Предупреждение Эмблера

Они наконец разжали объятия, и каждый снова стал самим собой. Эмблер щелкнул выключателем. Вместе со светом изменилась и сама комната: она сделалась меньше, уютнее, а насыщенные тона и мягкая текстура тканей привнесли атмосферу интимности. И только Лорел осталась прежней; перед ним как будто материализовался тот образ, который он держал постоянно в памяти: большие карие с зелеными крапинками глаза, наполненные желанием, любовью и тревогой; мягкая, словно светящаяся кожа и полные, слегка полуоткрытые губы. Ее лицо, казалось, излучало преданность и страсть, редко встречающиеся за пределами кинозалов, но оно было реальным, оно было рядом – ему стоило лишь протянуть руку, чтобы убедиться в этом.

– Слава богу, ты жив, мой милый, – негромко сказала она. – Слава богу, любимый, с тобой ничего не случилось.

– Ты прекрасна, – вырвалось у него помимо воли.

Моя Ариадна.

– Давай уедем. Просто уедем отсюда. – Ее лицо вдруг вспыхнуло надеждой. – Возьмем лыжи, спустимся с горы и уже не вернемся больше.

– Лорел…

– Только мы вдвоем. Пусть будет, что будет. У меня есть ты, а у тебя – я.

– Все так и будет. Через несколько часов.

Она заморгала, стараясь удержать то ли слезы, то ли страхи, но и то и другое поднималось неудержимо и уже выплескивалось через край.

– Ох, милый, у меня какое-то плохое предчувствие. И я ничего не могу с собой поделать. Не могу от него избавиться. – Голос ее дрогнул, глаза заблестели.

Эмблера вдруг окатила волна страха – страха за нее, за ее жизнь.

– Ты разговаривала об этом с Кастоном?

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Разговаривать с Кастоном о чувствах? Он ведь признает только вероятности и возможности.

– Да, ты права.

– Только об этом и говорит. – Лорел больше не улыбалась. – Но, по-моему, ему тоже не по себе. Просто он не хочет признаться, что что-то чувствует.

– Некоторым кажется, что так легче.

– И еще он говорит, что ты пойдешь до конца, сколь бы ни были малы шансы на успех.

– Это он тоже на калькуляторе просчитал? – Эмблер покачал головой. – Впрочем, здесь Кастон прав.

– Я не хочу потерять тебя, Хэл. – Лорел на мгновение закрыла глаза. – Не могу потерять тебя. – Голос ее звучал все громче.

– Господи, Лорел… Я тоже не хочу терять тебя. И, странное дело… – Он замолчал, потому что не мог выговорить вертящиеся на языке слова. Раньше Эмблер относился к жизни легко и ценил ее недорого. Жизнь была пустяком, с которым не так уж жалко расстаться. Теперь он вдруг понял, что не хочет отдавать ее задешево. Жизнь обрела смысл, потому что в ней появилось нечто бесконечно ценное. Потому что в ней появилась Лорел.

Но именно из-за Лорел он и пришел сюда. Именно из-за нее он и должен был сделать то, что собирался сделать. Он не мог просто исчезнуть, раствориться бесследно где-нибудь в Сан-Паулу или Буэнос-Айресе, бесстрастно наблюдая оттуда за схваткой мировых держав. Мир, в котором жила Лорел, стал вдруг невероятно ценен для него.

Эмблер смотрел на нее, не говоря ни слова, и она смотрела на него, как будто оба набирались сил к тому, что ожидало их впереди.

Никогда не сомневайтесь в том, что небольшая группа активных граждан способна изменить мир. Вообще-то только так всегда и случалось.

Нет, он не мог, не хотел даже и думать о том, что случится, если фанатикам во главе с Палмером удастся реализовать свой план.

