Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.
Шрифт:
Блоньяр дослушал до конца первую вариацию и выключил компьютер. Воцарилось молчание. Никто не выразил своих чувств. Никто не объяснил, почему здесь звучала музыка. По общему согласию, они решили обменяться впечатлениями позже. На то была только одна причина: будучи Автором, я не мог не знать, что здесь произошло нечто чрезвычайное, и должен был отметить их невозмутимость и хладнокровие перед лицом чрезвычайного происшествия. Блоньяр держался так, словно все шло «согласно намеченному плану», как в самом обычном, банальном расследовании. Я с готовностью явился к инспектору, потому что хотел увидеть вблизи, и в действии, только что предоставленное в его распоряжение чудо техники: компьютер с текстовым редактором «Мак Альпин» новейшей модификации и программой «Детектив». И при всем при том мне было интересно, зачем я ему понадобился.
Он сказал, что хотел бы посоветоваться со мной в этот важный для расследования момент, а главное, в важный момент
Я сразу понял, что он меня подозревает. Быть может, я слегка преувеличиваю. Конкретных подозрений у него не было, но он не вполне исключал вероятность того, что мое участие в этом Деле не ограничивается ролью простого рассказчика.
Блоньяр не очень-то разбирался в литературе. Времени на чтение у него почти не оставалось, а читал он в основном писателей-классиков, рекомендованных женой, мадам Блоньяр. Поэтому современная литература вызывала у него сильнейшее недоверие. Он не понимал, что моя книга по определению не может быть нелепой и сверхавангардистской разновидностью детективного романа, в которой преступником является Автор. Бывало, что сыщик сам оказывался преступником либо жертвой, бывало, что в преступлении изобличали рассказчика, словом, были испробованы все возможные комбинации, но не написан еще такой роман, где преступником либо жертвой был бы читатель; равным образом и автора никто пока не пытался вовлечь в подобные извращенные фантазии. Во всяком случае я такого прецедента не создам. Даже если бы я, эксперимента ради, — хотя на мой взгляд, повторяю, такие вещи совершенно несовместимы с высоким призванием романиста, — на секунду представил себя убийцей Бальбастра, этот сюжет не получил бы развития. Поскольку в чужой шкуре я чувствую себя еще неуютнее, чем в собственной, я быстро отказался бы от этого замысла.
Вопросы Блоньяра подтвердили мою догадку. Начав издалека, с мнимого интереса к моему рабочему расписанию, он спросил, чем я был занят в вечер преступления, и я понял, что он хочет выяснить, есть ли у меня алиби.
Алиби у меня было.
Я был у Лори и Карлотты, куда ходил два раза в неделю смотреть телевизор. Я посмотрел сначала «Супер-Джейми», потом «Звездную дорожку» с моим любимым Мистером Споком, потом машинку Кит (которую дублирует мужской голос), потом Питера Фалька в сериале «Коломбо» (это мой любимый герой: у него в точности такой плащ, как у меня, и он задает вопросы подозреваемым в точности так, как задавал бы их я, будь я сыщиком, а не логически мыслящим и бесстрастным инопланетянином. Капитан звездолета спрашивает у меня: «Прямо перед нами — поле сил гондваниацев. Если мы сейчас проникнем туда по закону Брюстера, сколько у нас шансов пройти с помощью простой рефракции?» Я без запинки отвечаю: «Один шанс на миллион шестьсот семьдесят четыре тысячи восемнадцать». Капитан говорит: «Прорвемся». В минуту столь грозной опасности для человечества, атакуемого гондванианскими захватчиками, метод Коломбо неприменим. Но я с удовольствием испробовал бы этот метод на таких персонажах данной истории, как, например, помощник мадам Груашан, Молине Жан или Том Батлер. Увы, это невозможно: я не могу выйти из роли).
Я ответил на вопросы Блоньяра без всякого волнения. Вопроса, который я боялся услышать, он так и не задал. Когда я сказал, что посмотрел еще музыкальную передачу «Тридцать девять ступенек», его интерес уже угас. Он знал, что у меня твердое алиби. И не спросил, почему это вдруг я, романист, заинтересовался популярной музыкальной передачей. А я вовсе не жаждал, чтобы меня об этом спросили. Поскольку это имело отношение к моему плану.
Что это за план, я расскажу вам в следующей главе, первой главе второй половины книги. Но сперва я должен ознакомить вас с дальнейшими фрагментами моей переписки с Издателем: это своего рода background [11] , не раскрыв которой, я не смогу рассказать, что подвигло меня на создание этого плана.
11
Подоплека (англ.).
Дальнейшие фрагменты неопубликованной переписки
Автора и Издателя
насчет романа под названием «Прекрасная Гортензия»
Дорогой Издатель,
В ожидании выхода моей книги в вашем издательстве я подписался на всю французскую и иностранную периодику, чтобы не пропустить отзывов о моем Произведении, когда они появятся в печати, и иметь возможность немедленно ответить на каждый из них срочным заказным письмом с уведомлением о вручении.
