Преемник

С городским судьёй его связывали давние и сложные отношения; во время Осады человек по имени Ансин был сподвижником Солля, и сподвижником ценным. Эгерт был нечеловечески храбр, но мужество оставило его, когда необходимой стала показательная казнь десятка бандитов и мародёров.

В глазах горожан такая расправа была доблестью и проявлением власти, едва ли не подвигом — но Солль покрывался липким потом при одной только мысли, что на его пути к победе придётся учиться в том числе и ремеслу палача, вешать, хоть и чужими руками.

И тогда Ансин, находившийся рядом, молча взял эту грязь на себя. Он сам отдал приказ и сам проследил за выполнением — Эгерту осталось лишь стиснуть зубы и отказать в помиловании. Таким образом Солль остался чист в собственных глазах и добр в глазах горожан; он прекрасно понимал, что совершил ради него Ансин, ставший затем помощником городского судьи, а затем и собственно судьёй. Он знал, что и Ансин знает, чем Эгерт ему обязан — но ни разу ни один из них не касался в разговоре этой темы. Эгерту оставалось только гадать, а чем, собственно, была для его добровольного помощника та давняя казнь — жертвой? Или долгом, или обыденностью, или испытанием, или приятным щекотанием нервов? Сознавал ли Ансин, что ложится в грязь, давая возможность благородному Соллю не испачкать белых одежд? Или чувствовал себя героем, урвавшим из рук победителя самый сладкий кусок власти?

…Ансин улыбнулся и коснулся Соллевой руки:

— Нет, Эгерт… Я не заставлю тебя долго мучиться и гадать про себя, зачем я пришёл… Тяжёлые времена, дружище. Хуже, чем… тогда. Я боюсь… что принёс тебе злые вести, и буду делать тебе больно. Ты готов?

— Я привык к таким процедурам, — отозвался Эгерт после паузы. — Начинай.

Судья откинулся на спинку кресла:

— Эгерт… Во-первых, я твой друг. Знаю, ты так не считаешь… не перебивай. Перед тем, как услышать главное, просто уясни, что я твой друг.

Солль почувствовал, как к горлу его поднимается тягучая тоска ожидания:

— Да… Говори.

Судья пожевал губами. Хмыкнул, растирая бледную щеку:

— Хм… Эгерт. Мы не знаем, сколько детей погибло в точности… Случалось, что случайно нашедший тело прятал его, дабы отвести подозрения от себя… Несколько десятков детей. И многие из колодцев лишились своей цепи… Всё это ты знаешь.

Эгерт кивнул, пытаясь проглотить ком, царапающий сухое горло. Судья сцепил пальцы:

— Убийца носит плащ, в точности такой же, как носили служители Ордена Лаш… Ты прекрасно помнишь.

Эгерт снова кивнул. Его трясло.

— Тот безумец, старик… Погиб, расплачиваясь за чужие грехи. После его смерти убийства продолжаются…

Эгерт молчал. Пальцы судьи, длинные и белые, переплетались сложно, как прутики в корзине:

— Да… Скажи мне, Эгерт, где сейчас Луар?

Солль смотрел на сложную игру его рук. Рано или поздно… Всё должно было открыться. Но только не сейчас. Не Ансин…

— Эгерт, — судья вздохнул. — Я понимаю некоторые тонкости… Но мне очень нужно знать. Скажи мне, пожалуйста.

— Я не знаю, — сказал Солль хрипло. — Я не знаю, где Луар.

«У Совы, — подумал он с ужасом. — А ведь у Совы, светлое небо…» Судья снова вздохнул:

— Ты не хочешь мне говорить?

— Я не знаю, Ансин, — отозвался Эгерт, глядя в стол, — Я очень давно с ним не виделся.

Пальцы судьи перестали играть, сцепившись в замок:

— Да… А где Тория, ты знаешь? Она в загородном доме с девочкой, из прислуги при них только нянька, и их уединение не похоже на беззаботный летний отдых… Да, Солль. По долгу службы я знаю больше, чем тебе хотелось бы… Да и не нужно быть городским судьёй, Эгерт, чтобы увидеть, что в твоём семействе случилась трагедия. Чтобы не увидеть этого, нужно быть слепым…

Эгерт медленно кивнул. Тяжело отрицать очевидные вещи… Судья прав.

— Знаешь, Ансин, — сказал он медленно, — Я был бы тебе благодарен… Если б разговор о моей семье мы отложили бы на потом. Когда я… покончу с Совой.

Судья огорчённо покачал головой:

— Нет, Эгерт. Потому что дело не терпит… Ты знаешь, что твой сын регулярно ходит на могилу Фагирры?

Солль медленно поднял глаза. Ансин смотрел на него из далёкой дали, из чёрного съёжившегося пространства:

— Да, Эгерт. На могилу, что за кладбищенской оградой, там даже камня нет… А он, Луар, посадил там цветы.

Соллевы пальцы медленно путешествовали по сплетениям дорог на потёртой карте. Потом сжались в кулак, сминая леса и поля, ручей и деревеньку:

— Я… прокляну его. Святотатство… Я прокляну.

Судья дёрнул ртом:

— Это не всё, Солль. Не так давно твой сын навестил нашего общего друга бургомистра… Он шантажировал его, и я знаю, чем… Он добился того, что бедняга открыл ему ход в Башню — догадываешься, о какой башне я говорю? И, согласно показаниям очевидцев, парень провёл там более часа, причём что он делал внутри — неизвестно…

Судья вдруг подался вперёд и снова коснулся кончиками пальцев стиснутой Соллевой руки:

— Погоди… Не надо так… Выслушай до конца.

Солль кивнул, не поднимая головы. Перед глазами у него стояла переполовиненная луна, чёрные тени ветвей, переплетённые, как пальцы у судьи, и этот мальчик, бледный, как луна, поднимает шпагу из-под его, Эгерта ног…

А когда-то он носил мальчика на руках. Ночи напролёт…

Судья снова откинулся на спинку кресла:

— Да… Известно также, что господин Луар Солль посещал поочерёдно неких личностей, о которых я склонен думать, что и они в своё время носили серый плащ… Есть сообщения, что Луара видели у Совы — но этого я утверждать не буду, это слишком серьёзно и, скорее всего, сплетни…

Солль боялся выдать себя — взглядом или жестом. Или Ансин играет? Или ему известно о той схватке у затоптанного костра? Несколько он искренен сейчас?

— Эгерт, что случилось у вас в семье? — негромко спросил судья.

Что ж ты молчишь, сказал Фагирра. Отважный и честный Солль… Объясни же своему старому другу, что именно случилось у вас в семье. Давай, поднимай глаза и говори…

— А зачем тебе, Ансин? — тихо спросил Эгерт.

Последовала новая пауза — а затем кулак судьи с грохотом опустился на столешницу, так, что едва не опрокинулся подсвечник:

— Вы не понимаете, о чём я говорю, полковник?! Или притворяетесь? Или принести вам чей-нибудь маленький труп с цепью на переломанной шее?!

Удивительно, но от крика его Эгерту стало легче; он даже подумал деловито, что до конца разговора следует и ему позволить себе нечто подобное — тогда у сидящих в кордегардии останется в памяти не «судья орал на полковника», а «они бранились»…

Судья перевёл дыхание. Снова потёр щёку, попросил почти что жалобно:

— Эгерт… Не заставляй меня… Ты похож на больного, скрывающего свою болезнь от врача.