Прекрасная сторона зла

– Нет! – возмущенно кричит она, понимая, что он задумал. – Я не буду этого делать!

– Будешь, куда же ты денешься, – спокойно говорит Америго и подходит к ней сзади. Одну руку кладет ей на талию, другой берет ее за запястье. – Я помогу тебе.

– Ты маньяк, тебе лечиться надо, – дрожа, говорит Айлин. Он поднимает ее руку, делает замах, заставляет ее разжать пальцы, и кинжал вонзается мне в бедро.

– Видишь, это просто. Ты не хочешь, но твоя рука, пусть ведомая кем-то другим, все равно причиняет боль, – медленно говорит Америго и не сводит глаз с меня. Мне понятно, о чем он говорит. Тео сделал меня дознавателем против моей воли. Все мои попытки отказаться чуть не привели к тому, что я был объявлен сообщником бунтовщиков. Одна мысль, что могу оказаться в стане этих беззаконников, пусть даже условно, заставила меня согласиться с его требованием.

Истинная смерть становится все ближе. Слишком много серебра в организме. Я не справлюсь. От боли, которая раздирает каждую клетку, хочется выть, но на это уже нет сил.

– Прекрати это, – поворачиваясь к Америго лицом, просит Айлин. – Прошу тебя…

– Ты знаешь его всего сутки и уже успела полюбить? Зотикус, ты влил ей какой-то волшебный отвар в чашку с чаем? – осведомляется Америго.

– Дело не в любви. Никто, ни одно существо не заслуживает такого. Это мерзко и отвратительно! – жестко говорит Айлин, и Америго смотрит на нее с любопытством. Его пальцы касаются ее щеки. Она не отстраняется, а выжидающе смотрит на него.

– К сожалению, он так не считает, – сокрушенно говорит Кальенте и кивает в мою сторону. – Посему пусть походит в моей шкуре.

Мое зрение становится все тусклее. Верхняя часть тела немеет, я перестаю ощущать его. В этом есть один существенный плюс – боль тоже престаёт чувствоваться. Вроде бы ты еще жив, но уже не функционируешь. Пугающее состояние.

– Тадеуш! – кричит Америго – Пора.

От звука этого имени я вздрагиваю. Не тот ли самый это Тадеуш, что заставил Якуба покинуть аэропорт? На складе появляется огромный толстяк в черном пальто. У него густая борода и забавная шляпа. Передвигается он с трудом, напоминая хорошо откормленную утку. Выглядит точь-в–точь, как на рисунке, который сделал уборщик. Идеальное сходство. В его руке я вижу клеймо с раскаленной докрасна буквой «А».

– Ты не сделаешь этого! – кричу я. – Подобное слишком даже для тебя, Америго!

Перевожу взгляд на Айлин, которая, поняв, что ее ждет, не может скрыть ужаса. Она не сводит глаз с клейма, ее губы дрожат.

– Нет, – потерянно шепчет она. – Пожалуйста, не надо…

– Меня обижают, твои сомнения в том, что я на это способен. Ты ведь был уверен, что твой брат – чудовище. Что же случилось теперь? – забирая орудие пытки из рук Тадеуша, говорит Америго. Оглядывает Айлин с головы до ног. Свободной рукой убирает волосы от ее лица. – Жалко портить такую красоту…

– Зачем тебе каверкать жизнь тому, кто не имеет к твоим несчастьям никакого отношения? – каждое слово – это подвиг. В горле сухо, язык ворочается с трудом.

– Чувствовать боль, которую причиняют тебе, это одно. С ней можно смириться. Но когда это делают с тем, кто тебе дорог, это хуже любой экзекуции огнем, – оборачиваясь ко мне, поясняет свои действия Кальенте.

– Снимай блузку, – Америго требовательно смотрит на Айлин, и она подчиняется. Оглушенная происходящем, моя подопечная выглядит загнанным зверьком. Хотя изо всех сил старается держаться с достоинством. Расстегивает блузку, быстро стягивает с плеч и бросает ее на пол. Остается в одной тонкой майке и обхватив себя руками, поднимает глаза на своего палача.

– Умница! – хвалит ее Америго. Знаком просит Тадеуша держать ее. Тот заграбастывает хрупкую фигурку Айлин обеими ручищами. Она пытается освободиться, но все ее жесты похожи на движения человека во сне. Неуверенные, неосознанные. Когда каленое железо впивается ей в плечо, Айлин кричит. И этот крик, полный боли и отчаянья, заставляет меня задыхаться от жалости к ней и ненависти к собственной беспомощности. Вместо того чтобы защитить ее, я становлюсь молчаливым соучастником. На секунду ловлю ее потерянный взгляд. В нем нет ни грамма обвинения или злости. Только страх и растерянность, смешанные с недоуменным – почему?