Для пущей надежности я связался (за большие деньги) с агентством, которое выискивает, собирает и классифицирует критические статьи и просто упоминания в печати: мне хотелось располагать всеми публикациями, вплоть до самых крошечных.
Прошло
полтора месяца. На мой адрес стали поступать первые новозеландские журналы: две из трех комнат моей квартиры у сквера Отцов-Скоромников наполнились прессой, и мне пришлось перейти в третью. Каждый день я спускаюсь на первый этаж и жду почтальона, потому что консьержка категорически отказалась приносить мне корреспонденцию. И тем не менее в большой тетради, которую я завел для вырезок, — распределенных по странам и датам, а также по степени важности так, как учат нас лучшие специалисты (согласно теории ритма отца Ризольнуса), — в этой тетради пока всего шесть вырезок, да-да, именно шесть. (Больше всего мне нравится самая первая, в «Независимом вестнике Северо-Западного Кон-Минервуа» — я вам уже ее пересказывал (кстати, «Ведомости Юго-Восточного Кон-Минервуа», очевидно, из зависти, ни единым словом не упомянули о моей книжке — как это мелко!).) Кроме того, я получил кучу посылок (и счетов) из агентства, но все присланные ими вырезки относятся к книге о выращивании гортензий, вышедшей в Монако (и уже переведенной в Андорре, в то время как Лихтенштейн и Сан-Марино еще только приобрели права), — книге, которой я не писал и которая интересует меня, как прошлогодний снег. Несложный подсчет показывает, что в общей массе мировой журналистики моей книге посвящено менее 0,00000001 процента. Я потрясен.После долгих раздумий я пришел к выводу: надо что-то делать. Предлагаю следующее: свяжитесь с вашими знакомыми с телевидения и как можно скорее (на носу лето!) подготовьте передачу, которая пойдет в эфир по всем каналам в восемь тридцать. Это будет дискуссия на тему: являются ли ягодицы Гортензии идеальными согласно определению идеальных ягодиц, данному в моей книге возлюбленным Гортензии? В дискуссии будут участвовать (и в этом вся хитрость) не безвестные литературные критики, не напыщенные специалисты по ягодицам, а весомые личности: Раймон Барр, Франсуа Миттеран, Рональд Рейган, Маргарет Тэтчер, монсиньор Фюстиже и, «last but not least» [12] , мадам Горбачева.
12
Последняя, но не менее важная (англ.).
Если вы возьметесь за дело быстро и решительно, победа будет за нами!
С уважением
Автор
Для полноты картины привожу здесь единственное письмо, полученное от Издателя в ответ на тридцать семь писем, которые я послал ему в эти трудные месяцы до того, как пасть духом при виде равнодушия мира ко мне.
Дорогой Автор,
Меня больше не удивляет ваше удивление: я провел небольшое расследование и теперь должен признать, что вы правы: помимо вашей книги в магазинах продается и множество других! Я сам попробовал применить так называемый «метод Монте-Карло», и мне пришлось констатировать тот факт, что полки магазинов все еще заполнены книгами-паразитами. После организованного мною совместного заседания Национального профсоюза издательских работников, Общества литераторов, Союза полиграфистов и объединения Улипо при Доме писателей я могу дать рациональное объяснение этому ужасному проколу: книги, которые вы видите в магазинах, — ФАЛЬШИВКИ! Очень ловко сработанные, но фальшивки.
К сожалению, ваша книга стала жертвой одной из самых грандиозных интриг издательского мира (после выставления на продажу полного собрания сочинений Рекса Стаута в магазине на улице Карла Пятого). Всех поголовно издателей объединила общая цель: посрамить членов жюри престижных литературных премий, научно доказав, что в этом году премии достанутся фальшивке. Механика этого дела проста: каждый выпускает свои книги под чужой маркой, а чужие книги — под собственной! Просто, не правда ли? Вглядитесь внимательно в эти томики: их явно выпустил «Сей», но на них марка «Галлимара». Их явно выпустил «Грассе», но на них марка «Альбен Мишеля». Точно таким же образом кое-кто из наших собратьев воспользовался нашей маркой, чтобы выпустить свои книги; вот тогда-то вам в душу и закралось страшное подозрение: «Мой издатель выпускает не только мою, но и другие книги!»
Успокойтесь, ваша книга — единственно ПОДЛИННАЯ из всех, выпущенных в этом году. (…)
(…) Вы должны постоянно помнить о том, что все книги, продающиеся в магазинах и написанные не вами, суть ОБМАН (нередко это один переплет, внутри которого — пустота). Впрочем, если в каких-нибудь магазинах не будут продавать «Прекрасную Гортензию», вам стоит известить меня об этом: такие книготорговцы рискуют крупными НЕПРИЯТНОСТЯМИ. Из-за их оплошности вся история может выйти наружу, потому что только благодаря «Прекрасной Гортензии» люди верят в подлинность современной книжной продукции.