самого наступления ночи и лишь с закатом солнца немного притих. Василий Константинович устало вытер пот со лба и плюхнулся на соседний с моим стул. Ему тут же принесли стопку водки. Замахнув ее залпом, маршал шумно занюхал рукавом гимнастерки и уставился на меня.

— Ну и с чем ты прибыл? — не слишком дружелюбно спросил Василий Константинович.

В ответ я молча передал ему вскрытый конверт, который получил от секретаря товарища Сталина.

Пробежав глазами по тексту, Блюхер мрачно уставился на меня.

— И что? Мне теперь в ножки тебе кланяться?

Я понимал его сарказм. В конверте говорилось, что я должен не просто проинспектировать деятельность маршала Блюхера на вверенном ему фронте, но и имею право отстранить его от командования, если посчитаю нужным.

— В Москве считают подозрительным, что удачный момент для атаки противника возникает ровно тогда, когда вас покидает представитель Ставки, — спокойно ответил я. — Можете объяснить, с чем это связано?

— Совпадение, — пожал плечами равнодушно Василий Константинович.

— Несколько раз? — вскинул я бровь. — Чтобы вы понимали всю серьезность вашего положения — уже выносился вопрос о доверии к вам. Лично главнокомандующим, — веско добавил я.

— Небось, ты ему в ухо и нашептал? — едко спросил Блюхер.

— Зачем это мне?

— Ну как же: славы тебя лишил. Не смог ты записать себе в биографию взятие Манчжурии, — Блюхер не скрывал своего негативного отношения ко мне и впервые откровенно высказался, что думает. Я решил ответить ему тем же.

— Мне это ни к чему. Я собираю данные о работе командармов. На основе ваших действий в будущем будет скорректирован боевой устав. Ваш фронт — не первый, на котором я побывал. И заметьте — когда я был на западном фронте, генерал Корнилов предложил использовать артиллерию для создания «огненного вала», чтобы продавить оборону врага. Этот прием был мною запротоколирован и сейчас активно применяется на других участках фронта. Даже вон, вы сегодня его использовали, — мотнул я головой в сторону штабных офицеров, косившихся на нас. — Прием назван в честь генерала, я здесь никаким боком не значусь. Чужой славы мне не нужно. А вот повысить боеспособность нашей армии — да, для того меня и назначили представителем Ставки. Потому мне товарищ Сталин и доверяет настолько, что отдал решение о вашем снятии или оставлении на посту в мои руки. Так может, вы перестанете думать лишь о себе и своей славе, а поработаете на общее благо нашей родины?

В штабе воцарилась тишина. Командиры и так-то особо не шумели, прислушиваясь к нашему тихому разговору, а тут и вовсе словно онемели. Даже шуршать бумагами почти перестали, силясь расслышать, что скажет их маршал.

Василий Константинович угрюмо молчал. Мне казалось, он лихорадочно размышляет — правду я говорю, или за моими словами скрывается какая-то уловка. Наконец он ответил.

— Что вы хотите услышать?

Впервые он перешел от панибратского «ты» к уважительному «вы», что я счел хорошим знаком.

— Мне нужен ваш отчет — какие тактики вы применили в Манчжурской операции, и почему действовали именно так, а не по-другому. Какие предпосылки были в ваших действиях. Наличные силы, мотивация подчиненных вам войск и союзных сил. Это я о бойцах товарища Мао, — уточнил я. — Какие договоренности были между вами. Москве и товарищу Сталину нужна полная картина, без прикрас. Если вы шли в разрез с действующим уставом — не стесняйтесь это указать, как и причины, побудившие вас так поступить. Пропишите, почему вы отклонились от устава, если это было, возможно некоторые его положения устарели. Это естественный процесс и для усиления нашей армии мы не должны бояться его править. Также я бы хотел получить такой же отчет от адмирала Кузнецова. Его действия в этом бою были блестящими. Опыт тихоокеанской флотилии обязан быть осмыслен и распространен среди всего советского флота.

Василий Константинович покряхтел и махнул рукой, подзывая к себе своего начштаба.

— Григорий, — начал он, когда к нему подошел какой-то генерал. — Похоже, этой ночью мы не выспимся. И позови Николая. Ему тоже отдохнуть не удастся, — тут он покосился на меня и ехидно добавил, — Москва требует отчета.

Глава 16

Апрель — май 1938 года

В Москву я вернулся через неделю, привезя с собой толстую стопку бумаг. В ней были собраны основные тактики, которые применял Блюхер на суше и Кузнецов на море, указания на те положения устава, которые уже слабо применимы или и вовсе устарели. Также были в папке собраны мнения командиров о применении современного оружия на поле боя. В частности это касалось «Колокольчиков» и танков. Адмирал Кузнецов еще просил и нам авианосцев наклепать. Уж очень высоко он оценил их применение японцами.

После возвращения домой меня больше не отправляли в командировки, позволив сосредоточиться на работе Информбюро. Продвижение финнов вглубь нашей страны было остановлено, но возвращать потерянные территории мы начали лишь через месяц, когда в бой пошли первые укомплектованные мобилизованными новичками части. Уже побывавших в бою рядовых повысили до сержантов и таким образом усилили пополнение. Мое предложение использовать «огненный вал Корнилова» хоть и было принято, но реализовать его удалось лишь один раз. Сказался недостаток боеприпасов и самих минометов. Да и эффективно их применять умели еще не все. Хоть принцип их работы простой как валенок, но любое оружие требует сноровки в применении. Грамотно использовать минометы тоже нужно уметь, а вот таких людей в армии не сказать, чтобы было много. Что уж говорить о выполнении такой филигранной работы, как заброс мин на врага прямо перед рядами собственных войск. Точность нужна не малая, иначе своих же накроешь попаданием.

На других фронтах из-за весенней распутицы наступила вынужденная пауза. Стороны проводили перегруппировку сил, наши части получали пополнение из мобилизованных, проводили ротацию. Принявшие первый удар и накал боев бойцы съездили в отпуска, повидали родных, а также своими рассказами подтвердили ту информацию, которую распространяло мое Бюро. Особенно сделал я упор на зверствах японцев на Сахалине и провел параллель между ними и национализмом Германии. Да, пока что немцы не устраивали массовых лагерей, но это было и понятно — они еще не зашли на нашу территорию, не получили кучу ненужного им населения, вот и не было нужды у них в организации сети этих жутких построек.

Бои за Бреслау продолжались. В середине апреля, когда земля немного подсохла, маршал Тухачевский все же добился выделения ему под командование трех танковых батальонов и в связке с генералом Корниловым совершил обход города, отсекая его от снабжения и беря в котел. Очень они грамотно использовали бронепоезда и спецкран по ускоренной постройке для него путей почти в чистом поле. Танки Тухачевского приковали к себе все внимание немцев, как их все чаще стали называть бойцы на западном фронте, а в это время Корнилов с помощью двух стрелковых дивизий короткими бросками вслед за танками захватил все окрестности города и проложил пути для бронепоезда. Стоило немцам попробовать прорвать оборону нашей пехоты, как тут же туда подъезжал бронепоезд, создавая локальный перевес в артиллерийском огне. Такая маневренная оборона стала для врага неприятным сюрпризом. Попытки разбомбить пути давали лишь временный результат — восстанавливали наши бойцы их буквально за пару часов силами одной роты, которая перемещалась в вагоне того же бронепоезда на подобный случай.