Эмблер подошел к окну. Перед зданием Конгресс-Центра тут и там виднелись группки военных полицейских. Одетые в темно-синюю форму (темно-синие брюки, такого же цвета нейлоновые куртки и шерстяные шапочки) – выделялась только бирюзовая полоса на воротниках да высокие черные ботинки на шнуровке, – они как будто принесли с собой ночь. Высокие стальные ограждения были расставлены так, чтобы регулировать поток гостей, направляя его в точно обозначенные пункты пропуска. Эмблеру доводилось видеть тюрьмы, где даже заключенные чувствовали себя повольнее.

– Может, Кастон что-нибудь придумает, – сказала Лорел. – Меня же он провел. Хотя толку…

– Кастон провел тебя? – изумился Эмблер.

Она кивнула.

– Да. Он рассчитал, что, строго говоря, я ведь тоже работаю в ЦРУ и имею довольно высокую степень допуска. В офисе ВЭФ проверили и получили официальное подтверждение. Дело в том, что в таком учреждении, как Пэрриш-Айленд, весь персонал проходит самую тщательную проверку и получает допуск к особо секретной информации. Я не знаю толком, как все делается, но Кастон в таких вещах просто волшебник. К тому же он знает, как работает система.

– Кстати, а где он?

– Должен быть с минуты на минуту. Я пришла пораньше. – Она не стала объяснять почему – это было понятно без слов. – Может быть, Кастон что-то обнаружил, какое-то, как он это называет, отклонение.

– Послушай, Кастон хороший человек, но он аналитик, для него существуют только цифры. Мы же имеем дело с людьми, а не с виртуальными следами, которые они оставляют.

В дверь стукнули три раза. Узнав условленный сигнал, Лорел открыла дверь. На плечах Кастона еще лежали снежные эполеты, быстро превращающиеся в тонкие ручейки. Вид у аудитора был усталый, даже изнеможденный, лицо бледное. В руке он держал большую черную сумку с логотипом Всемирного экономического форума. При виде Эмблера аудитор не выразил никаких чувств.

– Что-нибудь раскопали?

– Кое-что, – с мрачным видом ответил Кастон. – Пробыл в Конгресс-Центре полтора часа. Я уже говорил, что бывал здесь и раньше, участвовал в работе бюро по оффшорным финансовым институтам и отмыванию денег. Они всегда устраивают довольно интересные семинары. Так вот сегодня я побывал на нескольких. Лорел тоже кое-куда заглянула, но, похоже, на золотую жилу ни она, ни я не наткнулись.

– Честно говоря, мне было немного не по себе, – призналась Лорел. – Столько лиц, которые раньше я видела только в журналах и на экране. Просто голова идет кругом. Представь, киваешь человеку, который показался тебе знакомым, а потом вдруг понимаешь, что он только кажется знакомым, потому что знаменит.

– Да, – согласился с ней Кастон. – Билдербергская конференция на фоне Давоса выглядит заседанием муниципальной торговой палаты.

– Меня все время не покидало чувство, что я как-то выделяюсь, что все видят во мне постороннюю, – продолжала Лорел. – А если еще представить, что среди всех этих людей есть один… маньяк…

– Мы имеем дело не с маньяком, – осторожно возразил Эмблер, – а с профессионалом. Что намного хуже. – Он помолчал. – Но есть и хорошие новости – это прежде всего то, что вы все же пробрались туда. Даже не представляю, Кастон, как вам это удалось.

– Не забывайте, что я как-никак не последнее лицо в Центральном разведывательном управлении. Позвонил в офис, попросил моего помощника связаться с исполнительным председателем и добавить мое имя к официальному списку участников. Звонок из Лэнгли, если его как следует обставить, производит, знаете ли, впечатление. Так что никто не возражал.

– И их не смущает, что придется сидеть за одним столом со шпионом?

– Смущает? Да они в восторге. Вы никак, похоже, не поймете главное: Давос – это власть. Во всех ее проявлениях. Они бы с превеликим удовольствием приняли и директора ЦРУ – кстати, он был здесь пару лет назад, – но и такому, как я, тоже рады.