Преисподняя

Но Джуди не появлялась, боль ныла в груди, помрачая все мысли; вместе с болью его одолевал страх.

Страх за Джуди преследовал по пятам, саднил ежечасно, как застарелая болячка.

Отряд день и ночь вёл поисковые операции под землёй. По общему плану искали всех, кто пропал — всех, а не только Джуди; Бирсу мнилось, что он делает слишком мало, чтобы её спасти. Да, он понимал, что спасти её можно лишь вместе со всеми, — понимал, но его не раз подмывало схватить автомат и в одиночку пуститься на поиски. Страх за неё терзал его постоянно и гнал, гнал, понукал к действию; Антон с трудом удерживал себя, чтобы не кинуться вниз, а там будь что будет.

Он не знал, что с ней сталось, жива ли она; пока длилось неведенье, до тех пор теплилась надежда. Стоило, однако, представить её под землёй, вообразить её испуг и ужас, как от ненависти закипала кровь. Ненависть испепеляла его, он замирал, сцепив зубы, чтобы не выкинуть что-нибудь и не пойти вразнос.

Рыща в подземной Москве, отряд часто натыкался на бродяг, обитающих в укромных углах, но попадались и уголовники, которые скрывались внизу от милиции и прятали добычу; кое-где они устраивали тайники и укрытия; при желании здесь можно было отсиживаться долгое время.

Некоторые банды были вооружены и оказывали сопротивление, стараясь прорваться и, отстреливаясь, уйти. Даже в глубоких галереях в старом Ваганькове, в самом центре Москвы, через площадь от Боровицких ворот Кремля, отряд в одну из ночей наткнулся на вооружённую банду. Пришлось применить газ, чтобы выкурить их из старинных палат, застенков и каменных мешков, откуда они вели стрельбу.

Разведчикам случалось обнаружить забитые товарами тайные склады, уставленные машинами гаражи, о которых власти, вероятно, не подозревали.

Но чаще под землёй, особенно там, где проходили теплотрассы, ютились бездомные и больные люди. Брошенные всеми, забытые, они сползались к теплу, доедали раздобытые на помойках объедки, вяло копошились на ящиках, старых матрасах и гнилом тряпьё.

Страшно было смотреть на беспризорных детей. Сбежавшие от жестоких родителей, удравшие из интернатов и закрытых школ, отринутые всеми, вечно голодные, ободранные, они сбивались в злые стаи, которые рыскали повсюду в поисках добычи. Как молодые волки, они скопом нападали на стариков, на больных и слабых, на женщин, не способных дать отпор. Каждая стая не знала жалости к чужакам.

Подрастая, они заведомо ненавидели тех, кто жил иначе. Обделённые судьбой, они готовы были на все, чтобы отомстить за себя. Дерзкие, выносливые, привычные к голоду и невзгодам, иступленно ненавидящие всех, безжалостные, они знали одно лишь зло и одно лишь зло сеяли вокруг.

Со временем стаи детей становились готовыми, особо жестокими бандами, наводящими ужас даже на отпетых бандитов. Они не боялись никого и ничего: загнанные в тупик, они, как альбиносы, отбивались до последнего, не щадя ни себя, ни других.

В отряде потеряли счёт стычкам, погоням, боям и перестрелкам: как все в этом городе, в отряде никто прежде не подозревал, сколько неожиданностей таит Москва под землёй.

18

В субботу и воскресенье в городе установилось странное затишье. Было тепло, солнечно, москвичи устремились за город, Москва обезлюдела, и казалось, сонливое оцепенение овладело городом. Впервые с тех пор, как он принял отряд, Першин устроил себе выходной: в воскресенье он на весь день отправился в Бор навестить семью.

Станция метро «Варшавская» соседствовала с железнодорожной станцией «Коломенская», откуда электричкой Першин добрался в Домодедово. От вокзальной площади тридцать первый автобус с частыми остановками тащился по городу, потом выехал за околицу и долго плёлся по шоссе, огибая поля и перелески, кружил по косогорам среди холмистой равнины. Посёлок обслуживающего персонала был виден далеко окрест: окружённые густым лесом многоэтажные кирпичные дома высились над вершинами деревьев, крыши и верхние этажи были видны за много километров.

За деревней на опушке леса возле старинной церковно-приходской школы автобус сделал круг и остановился: то была конечная остановка. Першин вдоль забора дошёл до проходной, молодой охранник с бляхой службы безопасности на груди спросил у него пропуск и не пустил, послал звонить.

Андрей позвонил администратору, которая известила Лизу, и та вместе с дочерьми прибежала стремглав, сунув охраннику красную картонку.

Першин сразу заметил, как переменилась Лиза. Могло сдаться, её оставили заботы, тревоги, волнения, беспокойные мысли, что докучали ей каждый день. Здесь, в Бору, прошли её детство и юность, стоило ей вернуться сюда, как прежний, забытый огонь воскрес в ней и разгорелся, как костёр на ветру; первому встречному довольно было беглого взгляда, чтобы почувствовать его жар.

Лиза вновь была весела, беззаботна, беспечна, в ней появилась давняя игривость, ожили и зажглись глаза, движения приобрели прежний кураж: тот же невесомый летящий шаг, та же пленительная воздушная поступь — даром, что мать двоих детей.

Но и дочки переменились разительно: из рассудительных серьёзных старушек они стали звонкими проказницами, шаловливыми игруньями, лукавыми и смешливыми; видно, здешний лес обладал таким свойством.

Они бежали втроём, летели со всех ног, спешили, неслись, наполняя лес звонким хохотом и криком. Они закружили, затормошили Першина, он и сам вдруг почувствовал странную лёгкость, освобождение: исчезли гнетущие мысли — унеслись, пропали, растаяли, забытый радостный праздник посетил его, как бывало когда-то — давно, жизнь назад.

В Бору, похоже, ничего не изменилось. Все так же очаровывал лес, пьянил воздух и радовала беззаботная жизнь. Лиза и дочки выглядели счастливыми.

В Бор по-прежнему съезжались сытые уверенные люди, сверкающие лимузины привозили под вечер и увозили на утро сановных ездоков; к концу недели, в пятницу, заполнялись все номера, и можно было подумать, что это цветущая страна, в которой все сыты, счастливы и нарядны.

Как раньше угощала кухня, исправно работали массажные кабинеты, бассейн, сауна, теннисные корты, нравы и уклад оставались прежними с той лишь разницей, что многие постояльцы обзавелись иностранными автомобилями, в остальном все оставалось неизменным, и если нужен образец незыблемости и постоянства в этом мире, вот он — Бор!

Першин внимательно присмотрелся к выступающим над поверхностью вентиляционным шахтам: под землёй в Бору располагался запасной командный пункт правительства и Генерального штаба — огромный бункер, связанный тоннелями с аэропортом Домодедово, подземным городом в Раменках, правительственными особняками на Воробьёвых горах, Кремлём и другими бункерами, аэродромами и автострадами. При желании альбиносы могли незаметно уйти из города и отсидеться, переждать облавы, которые устраивал отряд.

Взяв детей, Першин отправился в лес, девочки весело резвились. Он подумал, как быстро здесь забывается жизнь по ту сторону забора — то был печальный давний сон, который помнился смутно и таял, чтобы вскоре исчезнуть вовсе.