Запах горелого мяса щекочет ноздри. Америго клеймит ее со знанием мастера. Долго, основательно. Так, чтобы ничто не смогло помочь ей избавиться от его метки. Наконец придирчиво осматривает результат своей работы и, довольно улыбаясь, убирает клеймо. Поворачивает голову в мою сторону, смотрит мне в глаза.

– Как ощущения, дорогой брат? По глазам вижу, что готов убить меня, – с нескрываемым торжеством произносит Америго, кладя клеймо на стол.

Тадеуш отпускает Айлин. Девушка без сил падает на пол. Мучитель тут же подскакивает к ней, поднимает, усаживает на стул. Открывает бутылку с водой, подносит к ее губам, заставляя сделать несколько глотков. Она смотрит на него почти с благодарностью, и это коробит меня. Мое сердцебиение с семи ударов падает до четырех. В запасе есть еще полчаса, не больше. А минут, что буду находиться в сознании, и того меньше. Что будет с ней, когда я провалюсь в темноту? Оставит ли он ее в покое?

Айлин проводит рукой по губам, вытирая маленькие капли воды, оставшиеся на коже.

– Тадеуш, исчезни! – бросая взгляд в сторону выхода со склада, командует Америго. – Но прежде вытащи из этого идиота серебро. Не хочу, чтоб он окочурился раньше времени.

Поляк кивает. Медленно подходит ко мне. Неспешно вытаскивает кинжалы из грудной клетки. Аккуратно проводит по ним салфеткой, стирая следы крови, потом убирает их в кожаный чехол. Черт подери, да он педант! Тело снова начинает чувствовать, и боль возвращается. Наконец Тадеуш заканчивает, оставляя всего один кинжал. Тот, что метнула в меня Айлин. Раскачиваясь из стороны в сторону, как корабль на волнах, он направляется к выходу.

– Ну же, приободрись, - говорит мой брат пленнице, беря ее за подбородок и заглядывая ей в глаза. – Сейчас домой пойдешь.

Она смотрит на него пустым взглядом, а потом словно устыдившись чего-то, опускает веки. Берет его за запястье и отводит его руку от своего лица.

– Не прикасайся, – глухо просит она. – Меня тошнит от тебя.

– Какая досада, – с наигранным расстройством говорит Америго, помогая ей подняться на ноги. – А ты мне нравишься, и я не прочь продолжить знакомство.

– Не в этой жизни, – категорично заявляет Айлин, глядя на меня. – Отпусти Зотикуса, пожалуйста. Довольно насилия.

– Как скажешь, леди, – миролюбиво соглашается тот, продолжая с любопытством рассматривать мою подопечную. Быстрым движением привлекает ее к себе и целует ее в губы. Нагло, страстно, бесцеремонно. Айлин пытается оттолкнуть его, ее ладони упираются ему в плечи. Но такое сопротивление для него ничего не значит. На мгновение он отрывается от нее, и я вижу, как он меняется в лице. Его черты искажает ярость. Радужки становятся алыми – выражение высшей степени гнева у вампира. Он толкает Айлин к стене, разрывает на ней майку, и я замираю от увиденного. От правого плеча девушки к животу тянутся два уродливых шрама. Над левой грудью темнеют рубцы, по форме напоминающие перевернутую подкову. Над талией кровоточащая рана от плети.

– Не смей! – выбрасывая вперед руки, с отчаяньем хрипит она, и в ее глазах танцует золотое пламя. Оно слабое, видимое словно сквозь туман, но такое живое, чарующее. И это может значить только одно – мне придётся убить ее очень скоро.

– Америго, не трогай ее! – звуки, тихи и шершавы, царапают мне горло. – Это наши разборки, не впутывай Айлин в них!

Он не обращает на мои слова никакого внимания – слишком занят срывая с нее одежду. Сжимает ее в своих объятиях, рычит словно хищник и мне даже кажется, что я слышу, как хрустят ее ребра. Америго отключил сознание, теперь им управляют только инстинкты, а значит, он в два раза сильнее, чем обычно. Ни один человек не выдержит такой мощи. Он толкает ее на пол. Девушка падает на спину, с ужасом глядя на то, как он расстёгивает джинсы. У меня нет надежды, что ей удастся выжить.