Прекрасная начальница

Застонав, я зажмурилась и попыталась встать. Во рту пересохло, и я находилась буквально в шаге от того, чтобы продемонстрировать содержимое желудка, но… Да, в сидячем положении намного лучше.

Уилл что-то пробурчал и перекатился на бок. Я взглянула на него через плечо: тихонько вздохнул, обнял подушку руками и мирно засопел. Кольцо контрастно выделялось на загорелой кожей, и, протянув руку, я потерла пальцем холодный металл. Неделя – ровно столько он носил его – и я была уверена, что мне это никогда не надоест.

Встав с кровати, я побрела в ванную.

Сходила в туалет, вымыла руки, почистила зубы и – господи, спасибо – выдула литра четыре воды прямо из-под крана. Не меньше. Текила мне теперь в страшных снах будет сниться.

Чувствуя себя гораздо лучше, я вернулась в комнату и огляделась, прогулявшись взглядом по дорожке из разбросанных вещей, ведущей от двери к кровати. Прошлая ночь была отвязной… кажется. Я помнила выпивку – море выпивки – наших друзей, смутно, как Уилл поцеловал Джорджа, и насколько я – от этого? – возбудилась. Мне непременно стоит узнать подробности у непьющей Сары. Ага, еще вспомнила предложение Уилла заняться преподаванием.

И мой разум тут же прояснился. Кожу начало покалывать при воспоминании о Уилле, когда тот со стопроцентной уверенностью сказал, что я всю жизнь проживу в лаборатории.

Почему никого не заботило, когда он часами пропадает на работе? Отдает всего себя компании. Уилл всегда гордился моими достижениями и поддерживал меня… С чего он начал жаловаться? Да, мы поженились, но я не подписывалась на роль Сьюзи Хоуммейкер [в американской культуре – шутливое прозвище для помешанных на быте и семье женщин-домохозяек] и не собиралась меняться. Я пожертвовала всем ради карьеры и гордилась, что, влюбившись в Уилла и выйдя за него замуж, мне удавалось поддерживать баланс. Неужели он не верит в это?

Снова на нервах, я направилась к гардеробу, вытаскивая вещи. Как можно тише оделась, нашла под кроватью кроссовки, схватила телефон, ключи и паспорт, разбросанные по всей квартире во вчерашнем угаре. Засунула их в застегивающийся карман куртки, вошла в комнату и выключила будильник Уилла.

Время пробежки; а Уилл пусть останется дома.

***

Как и год тому назад, перед нашей первой с Уиллом пробежкой – если те мои трепыхания вообще можно было назвать бегом – я не находила себе места, пока ждала. За год мы изменили маршрут, начав с одного километража и закончив другим. Вместо того чтобы начать забег у Ворот Инженеров на пересечении Пятой и Девятой авеню, у входа в Центральный парк, я выхаживала взад-вперед у начала беговой дорожки рядом с Площадью Колумба [находится у юго-западного входа в Центральный парк].

Я с детства не могла стоять на одном месте. Когда я из-за чего-нибудь нервничала, то мерила шагами весь дом, а на отрезке от входной двери моей лаборатории до противоположной стены уже наверняка стерлись полы. Когда я была маленькая, отец частенько говорил, что пристегнет меня к газонокосилке – хоть какая-то польза – а то я затопчу коврик на кухне.

Выходя из квартиры, я написала Максу смс, предполагая, что они с Аннабель уже встали. К счастью, так и было, поэтому сегодняшнюю пробежку мы начинали чуть раньше обычного. Хотя «чуть» – слабо сказано.

На улице было почти темно – особенно здесь, в парке – небо окрашено в дымчато-серый и фиолетовый, а верхушки деревьев ярко засияли, когда позади них поднялось солнце.

Мне нравилось находиться здесь в это время суток – когда воздух все еще холодный и бодрящий, а людей так мало; и все, что необходимо, – это отключить мозг и просто бежать. Начиная с нашего первого совместного утра, мы с Уиллом практически каждый день бегали по этой дорожке, а после рождения Аннабель они с Максом к нам присоединились. Он утверждал, что после пробежки Анна потом еще несколько дней спит без задних ног, но все мы знали истинную причину. Ему нравилось проводить время с дочерью, а Саре – иметь утреннее время для себя.

Сегодня я услышала звук коляски, еще до того как заметила самого Макса.

– Утро доброе, миссис Самнер-Бергстром, – остановившись напротив меня, поприветствовал он. И несмотря на то, что сейчас я была зла на Уилла, при звуке моей новой фамилии желудок сделал сальто.

– Доброе, – на моих щеках появился румянец, когда я развернула одеяльце и нагнулась поцеловать самую восхитительную малышку, которая была пристегнута в самой современной коляске для бега. – И вам, мисс Анна. Как поживает наша первая красавица Нью-Йорка? Как она?

Аннабель захихикала, протянув свои ручки к кончикам моих волос и подергивая их.

– Выспалась, – ответил Макс. – Жаль, что не всем в нашем доме так повезло.

Я притворно вздохнула.

– Это ты что же, разбудила взрослых после попойки, красавица? – спросила я ее, притворившись, что хочу укусить ее маленькую пяточку.

Макс застонал.

– Вскочила ни свет ни заря, а потом продрыхла всю дорогу. А сейчас рада до безумия.

– А ты разве не был бы рад? – вставая, заметила я. Пытаясь сделать что-то с волосами, я зачесала пальцами спутанные пряди назад и с помощью резинки сделала высокий хвост. – У нее тут личный извозчик, который потакает каждой ее прихоти. Всем бы так.

– Что есть, то есть. Думаю, Уильям так же бы плясал и около тебя, только хорошенько его попроси.

– Ага, – я посмотрела в сторону, на, казалось, нескончаемую череду деревьев.

– Кстати. Почему вы сегодня не вместе? – поинтересовался Макс, следуя за моим взглядом в парк.

– О… он… все еще спит, – сказала я, сделав вид, что отряхиваю коленки, и развернулась к дорожке. Я заметила, как мой голос дрогнул… Уверена, что и Макс тоже. Уилл все еще спит, потому что я не хотела во время пробежки подавлять желание столкнуть его в пруд. Конечно, Максу я об этом говорить не буду.

– Спит, говоришь? – довольным тоном уточнил Макс. И дураку было понятно, что чуть позже Макс или постебется над Уиллом, или же похвалит за ночные старания.

– Может, уже побежим? – предложила я Максу, и тот кивнул, тактично проигнорировав мою грубость.

Мы начали от Памятника Броненосца Мейна – Макс с Аннабель бежал рядом – направляясь по тропинке к главной кольцевой дорожке. Маршрут шел вниз по склону и поднимался вверх, напрямую к Кошачьему Холму, поэтому я сконцентрировалась на звуке собственных шагов и коляски рядом, готовясь к Гарлем Хилл.

Гарлем Хилл [беговой маршрут] всегда был отличным индикатором, насколько удачно сложится день. Утро, когда я добиралась до конца и все еще могла связать пару слов по дороге – которых хватало для потехи Уилла – хороший показатель. Если же неделя была тяжелой, я едва могла вымолвить и слово, а в мыслях было только одно: «Так ты себя только в могилу загонишь».

Уилл знал меня достаточно хорошо, чтобы определить, в каком я была настроении, как и Макс.